Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Матрёнин Игорь

Отмечу разве что особо один досадный факт – актёры нашего брата-музыканта перепьют. Это «грустно, больно», но, вынужден признать, тут они победили… Видно, заметно тяжелее им, чем нам приходится голышом на коварных подмостках… А стало быть, и возлияния серьёзней и вдумчивей.

Один мой хороший приятель-актёр Денисик Кумохин, кстати, чрезвычайно серьёзный, в смысле поклонения богу Бахусу, мужчина, вынужден подрабатывать душкой-ведущим на разных «быдланских» свадьбах, да детских праздниках. Вот где нужна-то актёрская броня, такое уж, понимаешь, железное перевоплощение, чтобы ничегошеньки не задело болезненное

самолюбие артиста.

«В мгновенья совместного просветления» он и рассказал мне о такой вот «реальной, парняцкой» свадебке, во время которой со стороны «правильных пацанов» не имелось ни малейшей улыбки, ни хоть какой-то крохотной реакции на его «искрящее ведение вечера», как заводилы-тамады. Он выворачивался наизнанку и тщетно ловил вечно ускользающее вдохновение, фонтанировал остротами, в отчаянии отплясывал канкан, и всё без толку! «Законные ребятки» мрачно взирали на почти уже театральное действо и лишь шумно жевали, да синхронно опрокидывали рюмочки. Несчастный Дениска малодушно подумывал уже о самом страшном – о том, что «никогда ещё он не был так близок к провалу». Но после мучительной этой и суровой донельзя женитьбы авторитетные пацаны неторопливо подошли к уставшему и расстроенному актёру и изрекли (тоже абсолютно без каких либо улыбок): «Не, ну ты так, ваще, нормально вёл, будем, если чё, советовать!».

Вот так, одно крохотное слово похвалы для бедного артиста – и он вновь расцвёл, и жив и весел! Оказывается, «правильной братве» всё очень даже приглянулось, просто «авторитетное» положение обязывало их вести себя чуть сдержанней, чем это обычно бывает на балах.

Говоря о пьянстве музыкантов, никак нельзя обойти оскорбительным невниманием самого горького из «Горького города», как пел замечательный Полковник (Царствие ему Небесное) – Володьку Мигутина, того самого, знакомого уже вам Дуню.

Вовка бухал запойно, ровно и по классической схеме – до кондрашки, затем капельница и недолгая завязка. А следом начиналась… «коммерция» – карикатурная торговля монструозными детскими книжками-раскрасками в каких-то диких поликлиниках, где полоумные дети голосят, писаются и пытаются сбежать от ошалевших от почётного материнства и отцовства родителей.

Иногда Володьке крупно везло, и он находил более привилегированные способы заработать на хлеб насущный…

Клавишник Лёха Богданов, или «Богданыч» в миру, совершил ошибку. Душевнейший по природе человек, он зачем-то пригласил давнего приятеля немного потрудиться. И ведь прекрасно знал он его, родимого, как облупленного, уже без малого триста семьдесят пять лет. За эти огненные годы Дуня умудрился всласть пропить даже любимые клавиши Богданыча, чего тот не может простить ему и по сей день. Зачумленная же Дунина гитарка гордой марки «Музима» (цвета «Почти Санбёрст»), взятая Лёхой у растратчика в залог, так и пылится, наверное, у Богданыча в чулане.

Итак, Дуня теперь работал у Богданыча по славному делу копчения рыбы на его личной коптильне, и всё немногое, что принадлежало кругленькому Дуне, пахло этой самой «копчёненькой», словно каким-то пепелищем. Одежда, волосы, руки, половики в его доме, посуда, стены, решительно всё!

Глядь, и появились какие-то деньжатки – наш дядька Богданыч никогда жадным не был. И жить бы Вовану, поживать, да «бобра» наживать, но «коммерческая» жилка не давала покою предприимчивому Вовке!

И он начал жёстко пизд…ть подкопчённую рыбку и пускать её налево. А на ловко обретённые «бабульки» принялся прикупать фирменные дисочки любимого Элиса Купера (диски тоже пахли рыбой и какой-то гарью).

Лёха, конечно же, чувствовал, что «пахучая продукция» стремительно исчезает, словно в какую-то ненасытную бездну, но за руку поймать нашего «пройдоху» никак не удавалось. Богданыч бессильно скрипел зубами, но, как говорится, «де-юре» пока ничего поделать не мог.

Ну а потом всё было, как обыкновенно и случается, если в деле Сам Вовка. Он снова банально забухал и заснул на работе в тёплой компании приглашённого им же напарника-корефана. Рыбка отчаянно жарилась всю ночь и к утру, естественно, превратилась в угли. Вы, наверное, думаете, что дотла сгорела только дневная норма рыбёхи, нет, дорогие мои, это слишком мелко для такого заслуженного деятеля, как Дуня… Он сжёг и коптильню «нах…й», как впоследствии красноречиво поведал мне сам бывший невезучий владелец «рыбного бизнеса».

Конечно же, осиротевший Богданыч немедленно прогнал его, но зачем он вообще связался с этим чудо-человеком Вовкой, вот египетская загадка! Наверное, простодушный Лёха всегда был добрым чуваком и благородно хотел подарить ещё один («последний-последний!») шанс «гибнущему другу». Ну а смекалистый Вован в который раз его толково и «прибыльно» не использовал. Диски Купера, кстати, Дуня вскоре тоже пропил.

Было стародавнее дело, когда Лёшка Богданов снимал с неким приятелем квартирку на двоих, и там, само собой, собиралось всё отребье из близлежащей округи – музыканты, наркоманы и просто забулдыги.

Конечно же, Вовка тоже был тут.

Боганыч с непонятным корешем брали ежевечернюю «литрушку беленькой», жарили по-холостяцки огромную «байду» ароматной картошечки и привычно вскрывали уйму рыбных консервов. На всё это царское угощение тут же слетались и мы – студенты с вечно голодным взором и плохой «Музимой» под мышкой.

Всё барское угощение беспощадно уничтожалось, а затем «интимно» исполнялись «свежесочинённые» песенки, и тут же немедленно производился «критический разбор произведения»: «О!

Вот эта заеб…сь!». Либо: «Не, ху…ня! Хорош, завязывай, скукота какая-то!». Ну или: «Ничё так, только припев-то ты у Билли Джоэла подпиз…ил, а так вполне, вполне!».

Лёха по понятным причинам давно уже Дуню на творческо-алкогольные посиделки не звал. Но Вовка приходил всё равно.

Как-то раз мы привычно сели промочить горло перед плановым «худсоветом», и опытный Богданыч, зная о возможных последствиях Вовкиного загула, наотрез отказался угощать «огненной водой» «предателя и отступника»: «Если ты себя не уважаешь – наливай себе сам, я тебе наливать не стану…».

Дуня был с жутчайшего бодуна… С одной стороны, условие было крайне унизительным, речь шла об Уважении! У пьяниц этот тонкий вопрос стоит весьма остро, как, пожалуй, только у жарких сицилийских мафиози. Вовка горько задумался. Сидел трагически и молча под испытующими взорами музыкантской братии мучительных минуты две… Затем горестно подумал ещё немного, потом ещё чуть-чуть… И налил! И выпил! Полный укоризны взгляд презрительного Богданыча был ему в наказание. Грянул общий гомерический хохот, а громче всех гоготал сам Богданыч!