Романтики
Шрифт:
Душенька. Ну, что ты, Варя, полно. Как они могут отнять, ты только подумай…
Варенька. Могут, все могут. Уж если это могли — Сашку украсть, — значит, все могут. Уж лучше бы сразу убили!
Душенька. Перестань. Варька! Нехорошо. Вспомни, что Миша сказал: надо быть твердою… Хочешь капель? Погоди, сейчас.
Входят Ксандра и Михаил, в халате, в туфлях, в ночном колпаке, с подвязанной щекой, но вдохновенный и решительный.
Варенька, Михаил, Душенька и Ксандра.
Варенька. Миша! Миша! Сашку украли!
Михаил. Я так и знал. Экий подлец — этот Дьяков. Ведь это он?
Варенька. Не знаю… Нет, папенька… а, может быть, и он… Все вместе…
Михаил. Да, вместе все против нас. Ну, так и мы будем вместе… Да что ты, Варя? разве ты не знала? Я же тебе говорил, что этим кончится. И хорошо, что так. Тем лучше. Теперь же, по крайней мере, на чистоту — без лжи, без обмана. Война, так война. Не бойся же, девочка, милая, успокойся, не плачь.
Варенька. Ох, Миша, не могу я, не могу, не вынесу…
Душенька сбегает вниз по лестнице.
Душенька (капая в рюмку). Ох, руки трясутся…
Ксандра. Несносная! Только мечешься без толку! Давай сюда. (Накапав, подает Вареньке).
Михаил. Да, друзья мои; вот когда наступила минута решительная. Будем же помнить: дело наше святое, правое, все они — в абсолютной лжи, а мы — в абсолютной истине. Так с Богом же, с Богом вперед! Я начинаю. Душенька, Ксандра, вы тут с нею побудьте, а я к папеньке…
Душенька. Миша. а зубки как?
Михаил (сдернув со щеки повязку). Какие зубки? Я и забыл Все прошло.
Входят Александр Михайлович и Полина Марковна.
Александр Михайлович, Полина Марковна, Варенька, Михаил, Ксандра и Душенька
Александр Михайлович. Что такое? Что за шум?
Варенька. Папенька! Папенька!
Александр Михайлович. Что ты кричишь. Варя? Что случилось?
Варенька. Это вы — Сашку?..
Александр Михайлович. А·а, Сашка. А я думал. Бог знает что, — весь дом всполошили. Ну да, мой друг, я велел увезти Сашку в Луганово. Кажется, беды в этом особенной нет, что ребенка к отцу отправили. Ведь и ты когда-нибудь поедешь туда. Ну, так вот я Сашку вперед и отправил… да что ты, Варя? Ну что ты на меня так смотришь? Что же такое случилось? Я не пойму…
Варенька. Что вы сделали? Что вы сделали?
Александр Михайлович. Не горячись, мой друг, успокойся. Ты вот все говоришь: нельзя отнять сына у матери. А знаешь правило: не делай другому того, чего себе не хочешь. Не хочешь, чтобы у тебя Сашку отняли, — не отнимай его и ты у отца. Или отдай сына, или вернись к мужу.
Варенька. А, вот что! Вот чего вы хотите! Так знайте же, не будет этого, никогда я к нему не вернусь! Замучаете, убьете, а ничего вы со мной не сделаете. Господи! Господи! Ведь это же насильство, тиранство! Ведь это подло, подло, подло!
Александр Михайлович. Варя, это ты мне, отцу своему? (К Михаилу). А ты, сударь, что же молчишь? Вот они, твои уроки. Вот дело рук твоих — любуйся!
Михаил. Я на вас любуюсь, папенька! Варя правду говорит: то, что вы с нею сделали…
Полина Марковна. Молчи. Миша, молчи, не смей!
Михаил. Нет. маменька, довольно я молчал. Я больше не хочу молчать. Я все скажу, и никакие силы в мире не остановят меня. Война так война — только не с ней, а со мною воюйте же — прямо, честно, открыто. Одну уже замучили, а теперь хотите другую. Но я не позволю вам, слышите, не позволю губить ее, убивать! Потому что это убийство, хуже убийства…
Александр Михайлович. Это я отец — убийца?
Михаил. Да, вы.
Александр Михайлович (занося над ним руку). Негодяй!
Михаил. Ну, что ж, бейте! лучше меня, чем ее!
Полина Марковна кидается между ними. Александр Михайлович падает на стул и закрывает лицо руками
Александр Михайлович. Буди воля твоя. Господи! Вот награда за все, вот плоть и кровь моя… Ну, Бог нас с тобою рассудит, Миша. А только помяни мое слово: нехорошо ты кончишь, хуже Робеспьера и Марата, бунтовщиком против всех законов человеческих и будущих. Опомнись же, смирись, пока не поздно…
Михаил. Нет. папенька, полно! Довольно я смирялся…
Александр Михайлович. Не хочешь?
Михаил. Не хочу!
Александр Михайлович (вставая и подымая руки торжественно). Ну, так я не хочу за тебя отвечать непослушный сын! Вон из дому моего, и чтоб ноги твоей здесь больше не было…
Полина Марковна одной рукой зажимает ему рот, другой уводит к двери.
Полина Марковна. Перестань! Перестань! Молчи! Пойдем!
Александр Михайлович и Полина Марковна уходят.
Варенька сидит, опустив голову на руки, застывшая, как мертвая. Ксандра стоит у окна неподвижно и смотрит на небо. Душенька, забившись в угол, плачет. Михаил бледен, но по-прежнему бодр и решителен.
Михаил. Ну, девочки, плакать некогда — надо действовать. Варя, можешь меня выслушать?
Варенька. Могу. Миша. Видишь, я спокойна. Говори.
Михаил. Ну. так слушайте, друзья. Вот мой план. Нам с Варей здесь оставаться нельзя ни минуты… Который час?
Ксандра. Третий…
Михаил. Времени довольно. Подождем, пока все в доме улягутся — тогда бежать. Сначала в Луганово, за Сашкою, а потом в Козицыно, к тетке, а оттуда прямо в Петербург и морем за границу, в Берлин. Я уже написал Краевскому, [27] чтобы каюту взял на первом пароходе в Любек.
27
Краевский Андрей Александрович (1810–1889) — журналист.
Варенька. А как же деньги, паспорт?
Михаил. Паспорт у Дьякова вытребуем, а деньги… У тебя сколько?
Варенька. Ничего.
Михаил. У меня полторы. Да, маловато. А у Дьякова не возьмешь?
Варенька. Что ты, Миша, взять и бежать? Украсть?
Михаил. Ну, положим. Я бы того… А. впрочем… черт с ним! Где-нибудь перехватим. Только бы вырваться. А может быть и без денег насидимся, в бедности, в голоде, в холоде… Ты не боишься. Варя?
Варенька. Нет, милый, ничего я с тобой не боюсь.