Роман О Придурках
Шрифт:
ПОДЛЕНЬКИЕ ПЛАНЫ
Впервые за пятьдесят четыре года своего случайного научного существования Лосеву-Рогатову привелось быть полезным. Особенно сейчас, когда ступил и по своим собственным испачканным ботинкам, по знакомому с детства запаху, понял — куда. Теперь он не один, теперь мощная организация за его спиной стоит и взведенным пистолетом в девственный бок ненавязчиво, но ощутимо и больно тычет.
Так и сказали профессору:
— Вы наш человек. Мы с вами как альпинисты в горах, одной веревочкой связаны.
Юлить с ними профессор и не собирался. Во-первых, потому, что вообще юлить не умел. Он и плавал-то плохо. Во-вторых, потому, что страшно.
Они стелют мягко, но веры им… Раздевают догола, в душу с грязными ногами залазят. А для чего, спрашивается? Чтобы тебя получше разглядеть и ну какую помощь, — моральную, там, или материальную оказать, подмогнуть в трудную минуту? Дудки! Жди от них! Ты для них завсегда должон… якобы, во имя Родины, которая — они. И в которой тебе, если ты сам себе… то никто тебе… тем более они…
Пуще всего профессор боялся, а ну как пронюхают, что ему Небритый поручил, и что за верную службу обещал? Нет, не зря он сегодня всю ночь думать пытался.
Вот они что… нашими руками… а если не согласимся, всех по отдельности и каждого в групповухе… по самой строгой 58-й статье… с конфискацией полного довольствия и сладкого удовольствия… или сразу к стенке в самой неудобной позе… без мыла и выходного пособия… И что теперь?… Выхода нет… Или мы им, как они просят… или они нас, как мы не любим…
* * *
За неделю до великого праздника металлургов собрал профессор по частям в одно место своих аспирантов и перво-наперво серьезно с ними о старом заговорил.
— Хватит, молодежь, мелочевкой промышлять, — сказал как отрезал, а чтобы сомнений в его непонятной осведомленности не осталось, уточнил для ясности. — Дороги портить, — прищуренный взгляд на Юльку, — у заводов со счетов деньги тырить, — и Ваську заставил покраснеть, — наркотой липовой торговать, — здесь на полную катушку любимому Лехе перепало. — Это ли настоящая шпионская работа? Одна Наташа у нас человек серьезный, никакого вреда никому не приносит. Старые студенческие работы в Центр переправляет и смело дает…
— И вам тоже, — защитился от очередного возможного нападения Леха.
— Проценты к плану дает! — пояснил для особо тупых профессор. — Не перебивайте, агент Леха. Я так думаю: не для того я вас в ученые готовлю, чтобы потом, когда ваши мелкие пакости раскроются и перерастут в крупные скандалы, краснеть за вас! Пора, юные мои други, серьезным делом заняться.
— Бабушек через дороги переводить? — спросила сердобольная Наташа.
— Нет, в почетные доноры, — пожелал напоить всех своей разбавленной детскими излишествами кровью Васька.
— А вот и не угадали, — заелозил на стуле профессор. —
— В долю? — испугался за свой карман немного жадный Леха.
— Президента чего? Банка? — загорелся охочий до чужих кредитов Васька.
— Концерна? — предположила практичная английская подданная.
— Солнечной Башкирии? — сделала вид, что угадала направление поиска Юлька.
— На кой он нам сдался! Бери выше!
Стали брать выше. У кого на кого фантазии хватило.
— Росэнерго?
— У меня на него аллергия! Еще выше!
— Буша?
— Тьфу на тебя. Его нам ни в жисть не достать.
Устал профессор слушать, подсказать решил.
— Нашего, российского, который летчик, с самолета на горных лыжах и сразу на татами.
— Было бы что стоящее, — разочарованно молвила вторая ровно половина зааспирантуреных агентов женского пола.
— А на фига он нам? — выразила непонимание ровно половина заагентуреных аспирантов мужского пола.
— Возьмем и в подземелье его, в подземелье! — раскололся профессор.
Лосев-Рогатов мерил со своей колокольни. В его маленьком на свободолюбие сознании как-то не помещались такие вольные мысли. П-та великой державы не уважать? 'На фига'! 'Было бы что стоящее'! Как язык в узел от таких слов не завязался, в трубочку не свернулся! Еще недавно, он знает! за такие мысли первую ровно половину бы к пожизненному, а вторую в психушку, на полное государственное довольствие и личное от крепких уколов во все уколительные мягкости удовольствие. Но… приходится делать смиренную мину, придумывать доводы, чтобы убедить эти осколки гнилого во многих местах капитализма пойти на поводу у любимого профессора, идущего на поводу товарища майора и всей родной заботливой кагэбэ.
— А для чего? — разочарованию аспирантов не было предела.
— Мне по блату, специально для такого случая, дали четыре новых темы. Точнее, тема одна, но каждому из четверых ее по-своему разрабатывать. Кто хорошо сделает, тому без защиты ученую степень присвоят.
— Посмертно? — спрятала тонкий нос в лохматую бороду профессора любимая Юлька.
— Чего уж сразу посмертно? — испугался опасной догадливости аспирантов профессор. — Мы же по заданию, не самодеятельностью тут… Вам и на родине этот подвиг зачтется.
— Что за тема такая золотая?
– 'Если бы я встретил П-та России, я бы показал ему!..' Такая вот скользкая тема.
— Это для мальчиков, — разочарованно всплакнула Наташка.
— Ну что вы цепляетесь, — взмолился профессор. — Для вас немного подкорректируем. 'Я показала бы ему!' — так пойдет?
— Пойдет! Нам есть что показать!
— Ну, я вижу, тема уже нравится?
— Сколько листов?
— Каких листов?
— Ну, это, диссертации, чтобы без защиты сразу присвоили?
Этого профессору в кагэбэ не сказали. Как-то упустили из виду, знать, программу действий разрабатывали, равняя исполнителей по себе, без учета высокого интеллектуального уровня подопечных. А они мало что аспиранты, у каждого за плечами еще и разные шпионско-агентурные высшие образования и огородные университеты. Пришлось профессору брать ответственность на себя.