Романы в стенограмме (сборник)

Штритматтер Эрвин

За час до полуночи мой гневливый сосед стал делать перерывы в работе и постепенно удлинять их. В полночь взбалмошный сын теплых воздушных потоков убрался наконец восвояси, оставив за окном черную дыру тишины. Тишина угнетающе подействовала на меня. Мне казалось, что тяжелые тучи без сопротивления трудолюбивого ветра рухнут на землю и задавят все живое.

Немного погодя, я уже смеялся над своими опасениями, бичом сосредоточенности заставил себя вернуться к рукописи и забыть о ветре, о небе и земле.

На рассвете я перечитал все написанное за ночь, и из моей рукописи выступил человек (литературоведы называют это «образ»), о котором я, до того как налетел ветер, понятия не имел.

Лысухи

Когда

белохвостый орлан долго не прилетает и вода, казалось бы, спокойно плещется о камыш, я смотрю, как суетятся лысухи. А может, они рыбы с черным оперением, тысячи лет назад поднявшиеся из хляби и исхлопотавшие себе легкие? Они процеживают воду сквозь клювы, заглатывают то, что в клювах осталось, кормятся, точно рыбы в озере. Над водой им приходится трудновато. Они плавают, но плавают плохо. Летают низко, спотыкаясь и брызгаясь, но зато ныряют очень ловко. В том месте, где они скрылись под водой, они вскоре появляются снова и не дурачат нас наподобие нырков. Они на редкость деятельны и почтенны, впрочем, любят прихорашиваться и благонравно опускают хвосты, а как симпатичны их светло-желтые затылки — неоперенные роговые пластиночки, а может быть, и чешуя из их рыбьей поры. Иной раз клюв лысухи становится пастью. Ждешь упоенного вскрика, а она только бормочет «кюв» или «пиц». Пасть-то пасть, а звуку на грош. Лысухи как будто приговорены к вечному самовосхвалению и на плаву непрестанно кланяются — сами себе.

Березы

Иной раз жители земли, которых мы зовем деревьями, необычайно ясно являют нам свои особенности. Определяется это освещением. Освещение же зависит от времени года, время года — от положения планеты Земля, а положение планеты — от изменений в космосе. Так для всего живущего на земле приходит свой час.

Вчера этот час настал для берез. Столетние деревья росли вдоль разъезженного проселка против мартовского неба, синего, как василек. Снег на полях покрылся настом и отражал солнечный свет. Столетние старухи лицедействовали при верхнем свете и свете рампы, как сказали бы в театре. Их свисающие тонюсенькие ветки шевелились на ветру, их кора, скорее черная и серая, чем белая, покрылась коркой, как лежалое тесто. Эти березы отделяли дорогу от поля. Испокон веков у них было достаточно простора раскидывать ветви, шириться. Они должны были стать раскидистыми из-за восточных ветров, что зимой жестоко трепали их. У каждой березы здесь был свой характер, впрочем нехарактерный для этой породы деревьев.

Другая участь у их сестер. Сбившись в кучку — березовую рощицу — в глубине соснового бора, они растут на берегу озера. Если под соснами темно и сумрачно, то под березками чисто и светло, как в заботливо прибранной комнате, молодые березки стоят словно девушки в белых платьях. Они глядят на озеро, по которому плавают болтливые деревенские гуси, и при каждом порыве ветра перешептываются — точь-в-точь молодые девушки. Под корой у них бурлят все прибывающие соки, и кора весело блестит навстречу дню.

За рощицей над оврагом лежала сломанная ураганом старушка береза. При порывах ветра сучья ее кряхтели. Берестяная одежка обтрепалась и висела клочьям, изнанка их была темной, точно корица, тонкие же ветки все еще блестели. Старуха тянулась к солнцу, как будто надеясь, что все пробуждающий свет с помощью этих прутиков еще раз вернет ее к жизни.

Почему скворцы напомнили мне бабушку

Я услышал их свист. Пятеро скворцов сидели на телевизионной антенне. После долгого перелета из зимнего отечества вид у них был несколько поблекший.

Еще раз выдал снег и пролежал целую неделю. Скворцы укрылись в лесу, но, когда наша собака наелась, они уже были тут как тут и до блеска вычистили ее миску. После обеда они разок-другой попытались задорно свистнуть, но потом втянули головы и опустили крылья, словно сожалея, что обрадовались прежде времени.

Людские мысли летят со скоростью

света или еще быстрее. И не только вширь, ввысь или вглубь, но в будущее и в прошлое: образ действий скворцов напомнил мне бабушку, умершую сорок лет тому назад. Случалось, она пела надтреснутым голосом (отчего ее пение смахивало на йодли) песенку, которую мы, дети, очень любили:

Как дочь короля Каэтана зовут? — Ротраут, красавица Ротраут. Негоже ей прясть и мести со двора. Что делает юная Ротраут с утра? — Охотится, удит. [6]

Текст написал Эдуард Мёрике, но этого мы тогда еще не знали.

Бабушку, отцову мать, приходилось долго упрашивать спеть нам.

— Я когда пою, что-нибудь да случается, — уверяла она.

Как-то тетка потеряла золотое обручальное кольцо после бабушкиного пения, в другой раз, через три недели после того, как бабушка пела, корова отелилась мертвым теленком, в двадцатом году бабушка пела в октябре, в день своего рождения, а в январе следующего года умер дед. Но какая бабушка может не уступить просьбам внуков? Вечером, в день, когда ей исполнилось шестьдесят пять, мы уговорили старушку спеть. Возможно, это стаканчик грога помог нам выманить у нее песню о красавице Ротраут. Раскрасневшись, она пела:

6

Перевод Г. Ратгауза.

Зачем на меня ты, любуясь, глядел? Дружок, поцелуй меня, если ты смел!.. [7]

Наш волчий шпиц, заслышав песню или треньканье мандолины, тотчас же начинал подвывать. Видно, сказывалась природа его предков шакалов, а в день рождения бабушки он счел наш колодезный сруб самым подходящим степным пригорком для своего выступления.

Бабушка запела, шпиц завыл и вспрыгнул на сруб, но увы, крышка была не закрыта, и собачья песня обернулась глухим всплеском.

7

Перевод Г. Ратгауза.

Сестра пошла по воду и обнаружила нашу собаку, плавающую в колодце. Гости опрометью бросились во двор. Мужчины спустили в колодец лестницу, один из моих дядьев слез по ней и за ошейник вытащил наверх мокрого пса.

Бабушка сидела в доме и сквозь слезы бормотала:

— Да разве ж я не говорила?

С этого дня ее уже невозможно было заставить петь. Суеверие украло у нее последнюю песню.

Решение

Было то сухо, то мокро, то ветрено, то тихо, потом потеплело, и вдруг опять настали холода. Как видно, во вселенной затерялся рецепт весны.

Скворцы, которые уже начали собирать прутики и соломинки для будущих гнезд, прервали свою работу и объединились в стаю с родичами из соседних мест. Ближе к полудню вся стая опустилась на остров, поросший кустарником, на посеревшие от мороза лужайки. Тут поднялся шум и гам, прерываемый пронзительным свистом — точь-в-точь толпа оголтелых болельщиков на футбольном матче.

Внезапно настала тишина — скворцы-трехлетки потребовали внимания: «В стае летайте, себя согревайте!» Однако длинноклювая молодежь предлагала податься назад в теплые края, ну хотя бы в Вогезы. «Назад податься — значит поддаться! Ищите мух и червей, где теплей!» — отвечали старые скворцы. Молодые их послушались. Все остались, перерыли лесную землю — она теплее — в поисках червей, наелись, попели немножко и вовремя продолжили свои строительные работы, когда рецепт весны наконец отыскался среди звезд вселенной.