Романтические приключения Джона Кемпа
Шрифт:
— Эта сволочь про нашего брата что угодно наплетет, — орал Себрайт, хохоча от радости, что я жив. — Померли! Утонули! Га-га-га! Здорово, правда?
— Миссис Вильямс все глаза выплакала, — добавил он, — да и я… — Он уставился вдруг на меня и, толкнув к койке, крикнул: — Садитесь! Да рассказывайте живо, что с вами было? Ведь вы стали старше на десять лет!
Я рассказал ему все, что с нами случилось, и в конце спросил:
— Но надеюсь, что на "Лионе" мы теперь в безопасности?
— О вас болтает весь город, — ответил он.
Оказалось, что смерть дона Бальтасара и наш побег были связаны хитрым О’Брайеном в одно целое.
Ужас и возмущение в городе не поддавались описанию. Лучшие семьи надели траур. В кафедральном соборе служили ежедневно заупокойные мессы. На днях по дороге в собор О’Брайену передали о нашей мнимой смерти — и он разрыдался во время мессы так, что его пришлось увести. Но и дела самого О’Брайена шли неважно. С тех пор как он пытался оправдать население Рио-Медио, разгромившее лодки адмирала Роулея, тем, что они, мол, приняли адмиральские лодки за мексиканских пиратов, с тех самых пор в высших сферах к нему стали относиться с подозрением. В Рио-Медио был послан карательный отряд "и, наверно, лугареньос схватят насморк, прячась в сыром лесу", добавил Себрайт.
В тот же миг открылся люк
Адмирал Роулей ждал исхода этой карательной экспедиции. Однажды он уже вернулся домой обесславленным — и теперь хотел загладить свой промах.
— И главное, — рассказывал Себрайт, — он жаждет поймать знаменитого Николса. А кто такой Николс? Где он? Говорят, что он уже месяцев шесть сидит в гаванской тюрьме, другие брешут, что именно Николс убил старого дона и увез сеньориту. По-ихнему выходит, что вы — Николс. А где он на самом деле? Каждого можно считать Николсом. Кто его видел? Я даже сомневаюсь, что он существует.
— Но я знаю, что он существовал, — заметил я, — и был вторым штурманом на "Темзе", и очевидно потом два года жил в Рио-Медио и исчез после этой несчастной истории с адмиральскими лодками.
— Словом, О’Брайен-то знает, где его искать. Но он ведет хитрую игру! Недавно вот явился сюда ваш священник из Рио-Медио, хотел что-то рассказать — да ему не дали. Епископ, по научению О’Брайена, сослал его в дальний монастырь — вот и все.
Я вздохнул о бедном отце Антонио. Он, наверно, хотел спасти меня от подозрений в убийстве старика и насильственном похищении Серафины, — и так попался!
— Весь город просто кишит слухами об этом "ужасном деле". Все бегают смотреть на "вещественные доказательства" в залу суда, а там знаете что лежит на столе? Старая шаль, которую я передал сеньорите от миссис Вильямс, черепаховый гребешок вашей леди, да моя старая кепка — помните, я вам ее одолжил? Меня просто оторопь взяла: лежит эта ерунда под лампадкой, черт их дери совсем, а бабье ходит и вздыхает над старой шалью: "Бедняжка, бедняжка! Погибла во цвете лет! О, этот свирепый, дикий англичанин! Он убил ее!" Ну, не потеха ли?
Очевидно, лугареньос Мануэля тоже были в Гаване — иначе кто же привез эти вещи? Себрайт даже видел их шхуну, но его уверили, что это торговое судно из Порто-Рико, которое все здесь знают.
— Да вы не беспокойтесь, — добавил он. — Эти мерзавцы ни черта вам не могут сделать.
Все было бы в порядке, если б Вильямс был на корабле. Но он уехал в город, и его ждали только назавтра.
— Но разве он ночевать не вернется? — удивился я.
Себрайт покачал головой.
— Нет. Он барыне своей, правда, сказал, что едет на часок по делу, но подмигнул мне, чтоб я ей вечером передал записку, что его задержали в адмиралтействе, и чтоб я еще наврал с три короба. Дело обычное, черт его дери совсем!
Я был потрясен. Подумать только, что из-за гнусных холостяцких привычек мы должны стоять в этом гнезде врагов.
Себрайт попросил меня не возмущаться так громко — "а то миссис услышит!" Что делать — не переменить же капитану шкуру. Он был и остался веселым холостяком по натуре.
— И ведь он очень уважает и любит жену, Кемп. Да, да, не пожимайте плечами: с прошлым не так-то легко расстаться. Вчера вот две его "холостяцкие гнусные привычки", как вы их называете, явились сюда, подплыли на лодке к самому носу — и давай закатывать серенаду. Мы все сидели за ужином, а миссис Вильямс говорит: "Ах, какая грустная мелодия!" — а глаза у нее красные: о вас двоих плакала. Капитан весь побагровел, пот у него так градом и льет: побоялся, чтобы они не приперли на корабль. Я выскочил и еле уговорил их не подыматься — не хотели верить, что с капитаном его жена! А хохотали они, когда отплыли — ужас! Видите, Кемп, какие дела… Мы должны сберегать нашу старушку — чтобы ей никто ничего не смел говорить, а то она помрет с горя.
Я был убит. Может, Вильямс был и в праве повеселиться, но нам-то необходимо было сейчас же вернуть его на корабль. Себрайт знал, где его можно было найти, но кто пойдет за ним? Ему нельзя было ни на секунду отлучиться — вдруг кто-либо явится, — ведь он отвечает за все. Из команды он никого не решался послать. "Ведь они и дороги не найдут, без языка, да и дубины все они порядочные. А кроме того, все винные лавки открыты… Нет, это не пройдет"…
Себрайт потер затылок.
— Придется мне идти, — проворчал он. — Но ведь меня знают, за мной начнется слежка. Удивятся — чего это я бросился искать своего патрона. А ведь сейчас — лучшее время, чтобы уйти из порта спокойно… Ведь сейчас ни одна собака на нас не обратит внимания…
Он не знал, что делать. Вдруг меня осенило:
— Я поеду.
— Вот так черт! — изумился Себрайт. — Неужто поедете?
Я стал горячо уговаривать его. Никто меня не узнает. Платье мое, взятое у Энрико, достаточно чисто и нарядно. Я моту проскользнуть в толпе незамеченным.
Самое главное было увести Серафину от О’Брайена. Я всегда найду возможность удрать с Кубы. Миссис Вильямс позаботится о Серафине, и если я как-нибудь разминусь с Вильямсом и не успею вернуться на судно, — они должны выйти в море возможно скорее, не дожидаясь меня ни в коем случае.
Я стал необычайно красноречив. Одна мысль о возможности уплыть с Серафиной немедленно, почувствовать себя наконец-то вне опасности кружила мне голову. Мне казалось, что я сойду с ума, если меня не отпустят за капитаном. Все тело дрожало от напряжения и возбуждения.
— В конце концов… Что же, — сдался Себрайт.
— Я побегу, скажу ей все! — радостно крикнул я.
— О нет, не делайте этого, — удержал меня умный штурман. — Вы решились окончательно?
— О, да, — ответил я. — Она поймет…