Роман на крыше
Шрифт:
Мэлэт скорбно поник головой.
– Я тоже этого опасался, сэр. Как только этот проклятый фараон поднялся на крышу, у меня появилось предчувствие, каких-то неприятностей. Но я буду вам крайне признателен, сэр, если вы, возможно, передумаете. Могу вас уверить, что я совершенно исправился.
– Вот как? Каким же это образом? Не замешана ли тут религия?
– Нет, сэр, любовь.
Можно было подумать, что это слово задело какую-то нежную скрытую струну в сердце Джорджа Финча. С его лица тотчас же сошло выражение озабоченности и тревоги. Он почти с умилением посмотрел на своего слугу.
– Что вы говорите, Мэлэт? Вы влюблены?
–
– Карманная воровка?
– Совершенно верно, сэр. И, между прочим, одна из самых ловких мастериц в этом деле. Она вытащит у вас часы из кармана, а вы готовы будете поклясться, что она и не подходила к вам ближе, чем на три шага. Поверьте, сэр, это почти искусство. Но она обещала мне, что впредь пойдет прямым путем, при условии, что и я буду жить честно. И вот я коплю деньги, чтобы приобрести мебель. А потому я смею надеяться, сэр, что вы, быть может, передумаете. Если я останусь без места, мне придется, пожалуй, вновь приняться за старое.
На лбу Джорджа Финча образовались глубокие морщины.
– Мне бы не следовало этого делать, – задумчиво произнес он.
– Но все же, вы это сделаете, сэр?
– Это только доказывает мою слабость.
– Ничего подобного, сэр, это только доказывает, сколько в вас отзывчивости.
Джордж Финч глубоко задумался.
– Скажите, Мэлэт, сколько времени вы уже служите у меня?
– Ровно месяц, сэр.
– И мои жемчужные запонки еще целы?!
– Все до единой, сэр.
– Ладно, Мэлэт, можете оставаться.
– Крайне вам признателен, сэр.
Снова воцарилось безмолвие. Заходящее солнце посылало последние золотистые лучи на крышу. Близился тот волшебный час, когда люди начинают проникаться доверием друг к другу.
– Любовь замечательная вещь, Мэлэт, – промолвил Джордж Финч.
– Любовь правит миром, сэр.
– Мэлэт!
– Что прикажете, сэр?
– Сказать вам кое-что?
– Если вам будет угодно, сэр!
– Мэлэт! Я тоже люблю!
– Вы меня удивляете, сэр!
– Вы, может-быть, заметили, Мэлэт, что я последнее время стал обращать много внимания на свою внешность?
– О, вовсе нет, сэр!
– И все это объясняется одним и тем же. Я люблю, Мэлэт. Она живет на Семьдесят Девятой улице. Я впервые увидел ее в отеле Плаза, где она завтракала вместе с одной дамой, удивительно похожей на эту… русскую императрицу, Екатерину. Надо полагать, что это ее мать.
– Вполне возможно, сэр!
– Я проследил, где она живет. Я право не знаю, зачем я рассказываю все это вам, Мэлэт?
– Действительно, сэр!
– И с тех пор я много часов провел возле ее дома. Вы знакомы с Семьдесят Девятой улицей, Мэлэт?
– Никогда в жизни там не был, сэр!
– Так вот, видите ли, Мэлэт, это, к счастью, не особенно людная местность, в противном случае меня могли бы арестовать, заподозрив, что я там что-либо высматриваю. До сегодняшнего дня я ни разу не разговаривал с нею, Мэлэт.
– Но сегодня это случилось?
– Да. Вернее, она говорила со мною, Мэлэт. Ее голос напоминает журчание ручейка, пение птиц весной.
– Наверное, очень приятный голос, сэр.
– Небесный, Мэлэт! Единственное подходящее определение. А случилось это так. Я стоял возле подъезда, когда она вдруг вышла из дому с шотландским терьером на привязи. И вдруг ветер снес шляпу с моей
– Понимаю, сэр.
– И эта шляпа, которую вы держите сейчас в руке, и есть та самая, на которую она наступила. Эта самая шляпа!
– И что же потом, сэр?
Она была так ошеломлена, что выпустила терьера, и тот пустился бежать по направлению к Бруклину. Я кинулся в погоню за ним, и мне удалось настигнуть его на Лексингтон Авеню. И снова моя шляпа слетела, и таксомотор переехал через нее. Но поводка я не выпустил и вскоре вернул собаку этой девушке. А она сказала, обратите внимание Мэлэт, – она сказала: «О, как я вам благодарна!»
– Неужели она так и сказала, сэр?
– В точности, Мэлэт. Понимаете, не просто: «Спасибо!» или «О, спасибо!» А: «О, как я вам благодарна!»
Джордж Финч уставился на своего слугу и долго молчал.
– Я думаю, что это очень много говорит, Мэлэт?
– Чрезвычайно много, сэр.
– Если бы она хотела тут же прекратить знакомство, разве бы она стала так горячо благодарить меня?
– Ни в коем случае, сэр.
– Обождите, я еще не все сказал вам. После того как она произнесла: «О, как я вам благодарна», она добавила: «Какой скверный пес, не правда ли?». Вы понимаете, Мэлэт: если бы она сказала просто: «Какой скверный пес», это не имело бы ровно никакого значения. Но тем, что она добавила «Не правда ли?», она позволила мне выразить мое мнение. Она дала мне понять, что ничего не имеет против разговора на эту тему. И знаете, Мэлэт, что я намерен предпринять, как только переоденусь?
– Обедать, сэр?
– Обедать! – негодуя, воскликнул Джордж и даже вздрогнул. – Нет, бывают моменты, когда мысль о пище является оскорблением для всего того, что отличает человека от животного. Как только я переоденусь, – и заметьте, Мэлэт, что я тщательно буду переодеваться; – Я вернусь на Семьдесят Девятую улицу, подойду к ее дому, позвоню, прямиком войду и справлюсь о здоровье терьера. Выражу надежду, что собачка, мол, не пострадала и так далее. Ведь, в конце концов, в этом нет ничего особенного. Элементарная вежливость, ничего больше. Вы должны знать, что эти шотландские терьеры… э-э-э… очень нервные животные, такие деликатные… Как знать, какое впечатление произвело на него подобное переживание? Да, Мэлэт, я так и сделаю. Будьте любезны выутюжить мой костюм так, как никогда еще не утюжили его до сих пор.
– Слушаю, сэр!
– И приготовьте мне на выбор несколько галстуков. Скажем, дюжину.
– Слушаю, сэр.
– Да, скажите, Мэлэт, не приходил сегодня утром мой поставщик «этого самого»?
– Приходил, сэр.
– В таком случае, приготовьте мне стаканчик сода-виски, да покрепче, Мэлэт. Что бы ни случилось сегодня я должен оказаться на высоте!
Спустя несколько минут, когда Джордж Финч сидел на крыше, погруженный в золотые мечты, на крышу вкатились две пятифунтовые гимнастические гири и с грохотом понеслись к ногам юного Ромео, так грубо разбуженного от грез. Вслед за гирями показался мистер Гамильтон Бимиш-на этот раз на четвереньках. Дело в том, что Гамильтон Бимиш, лозунгом которого было, «здоровый дух в здоровом теле», каждый день проделывал в течение получаса гимнастику на открытом воздухе и уже не в первый раз спотыкался о последнюю ступеньку.