Роман с пивом
Шрифт:
— Это ты наверное прав, — произнес Жира. — Пойду-ка я потороплю его там, на кухне.
— Принеси мне еще кружку райского наслаждения, — попросил Маршал, — а то прошлое у меня уже закончилось.
— И мне тоже, — сказал Хеннинен.
— Об этом-то, я, собственно, и подумал, — сказал Жира, — ну да, в общем, опять я подумал, как-то много дум получается. Но, в общем, я подумал, что пиццу можно взять с собой, у них так можно.
— Верно! — воскликнул Хеннинен. — А то мы тут дойдем Бог знает до каких глубин. Ну, оп-оп-оп!
— Какой еще поп?
—
— Жаль, — сказал Хеннинен, — а мне так нравится. Конечно, можно это произнести так, типа, подмигивая. Но вообще-то я просто хотел сказать, что хоп-хоп, давай рви у пиццемена коробку, пока он тарелку не успел испачкать, обычно это помогает придать скорости.
— Ладно, я пошел, — сказал Жира.
Он как-то быстро все там провернул, и пришлось подниматься и уходить. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, но на улице проблема утраты зрения возникла с удвоенной силой, поэтому еще немного постояли и пощурились в дверях. Здесь, в миру, люди, если они, конечно, были людьми, потому что в такой неожиданной ситуации было довольно трудно отнести эти расплывчатые фигуры к какой бы то ни было видовой категории, так вот теперь они представляли собой гораздо более плотные, чем раньше, массы, перемещающиеся в разных направлениях, пешеходные дорожки прямо-таки кишели этой бесформенной теневой неопределенностью.
— Черт возьми, — воскликнул Жира, как только пришли немного в себя и стали спускаться вниз по улице. Из-под мышки у него доносился стремительно набирающий силу запах горелого жира и теплого картона.
— Ё-мое, — сказал Маршал.
— По правде говоря, это давно уже не черт возьми, а бля сука западло.
— Ого, — улыбнулся Хеннинен и весь преисполнился внутренним светом. — Многообещающее начало!
— Нет, ну правда, — сказал Жира и попытался тут же на одном дыхании рассказать что-то очень путаное, во всяком случае, исходя из тех, слов, которые он употреблял, какое-то непредвиденное обстоятельство, по которому ему следовало сегодня вечером ужинать вместе с какой-то не то девушкой, не то женщиной, не то еще с кем-то, а он совсем об этом забыл и вспомнил только сейчас, и теперь его этот факт ни капли не вдохновляет, к тому же, как он заметил в конце, тест на промилле даже на этом этапе уже выглядит довольно внушительно.
— Если кого-то здесь интересует мое мнение, то, на мой взгляд, у тебя определенные проблемы, — сказал Хеннинен.
— К тому же, хотя тут и так без конца одни ктомуже, у меня теперь есть пицца. А еще к тому же ее зовут Марья.
— Не может быть такого имени — Марья, — сказал Маршал.
— Почему нет? — спросил Хеннинен.
— Ну не знаю, но у молодой девушки точно не может, оно какое-то старое.
— А может, и девушка тоже старая, — сказал Хеннинен. — И что тогда?
— Тогда ничего. Просто оно звучит по-книжному, как-то неестественно.
— Да я к тому же еще не знаю, что там у нас выйдет на финише с этой Марьей, — сказал
— В каком, позволь узнать, сериале ты это выцепил? — спросил Хеннинен.
— Тебе, знаешь ли, вообще трудно найти соответствие, — сказал Маршал.
— Да заткнитесь вы оба, прости меня, Господи. Все это как-то глупо, и, наверное, мне стоит вам обо всем рассказать. То есть, собственно, я уже рассказал, не все, конечно, но почти все. В общем, суть в том, что на прошлой неделе случилось непоправимое, то бишь она пригласила меня вечером к себе домой, ну и я решил, что должен показать себя и все такое, и на кой хрен я тогда так решил. Ну и я, значит, накупил всяких там сыров, решил, типа, выпендриться. А они оказались отвратными до невозможности. Ну, сидели мы за столом, таращились, бля, часами на эти сыры, и оба чувствовали себя явно не в своей тарелке, а потом я на фиг собрался и ушел. Я думал, что демонстративно сброшусь тогда с какой-нибудь вышки, но не нашел подходящей.
— Таращились, бля, часами — это вы, конечно, зря, — произнес Хеннинен.
— Спасибо большое. В общем, сегодня мы должны были встретиться, чтобы загладить вину, извиниться за прошлое и все такое.
— Ну так тогда, ээ… хотя лучше я не буду договаривать, — стушевался Маршал.
— Ноги в руки — и вперед.
— Не могу, мне надо подумать, к тому же у меня руки заняты.
— Я могу пойти вместо тебя, — предложил Хеннинен. — Уж я-то не подведу!
— Надо ей позвонить, надо срочно ей позвонить.
— Судя по тону, ты, похоже, всерьез намерен ей позвонить, — сказал Маршал. И тут же, не успев договорить, наткнулся на презрительную ухмылку, она бумерангом вернулась со стороны Жиры, коря и обвиняя, а поэтому пришлось срочно добавить: — Ой-ей-ей. А может, вызовем службу спасения? А то все так сложно. Жизнь, я имею в виду.
— Я позвоню и скажу, что заболел, что ногу сломал, что папаша парализован, ну, что-нибудь…
Разговор приостановился, так как надо было поворачивать за угол, однако путь преградило некое препятствие, затрудняющее дальнейшее движение. Преграда состояла из толпы в несколько десятков человек, они заполонили собой всю улицу, лишь в центре было несколько посвободнее, но, вероятно, именно там и происходило главное действо. Подошли ближе. По большей части это были старушки пенсионного возраста. Приподнявшись на цыпочки, удалось рассмотреть, что в центре находится машина «скорой помощи», а рядом лежит уткнувшаяся носом в асфальт некая фигура, над которой склонились два санитара в белых халатах.
— Обана, это же те самые, что унесли стукнутую старушку с нашего этажа, — сказал Жира.
Маршал заметил стоящих тут же неподалеку одинаковых старушек из магазина и поинтересовался, что произошло.
— Да вот помер, — синхронно ответили старушки.
— Ничего не помер! — крикнул кто-то из стоящих впереди. — Только что пробормотал, мол, оставьте меня в покое!
— Помер не помер, какая разница, а что случилось-то? — спросил Хеннинен.