Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки
Шрифт:
Сколько же весёлых попоек и трогательного невосстановимого общения было в те, «свои времена»! Существовал даже целый язык, подобный «митьковской фене», когда мы со Славиком свободно себе «тёрли», скажем, только фразами из «Места встречи изменить нельзя», и нам вполне хватало! И когда он, словно из тьмы прошлого, прислал мне снова все эти «вы от Евгения Петровича?» и «шлю тебе, Анюта, с ним пламенный привет…», я чуть не разрыдался…
Что-то соплив я стал в последнее время, может, пора уже слегка поработать над собой и включить бывалого циника? Да, пожалуй! Так безобразно раскисать просто непростительно, ведь можно и потерять «братанское» уважение, что чуть было не случилось с легендарным мафиози Тони Сопрано, позорно практиковавшим визиты
Итак! Как-то мы пили всю ночь напролёт – я, наш суровый предводитель Макс и затейник Славик, который отчего-то начал абсолютно все действия и предметы, включая людей и зверей, произносить в каком-то сусальном уменьшительно-ласкательном ключе. Я ржал до колик над всеми этими: «Максимушка, подержи, пиджачишечку! Может ещё по пивчишечку?». И так без конца и умолку. Я был очень доволен и с любопытством ждал каждого нового «неологизму».
Но вот Макс… Он не любил филологии… Он любил женщин. Которых этой ночью он почему-то не наблюдал… Съём явно не клеился, а заплетающиеся языки беспечных гуляк под утро всё меньше и меньше привлекали местных ночных красоток. Наконец, измученный воздержанием Макс решительно скомандовал: «Всё, щас подходим к каким-нибудь толстухам, они уж точно дадут! Прямо при них, демонстративно покупаем гондоны – и ко мне! Чтобы сразу все точки поставить над «и» и разъяснить тёлкам нашу жёсткую позицию!».
Дело было сильно под утро, и мне уже давно ничего не было нужно по части этой экзотической эротики, равно как и хохмачу Славику. Он умилительно улыбнулся Максу и блаженно предложил: «Максимушка, не найдется ещё пару рублишечек, возьмём опять по пивчишечку…». Макс просто взревел: «Да пошел ты на хер со своими словечками, достал уже, идиот!!! Баб нет, утро, бл…ть, скоро, до дому х…й знает сколько пилить! А он…».
«Максимушка, Максимушка, ну что ты! Сейчас берём таксишечку…» – примирительно залопотал Славик, не переставая, тем не менее, продолжать дурить в своём словообразовательном ключе. Я на секунду испугался, что явно расстроенный «секс-фиаско» Макс влепит нашему личному «петросяну» в ухо, но Славик как-то странно испарился и также внезапно материализовался минут через пять, зазывно махая «ручишечками».
Как он, пьяный в дым, умудрился поймать тачку среди ночи в этой пустынной части города, и самое главное, «уболтать» патологически жадного водилу, чтобы тот довёз всю эту шваль бесплатно, не ясно. Но помню только, что даже в машине он продолжал «литературно» хулиганить, извиняясь перед изумлённым собственной щедростью «бомбилой»: «Братишечка, пойми, я – дойду, а вот они – нет! Гошечка с Максимушкой…». Я старался ржать токмо в душе, поскольку дико замерз, и двигать до хаты «пешочечком» мне было уже не зубам.
Сколько же их было, этих маленьких приключений, безумных историй и абсурдных выходок… А вот теперь есть снова Славик, и снова хочется шально жить, записать всю эту забавную чепуху и встретиться хоть ещё разок с добрым моим «корефаном». Да так оно и будет, ты только не пропадай, дорогой мой дружище, пиши мне, пусть и в идиотском этом «контакте», и мы обязательно встретимся в этой жизни, в этой, не в той!
Дуня и гопники
Сегодня почему-то снова вспомнил о Вовке Мигутине, о нашем знаменитом на весь местный андеграунд «Дуне». Чудик без возраста, хоть родом из шестидесятых, в инфантильных кудряшках и таких самопальных татуировках, что обзавидуется сам раздолбай Оззи Осборн. Сладко пропивающий всё, на что падает его беззаботный взор, дурковато поющий «остограммившимся» оперным тенором, он так и стоит у меня перед очами, хитро и как-то по блаженному сбоку заглядывая мне в лицо. Так что-то скучаю я по нему…
Есть такие пёстренькие персонажи на нашем чёрно-белом свете, что являют собой ну просто олицетворение трагикомедии, с элементами мелодрамы и где-то даже буффонады. И все разнообразнейшие неприятности мира наперегонки сбегаются посмотреть на него, человека-проблему.
Случилось это рядовое событие весьма давно, когда неоригинальным манером, подошли как-то к Вовке нешутейно опасные и на редкость мерзкие «гопники». Само собой, вкрадчиво «испросились» средства, потерять кои наш Вовка совершеннейшим образом не хотел. Поэтому преувеличенно громко, явно привлекая внимания спасителей-прохожих, ну или на крайняк, равнодушных ментов, Вован слезливо запричитал: «Эй, пацаны, вы чего, нет денег, совсем нет, ну вы чего, ребята?!».
Многоопытные «гопари», настороженно озираясь, начали хватать бедолагу за рукав куртки и подло тянуть в подворотню, где можно было без опаски «распотрошить бакланчика». При этом они сквозь зубы и полушёпотом, но явно угрожающе приговаривали: «Тихо, тихо, заткнись… Ты чё спектакли устраиваешь?!». Как Вовка отбился тогда, известно лишь его вечно поддатому ангелу-хранителю, но в связи с чудесным спасением, нажрался он тогда «в три звезды» и в аккурат перед нашей «священной» репетицией.
Впрочем, его бухие заплывы на «репу» были делом обычным. Помню, как наш местный Фрэнк Заппа Серега Ретивин заскочил ко мне, чтобы помочь сочинить басовые партии к моим «бессмертным новинкам», а вот педантичный Дуня вновь прибыл в состоянии «экстатического шока». Он истово бренчал что-то дикое, только лишь изредка заезжая в тональность, но понимая в глубине бурлящего подсознания, что неслабо всех подвел, периодически останавливал «импровизацию» и просил зафиксировать свой очередной «удачный» пассаж: «Неп-плохой ход, н-неп-плохой…». И почему-то вот мне, а вовсе не «нетрезвому дарованию» в тысячный раз было жутко стыдно перед великодушным Серёгой…
Необыкновенно «странный и яркий» был состав, когда мы игрывали в формате трио: я «искрометно вокализировал» и стрекотал «на ритме», Вован посильно терзал «соляками» облезлую «музиму», ну а прилежная Иришка бойко шпарила на монструозном чешском басу. Вся эта «инсталляция» поддерживалось «барабашками», вколоченными в самую дешёвую и примитивную «Ямаху».
Играла «самобытная басистка» весьма недурственно и ничего себе, шустро плетя фанковые длинные рисунки. И трогательный Дуня, узнав, что Ражева отваливает из группы, искренне расстроился: «Она что совсем не будет ни с кем играть? Жаль, что она из музыки уходит, хорошо играет, не лажает… В отличие от меня…».
Так забавно было слышать эти наивные «совсем уходит из музыки», ведь это я, так сказать, «самолично» научил её играть на басу, причём «с нуля», и всего-то за пару месяцев. А направлена была эта «педагогическая» акция только лишь на то, чтобы получить «доступ к сердцу» эффектной гитаристки. Ну и после «сближения музыкантских душ», мы могли уже не обманывать никого этим не особо нужным теперь совместным музицированием.
Но возвращаясь к пьяным Дуниным заездам на «свято чтимую репку», расскажу-ка я про ещё один из них. Собственно, до самой репетиции дело и не дошло. Подходя к «точке», я увидел две странные фигуры, которые зависли на каком-то школьном спортснаряде – это были Вовка и Богданыч. Оба они плакали.
Пьяный Дуня лил слёзы по причине оплеухи, которую словил от сурового Лёхи Богданова, что служил у нас тогда клавишником. Трепетная душа Богданыча уже просто не выдержала такого демонстративного неуважения к репетиционному процессу, и он выдал Вовке вульгарным манером по морде. Лёха же горько рыдал, потому что по природе своей был человеком незлобивым и даже гуманным. Ему было очень жаль обалдуя Вовку и вообще, он был неутешно расстроен, что сорвался в пучину жестокости и экзекуций.
Дуня пьяно всхлипывал и заученно по-бабьи приговаривал: «Вы мне всю ж-жизнь испоганили…». Как только до Лёхи дошёл смысл Вовкиных причитаний, он дико захохотал и смог остановиться только через пару часов, когда уже все мы, насосавшись тогдашнего «мыльного» пива, сидели где-то в «питейном» и обсуждали грандиозные планы по захвату мирового музыкального рынка. Лёха, Вовка, дорогие, вы где сейчас?..