Роман с натурщиком
Шрифт:
Там он раздел ее с торопливостью, невольно передавшейся Сирил. Объяснения, извинения — все это могло подождать, а вот закипающая в крови лихорадка — нет. Сирил даже не попыталась помочь Шону раздеться: просто лежала на кровати, разглядывая его гигантскую тень-двойника на освещенной луной стене. Когда пиджак, куртка и брюки были сброшены, тень цивилизованного человека разом превратилась в тень первобытного самца.
Когда же реальный мужчина смутно вырос над ней, Сирил вновь пронзило жуткое предчувствие утраты, но вот его требовательные
Но перед самым апофеозом ослепляющего блаженства Шон неожиданно вернул ее в царство реальности. Остановившись и стиснув в железных тисках ее бедра, не давая ей самой приблизиться к грани, за которой начинается экстаз, он прорычал:
— Не шевелись!
— Но, Шон, это невозможно!
— И все же не шевелись… — стиснув зубы, пробормотал он. — Сперва признайся, что любишь меня и станешь моей женой.
— Шон! — мотая головой, запротестовала она.
— Скажи… скажи то, что я тебе сказал!
— О Боже!.. Шон!.. Да, я люблю тебя!
— И выйдешь за меня замуж!
— Но это чистейшей воды безумие! — закричала Сирил, безуспешно пытаясь вырваться из его рук.
— Все равно скажи. Черт возьми, ты должна сказать это!
— Да, я выйду за тебя замуж, слышишь? Выйду! — сдалась она.
— О-о, Сирил! — выкрикнул он, с силой входя в нее и возносясь из бренного мира к вершинам райского наслаждения.
Сирил проснулась и обнаружила, что по-прежнему лежит в руках Шона. Голова ее покоилась на подъеме его широкого плеча, и ветер играл занавесками в створчатых стеклянных дверях. За ними лежал освещенный лунным светом внутренний дворик.
Осторожно выбравшись из объятий Шона, Сирил быстро набросила на себя его рубашку и тихо вышла в ночь, чувствуя, как шелк щекочет ее поднявшиеся соски.
Выйдя в садик, напоенный запахами жасмина и роз, она прижалась лицом к рукаву рубашки, вбирая в себя мужской аромат Шона. Кто знает, подумала она, доведется ли ей после этой ночи еще раз причаститься к этому сладострастному, возбуждающему благоуханию?
Однако когда запах стал еще ощутимее, Сирил резко подняла голову. Она смотрела в небо, но все ее чувства были настолько обострены в эту жаркую ночь, что она не глядя ощутила приближение Шона. Его теплые руки безмолвно обвили ее талию, и она ничуточки не испугалась.
— Завидуешь звездам?
— Нет… считаю, сколько их упадет.
— И они упадут на эту ужасную землю, — качнул он головой и поцеловал Сирил в макушку. — Но что касается нас двоих, то я настроен более чем радужно. Я так нестерпимо тебя люблю, что в любую секунду могу улететь в небо как ракета, так что держи крепче!
По щекам Сирил, прокладывая дорожку, поползли две горячие слезы. Обернувшись, она зарыла мокрое лицо в поросшую курчавой растительностью грудь.
— Ты нечестно взял меня, — пробормотала она, шмыгая
— Знаю, но меня несло. Я уж совсем отчаялся, — честно признался Шон. — Я так люблю тебя — и вдруг испугался, что ты никогда и ничего подобного ко мне не чувствовала и не почувствуешь.
Запрокинув голову, Сирил взглянула в облитое лунным светом лицо и тяжко вздохнула.
— И все-таки мои признания или обещания, называй их как хочешь, были вырваны под сильнейшим нажимом — можно сказать, силой. Я не смогу стать твоей женой, Шон. — Она вывернулась из его внезапно ослабевших рук и не оглядываясь зашагала в спальню.
— Ты же сейчас сама не знаешь, что говоришь, Сирил! Ну скажи: что, ты меня любишь? — потребовал ответа Шон и, пройдя за нею, со звоном закрыл двери и включил лампу-ночник.
— Я сама толком не понимаю, что чувствую к тебе. Полюбить тебя? Нет ничего проще! Даже несмотря на твою пугающе великолепную внешность. Ты такой теплый, такой нежный, такой веселый, такой… Да, наверное. Скорее всего, я действительно люблю тебя.
— Фу, а я на минуту даже смутился! — облегченно вздохнул Шон и попытался снова поймать ее в свои объятия.
— И правильно смутился! — Обернувшись, Сирил уперлась в его грудь рукой, пытаясь сохранить хотя бы минимальную дистанцию — ради своей же безопасности. — Господи, ну почему ты не мог надеть на себя хоть что-нибудь!
Увидев, как Шон ухмыляется, не восприняв ни ее предупреждение, ни ее отстраненность всерьез, Сирил невольно скрипнула зубами.
— Шон, послушай… Может быть, я и люблю тебя, но из того немногого, что мне известно о тебе, я делаю твердый вывод, что наш брак не может состояться по многим причинам.
— По каким же? Назови хоть одну.
— Да хоть дюжину! Например, разница в возрасте, — выпалила она. — Я почти на три года старше тебя. А это значит, что когда мне будет сорок, тебе будет тридцать семь.
— А когда тебе будет семьдесят три, мне будет семьдесят. Боже, какая чудовищная разница! — рассмеялся Шон. — Знаешь, что мой папаша говорил по такому поводу? «Чем старее скрипка, тем сладостнее музыка»!
Одним мановением мизинца разрушив первый довод Сирил, Шон бросился на кровать и лег, закинув ногу на ногу.
Вновь ошеломленная зрелищем его тела, Сирил отвела глаза в сторону и прикусила губу.
— А что скажешь насчет религии? — встрепенулась она. — Если у нас будут дети, они, как буриданов осел, запутаются в расхождении наших конфессий и, чего доброго, вообще вырастут неверующими и аморальными.
— Насчет наших детей ты здорово придумала, Сирил! Да, согласен, тренаж по религиозной части необходим. И тут, я думаю, никаких проблем не будет: если уж мой отец, ярый оранжист-протестант, можно сказать, североирландский ультра, и моя мать, правоверная католичка из Бостона, сумели дать мне какое ни есть религиозное воспитание, то уж мы тем более сумеем сделать это!