Роман о Лондоне
Шрифт:
После этого они стали спускаться с большой осторожностью.
Теперь Репнин шел рядом с Покровским и был удивлен, когда тот, понизив голос, обратился к нему по-русски:
— Не правда ли, странно, князь, эти англичане совершенно отлично от русских воспринимают любовь? Сэр Малькольм прав. Они еще в средние века воспринимали любовь весьма своеобразно. Тристан до смешного предан исключительно своему суверену. И по первому его слову бросает свою так называемую бессмертную любовь, Изольду. Чтобы вместе с другими рыцарями выполнить свой долг. Что, согласитесь, после лунной дорожки, колдовского напитка, уединения с Изольдой и потери самоконтроля выглядит довольно-таки абсурдным?
Генеральша Барсутова, шедшая перед ними, услышав
— Русский на его месте покончил бы с собой! — проговорил Покровский. — Вот что он должен был сделать!
Ее смех оборвался (видимо, она достаточно понимала по-русски), генеральша с тревогой посмотрела на своего зятя, и это не укрылось от Репнина.
— А вообще-то ему следовало и с Изольдой покончить! — прибавил Покровский.
Он остановился в задумчивости. Задержался с ним и Репнин.
Генеральша, слышавшая его последнюю фразу, взяла под руку Ольгу Николаевну, как младшую сестру, и, ускорив шаг, стала спускаться, словно стараясь убежать от какой-то тени, невидимо следующей за ней. Репнин пригляделся к Покровскому, лицо его было нездорового желтого цвета, оно напоминало лики Иисуса на старинных русских иконах, изображающих погребение и положение во гроб без всякой надежды на воскресение.
Между ними двумя — генеральшей и ее зятем — таилось что-то тяжелое и мрачное, что не давало им покоя и неразрывно связывало их. Какими веселыми и беззаботными бывают поездки на море во Франции, подумал Репнин, как шумно располагается публика на песке под пестрыми зонтами, на тростниковых шезлонгах, таких удобных для сидения, какое оживление царит при рассаживании за стол всех этих влюбленных парочек, появляющихся из домиков для переодевания. И над толпой, реет на ветру трехцветный вымпел. В Корнуолле не было ни этих домиков, ни пестрых солнечных зонтиков, ни самих влюбленных пар. Люди лавировали между камнями и купались на мелководье среди камней, не рискуя заплывать в опасные просторы открытого океана. (Хотя купанье здесь доставляло несравненно больше радости, чем в Средиземном море.)
Тем временем сэр Малькольм не без помощи Сорокина, который увел вперед доктора Крылова, его жену и дочку госпожи Петерс, поделил компанию на две половины. Образовав как бы две палаты — верхнюю и нижнюю. При этом предполагалось раздельное купание перед обедом обеих палат и раздельный обед. Разделение проводилось без каких-либо высказанных вслух распоряжений или указаний, однако можно было безошибочно понять: сэр Малькольм поделил их на две группы, из которых одну пригласил на обед, второй же предстояло довольствоваться сухим пайком, привезенным с собой из отеля. Нижней палате от сэра Малькольма не достанется даже по бокалу шампанского.
В нижней палате, вскорости скрывшейся в пещерах, использовавшихся в качестве раздевалок, по наблюдению Репнина, оказались доктор Крылов с женой и Беляев вместе с Сорокиным, который взял на свое попечение дочку госпожи Петерс. Вверху на травянистом пятачке шотландец с помощью шофера госпожи Петерс ставил тент для себя, своей жены, госпожи Петерс и Репнина, а также Покровского и генеральши, тоже приглашенных на обед.
Репнин, недовольный этим делением общества, казавшимся ему несправедливым, оскорбительным и обидным, стал спускаться вниз, к пещерам, откуда доносился женский визг и смех, там на берегу у самой воды группа английских школьниц играла в волейбол. Репнин стащил с себя белые брюки и рубаху и быстро переоделся в черные купальные трусы, которые он носил в кармане. Англичанки, находившиеся в той же пещере, не обратили на него никакого внимания (в Корнуолле никто ни на кого не смотрит при переодевании).
Впрочем, англичанки непревзойденные искусницы в переодевании: сначала под прикрытием полотенца, зажатого в зубах, с них соскальзывают трусики и комбинации, после чего юбки, а потом все под тем же полотенцем натягивается бикини.
Но вот Репнин вышел из пещеры Полифема
Крылов следовал за ними, весь в красно-белую полоску, точно преступник, сбежавший из тюрьмы. Он остановился возле маленькой девочки, строившей песочный замок, и, опустившись на колени прямо в лужу, затекавшую из моря через ее башни, стал ей помогать.
Сверху спускался к морю громадный шотландец, неся на голове надувную резиновую байдарку. Под мышкой у него было зажато весло. Он быстро опустил байдарку в воду на отмели и пустился в открытое море. Под скалой у воды стояли Покровский и генеральша — он в черных купальных трусах, белотелый Иисус Христос, она, тоже в черном костюме и в черных деревянных босоножках на высоких каблуках, своей изумительной обнаженной фигурой напоминала версальских красавиц восемнадцатого века.
Они стояли, глядя вдаль и словно не собираясь входить в воду.
Шофер госпожи Петерс принес им два алюминиевых стульчика с красными сиденьями; они опустились на них и замерли — загадочная, странная чета. Она полулежала на стуле, закрыв глаза, и правой рукой, пропуская его между пальцами, сыпала на Покровского ручеек песка. Оба были неподвижны. «Два манекена!» — подумал Репнин.
Собираясь сделать заплыв, Репнин, избегая компании, сел на отдаленный камень и, подперев голову правой рукой, задумался. Необъяснимо — почему он оказался тут один, без Нади, оставшейся в Лондоне; и, хотя это была, житейская мелочь, обычная при летнем отдыхе, ему все это казалось непередаваемо странным. Почему он здесь? Каким образом согласился он оставить свою жену в больнице, в Лондоне, а самому уехать в такую даль? К чему это все? Разве не лучше было ему остаться там, где он привык находиться, за долгие годы отупев и потому спокойно перенося все, что с ними произошло, все горести и печали. Тут в голову ему угодил мяч, в который играли на берегу молодые, костлявые и веселые англичанки, и он очнулся. Кинул мяч назад, а они, смеясь и извиняясь, благодарили его.
Репнин встал и пошел в воду — к нему по краю пены, оставленной волнами на песке, с другого конца пляжа бежала юная жена сэра Малькольма. Она и правда напоминала сейчас спартанку. Позади нее виднелась байдарка, на которой ее супруг выплывал в открытое море. Издали он был похож на косматого Нептуна, пронзающего воду веслом, точно трезубцем.
Ольга Николаевна, коверкая русский язык, приглашала Репнина вместе плавать. Госпоже Крыловой, конечно же, хотелось бы этого еще больше, ну, а он предпочел бы плавать с генеральшей, но жребий брошен. Ее муж уплыл в море и оставил ее одну. Так неужели князь отвергнет просьбу девочки, брошенной всеми на произвол судьбы? — заливалась она звонким смехом.
И хотя Репнин вовсе не хотел показаться смешным, волочась за молоденькой девушкой, годящейся ему в дочери, женой старика, которому она годилась во внучки, все же он обрадовался ее появлению. Его развеселила ее русская речь, пересыпанная английскими словами. Он вспоминал Надю на острове Принсипи в первый год их брака. Он заметил, что море сегодня немного волнуется, так что, вероятно, было бы благоразумней не заплывать особо далеко. Он плавает средне. Может, не стоит рисковать? Но Ольга схватила его за руку и потащила к морю. Ему нечего беспокоиться — когда она пошла в санитарки, чтобы заработать на хлеб своему отцу, она очень часто плавала, было это на западном берегу Шотландии. Ну, а русскому князю и вообще не пристало пасовать. Она их совсем иначе представляла по рассказам отца.