Роман с пивом

Римминен Микко

— Ну, так это, спасибо, в общем, — пробормотал он спустя некоторое время. — Вы честные ребята!

Он пожал Хеннинену руку и ушел. Правда, приходил и уходил он уже такое множество раз, что со стороны могло показаться, если, конечно, кто-то наблюдал со стороны, что все это репетиция какой-нибудь мыльной оперы по сценарию очередного никчемного писаки. Но мужик теперь и вправду ушел, на этот раз все прошло даже более аккуратно, во всяком случае ему счастливо удалось избежать столкновения с молодым практикантом. Под конец он обернулся, улыбаясь, помахал рукой и в ту же секунду скрылся за поворотом.

— Нет в мире покоя, — сказал Хеннинен.

— Да, — подтвердил Маршал,

выковыривая грязь из-под ногтей большой медной канцелярской скрепкой, откуда только она взялась — непонятно. Жира таращился куда-то в поднебесье, где-то там открылось еще одно окно, и на улицу вырвались отголоски бурной семейной ссоры. Ссорящиеся, по-видимому, решили, что недовольство может улетучиться само собой через открытое окно.

— Я в общем-то хотел сказать следующее, — начал было Маршал.

— Знаю, — перебил его Жира.

— А я, по крайней мере, догадываюсь, — сказал Хеннинен. — В любом случае я считаю, что начинания следует начинать.

— Однако никогда и ни в чем нельзя быть уверенным до конца, — произнес Жира загадочно-приглушенным голосом, затем поднялся и пошел прочь.

Недалеко от банкомата находился магазин «Тысяча мелочей», где при желании можно было найти все, что угодно: ручки, блокнотики, тетрадки, резинки для трусов, коврики для мышек, настенные часы в виде пивной крышки, коллекции пуха и перьев, таблички с дурацкими надписями «сердце отдаю кухне» или «я на пять минут, вернусь через полчаса», ежики для туалета и губки для посуды, солнечные очки и душевые шторки, держатели для туалетной бумаги в виде гномиков, и гномиков из папье-маше и туалетной бумаги, вообще, всевозможных гномиков обоего пола там имелось великое множество, и даже удивительно, как только работающие там продавщицы не сходили среди них с ума, на витрине же стоял фарфоровый леопард в метр ростом, назвать которого мелочью не позволяли ни его огромные размеры, ни табличка с ценой, хотя, по сути, это был, конечно, очень дешевый магазин.

Туда-то чудак Жира и направился.

~~~

Вылетев из магазина, словно подстреленное животное, все тот же неисправимый чудак Жира пронесся стрелой мимо ларька и телефонной будки прямо к перекрестку, а от него за угол и в гору. Две внезапно затормозившие машины отчаянно сигналили, застыв посреди трамвайных путей. Полная женщина в бело-сине-полосатой униформе появилась в дверях магазина, яростно размахивая руками и крича что-то нечленораздельное по звучанию, но благодаря ярко выраженной эмоциональной окраске вполне понятное по содержанию.

— Смотри-ка, — сказал Хеннинен. — Похоже, она купила контактные линзы.

— Да нет, просто потеряла свои старые очки, а потом обнаружила, что без них видит гораздо лучше.

— И это после десятилетий проверок и испытаний, — сказал Хеннинен и вздохнул так, словно речь шла о неизлечимой болезни близкого родственника.

Продавщица еще некоторое время смотрела по сторонам, а затем направилась прямо к Маршалу и Хеннинену, переставляя ноги так, словно шагала по глубокому снегу. Она подошла и затараторила, что, мол, какого хрена взрослому человеку понадобилось воровать идиотские детские игрушки, и, мол, она, мать вашу, знает, что все вы одного поля ягоды, дни напролет здесь торчите, здоровые, мать вашу, мужики, какого же хрена надо отнимать хлеб у других, можно же и самим что-то заработать, руки, мать вашу, не отвалятся.

Она вся покрылась испариной, и от нее запахло больницей. Однако эти ее словесные образы были несколько тяжелы для восприятия, хотя о работе говорили совсем недавно. К тому же она так грязно ругалась, что просто

противно было слушать.

— Мы с вами полностью солидарны, — сказал Хеннинен.

— А с тем парнем мы вовсе не знакомы, — добавил Маршал, — ну про которого вы спрашивали.

— Угу, и мы бы вам с удовольствием помогли, но, как уже было сказано, мы никогда этого чувака в глаза не видели. Но если мы его где-нибудь увидим, мы обещаем, что обязательно ему скажем, как нехорошо он с вами поступил.

— Одно могу сказать, что побежал он куда-то вон туда, — сказал Маршал и показал куда-то совсем в другую сторону.

Продавщица потрясла головой, и желеобразные массы ее щек безудержно и волнообразно заколыхались. Не прекращая ругани, она плавно развернулась и поплыла обратно в свой магазин. Юни вышел из ларька, встал около столика и, нервно подергивая усиками, проговорил: «Ай-ай». Хеннинен заметил, что это прямо как в детстве, в деревне у бабушки. На светофоре остановилась патрульная машина, в которой сидело два потных полицейских. Ветер зашумел кленовыми кронами. От этого на землю посыпалась органическая грязь разной формы и консистенции, а также длинный кусок кудрявой магнитной ленты.

— С этим идиотом, блин, вечно попадешь в историю, — сказал Хеннинен.

— Много они там стоили, эти кубики?

— Ну, наверное, евро.

— Хотя кто знает, может, ему вдруг срочно понадобился еще и календарь, и пасхальные цыпочки.

— А может, просто захотелось побегать, — сказал Хеннинен. — Надо, пожалуй, пойти его поискать, а то здесь он явно появится еще не скоро.

Забрали продукты с черного хода, поблагодарили и извинились, после чего завернули за угол, пересекли перекресток и стали подниматься в гору. Здесь небольшие терраски располагались одна за другой, предлагая посетителям один и тот же выбор продуктов — кружку пива и пиццу с двумя начинками на выбор, — цена у всех тоже была одинаковая. Обветренные, измученные похмельем и красные, как кумач, лица посетителей были обращены к солнцу, и создавалось впечатление, что все они силятся разглядеть где-то в вышине, под самым потолком, маленький экран телевизора, какой бывает в автобусах или фирменных электричках. В гору устало взбиралась и запыленная фура с российскими номерами. Она выпускала клубы синего дыма и так громко рычала, что заглушала собой все окрестные шумы, а потому вдруг показалось, что наступила тишина.

— Ну что, видно его где? — спросил Хеннинен. Он никак не мог оторвать взгляда от своих ботинок, возможно, это было связано с каким-то временным внутренним кризисом.

— Не видно, — ответил Маршал, перебирая кнопки мобильного телефона, и только сказав, подумал, что вряд ли, тырясь в телефон, его можно вообще заметить. Пришлось остановиться и оглядеться. — He-а, не видно.

Наконец добрались до конца улицы и сразу же повернули налево, в узкий переулок, ведущий еще выше в гору, к Верхнему парку. Там стояло высокое и уродливое серое здание, весь цоколь которого был безнадежно загажен собаками. Несколько желтых подтеков располагались невероятно высоко. Тут же подумалось, что с невинными созданиями такого размера не очень-то хотелось бы вступать в разногласия.

Жира сидел на приступке у двери одного из подъездов, смотрел куда-то в небо и тяжело дышал. На щеках его проступили красные пятна, как при обморожении.

— Ну и гонка, Боже мой, какая гонка! — произнес он, обнаружив, что его наконец-то нашли.

— Мы-то, мать вашу, заметили, — сказал Хеннинен. — Это на наши, мать вашу, головы сыпались камни, летели стрелы, и лилась кипящая смола.

— Надо же, как ты красноречиво охарактеризовал речь этой продавщицы, — заметил Маршал.