Роман межгорья
Шрифт:
— Не будем, мама, об этом говорить. Ведь теперь и русские не те, что были тогда, и отношение их к узбекам совсем иное. Советская власть прогнала всю эту нечисть и в центре России и у нас. Думаю, что…
Но мать настаивала на своем и не соглашалась с сыном.
— Советская власть прогнала их там, у себя, а сколько за это время убежало оттуда в наши края всяких офицеров и приставов. Тогда они господствовали там, а теперь скрываются здесь, задабривают нас. Разве мы не видим, что делается…
Доля правды была в тревожных материнских
Мать налила Саиду еще свежего кок-чая, разломила на куски испеченную сегодня лепешку. Кроткими, печальными глазами она глядела на сына.
— Хотела бы я рассказать тебе кое-что о Голодной степи. Да ты не веришь старым людям…
Саид посмотрел на мать, пряча улыбку в пиале с чаем. Он догадывался, о чем хочет говорить мать. Об этом говорят все жители кишлаков и особенно в Караташе. Саид-Али не раз слыхал эти пророчества.
— Не пойдет вода по арыку, — говорила мать словами аксакалов. — В прошлом не раз пытались это сделать великие ханы. Даже самый мудрый шах Искендер не сумел победить силы шайтана, и Мирзачуль навеки осталась проклятым аллахом местом на земле. Отдал ее аллах шайтану для гульбища. Не будет там родить хлеб для правоверных. Поэтому туда и вода не идет. Великий хан потратил на это десятки лет, замучил работой тысячи правоверных мусульман. И все понапрасну — когда пустили воду, то, пройдя по арыку половину пути, она понеслась обратно в горы, и провожали ее своим воем шайтаны, превращенные в степных шакалов.
Саид-Али хотел было возразить матери, рассказать ей о том, что это муллы и ишаны распускают ложные слухи, чтобы держать в невежестве людей, но промолчал. Он пришел к матери не для того, чтобы открывать перед ней, старухой, непонятные ей истины.
— Я зашел попрощаться перед дорогой и в последний раз спросить о сестре.
— О Този-хон?
— Да. Я буду в Караташе, может быть, что-либо узнаю о ней, а может…
— Что? Замолчи, Саид-джон! Ты богохульствуешь…
Саида будто кто-то ошпарил кипятком. Его загорелое лицо резко покраснело.
— Мама, я не богохульствую. Я должен отыскать нашу Този-хон и вернуть ее.
Адолят-хон, испугавшаяся при одной только мысли о бедной своей дочери, поднялась с ковра и, опершись о косяк двери, с ужасом глядела на Саида. В ее испуганных глазах светилась борьба чувств — матери и мусульманки.
Почему бы ей на старости лет не увидеть свою единственную и такую несчастную Този-хон?
И все же она глядела на сына как на осужденного самим великим богом и обреченного на погибель.
— Скажи мне, где Този-хон?
— Не смей, оглым! Она самому дамулле мазар Дыхана за грехи родителей в наложницы отдана. Не смей меня, старуху, перед ишанами позорить.
Саид-Али поставил пиалу на поднос и молча поднялся с ковра.
Часы на руке показывали одиннадцать.
Надо было спешить, чтобы завтра пораньше отправиться с комиссией в Голодную степь.
— Ну, мама, я уезжаю. Ждите меня только к весне.
Старуха со страхом подошла к сыну и поцеловала его в голову.
III
Так вот она, Голодная степь!
Проходили века, но в борьбе с людьми она всегда побеждала. Густыми барханами, точно старческими морщинами, покрыто ее огромное чело. На севере в тумане поднимались горы со снежными вершинами, сверкающими на солнце. Там, зажатая в каменистые берега, рычала Кзыл-су, бурно неся свои воды среди скал, пробивая подземные ходы и скрываясь в ущельях. Эта река, будто тешась, вырывается ненадолго из гор и сотнями рукавов орошает долину в той части ее, где стоит обитель мазар Дыхана, а потом снова, соединив их в бурную Дарью, неудержимо несется между горами.
Такова игра природы. Сотни тысяч гектаров земли превратились в Голодную степь, которую летом из-за сильной жары нельзя пересечь из края в край. А Кзыл-су многие века щедро омывает молчаливые ржавые скалы.
Улугбек-хан выбрал самый лучший участок и построил там дворец для ишан-хана Дыхана, который, ссылаясь на то, что он потомок самого Магомета, принуждал правоверных работать на захваченной им земле. Дыхан умер. Столетиями, из поколения в поколение, правоверные почитали мазар Дыхана и безропотно работали на его наследников.
Мазар Дыхана — это княжество в Голодной степи. Для Средней Азии это была Мекка, и кто теперь осмелится перекрыть Кзыл-су, чтобы отобрать у святыни воду для орошения сотен тысяч гектаров Голодной степи?
Но комиссия уже собралась в Уч-Каргале, чтобы выехать утром в степь и тщательно исследовать ее. Государство должно вложить сотни миллионов рублей в строительство оросительной системы, и комиссия окончательно решит, не будут ли напрасно израсходованы эти средства.
Два профессора-агронома, приехавшие из Ташкента со своими помощниками, советовались с дехканами Уч-Кар-гала. Инженеры-строители окружили седовласого старика дехканина, который рассказывал им о всяческих проделках шайтана, не дающего Голодной степи воды.
Отдельно сидели и расхаживали по чайхане инженеры-хлопководы. Дехканин Азизбаев хвастался хорошими урожаями хлопка.
— Пахта джуда яхши[13], как у святого Дыхана. Вся наша беда в том, что нам приходится брать воду из Майли-сая, а там мало ее. Большая часть урожая гибнет от засухи. Курукчилик…
— А в Голодной степи земля такая же или хуже?
— У-уй, джуда-я яхши! Гаммаза яхши йерляр[14].
Наконец подъехал верхом на сером коне Саид-Али. Навстречу ему вышли несколько инженеров и представитель ЦИК Узбекистана Касимов.