Ромашка для Горыныча
Шрифт:
— Егор, подожди… — прошептала испуганно и упёрлась ладонями ему в грудь.
Он оставил в покое мою шею и уставился на меня тёмным, полным желания взглядом.
— Если скажешь "нет", я остановлюсь, — прошептал он хрипло. — Но, ромашка, я хочу тебя так, что мне просто физически больно.
Я не ответила, только молча смотрела в его глаза, чувствуя, как моё желание, такое же большое, как и его, сменяется жутким неконтролируемым страхом.
Видимо, эти эмоции отразились на моём лице, а, может быть, Горин прочитал их в моих глазах, но после
Сев на водительское место, он облокотился руками на руль и положил на них голову.
— Ромашка… приведи себя в порядок… — сказал тихо. — Если ещё раз на тебя посмотрю… боюсь не сдержаться…
Я тоненько пискнула, села и принялась быстро натягивать одежду. И только когда лязгнул замок куртки, он медленно поднял голову и обернулся ко мне.
— Прости, Сонь, — Егор глядел на меня жадно, собственнически, но темнота из глаз ушла, и сейчас они выглядели практически нормальными. — У меня от тебя крышу сносит, не могу удержаться. Полностью теряю над собой контроль…
— Отвези меня в общагу, пожалуйста, — попросила я, пряча взгляд.
Мне было страшно. А ещё — стыдно! Потому что я сама хотела его не меньше, и чудо, что я вообще очнулась под напором такой яркой и желанной страсти, иначе мой первый раз случился бы в машине, припаркованной во дворе какого-то жилого дома.
Накинув свитер и куртку, Горин завёл машину и медленно вырулил на дорогу.
Мы ехали молча. Не знаю, о чём думал Егор, а вот я… Я думала, что, если он сейчас остановит машину, высадит меня, уедет и никогда больше не подойдёт, я сразу пойму, что никогда не была нужна ему, а эта сладко-ванильная история — лишь плод моей фантазии, и Горин просто хотел закрыть свой гештальт отвергнутого мачо, переспав со мной.
Мне стало так горько от этих мыслей, что я невольно всхлипнула. Егор кинул на меня короткий взгляд и резко припарковался к обочине, вызвав возмущённые сигналы у подрезанных им машин.
Отстегнувшись, Горин навис надо мной, а я отвернулась, давясь слезами, которые текли, несмотря на мои усилия их остановить.
Тёплая ладонь парня скользнула по моей щеке, вынуждая повернуть к нему голову.
— Маленькая, я тебя обидел? — спросил он, тревожно заглядывая мне в глаза. — Прости… Я — дурак! Несдержанный озабоченный идиот!..
Я отрицательно помотала головой, стараясь не встречаться с Егором взглядами, и всхлипнула ещё горше.
— Тогда что?
Я упрямо сжала губы и закрыла лицо ладонями. Егор молча обхватил меня руками, прижимая голову к своей груди. Его пальцы осторожно заскользили по моей спине, и он тихо и быстро зашептал:
— Испугалась? Девочка моя, прости! Я тебя никогда не обижу… Просто не смогу… У меня от тебя крышу сносит напрочь… Как только тебя касаюсь, все мысли выветриваются на хрен. Думаю только о том, какая ты сладкая, нежная, офигительно пахнущая… Чувствую, что ты моя и хочу присвоить, заклеймить, чтобы никто другой никогда… Потому что только моя… только со мной… навсегда!..
Слова
Соната, глупая девочка, юная и наивная, ещё не познавшая этот жестокий мир, верила каждому сказанному слову, каждому нежному жесту, каждому ласковому взгляду. Верила и тонула в розово-ванильной неге первой любви…
Глава 17
В выходные девочки уехали, и Егор, прознавший об этом заранее, просочился ко мне в комнату под предлогом того, что нужно срочно спасать мороженое, иначе оно растает.
— Нужно как можно скорее его съесть! — лукаво улыбаясь, заявил он, вытаскивая из-за пазухи небольшую красивую коробку.
— Заходи, — смеюсь и впускаю его в нашу женскую обитель.
Мы едим вкуснейшее мороженое с дольками свежих фруктов и болтаем обо всём на свете.
— Сейчас капнет!
Егор указывает на кусочек лакомства, опасно свесившегося с ложки, пока я смеюсь над его очередной шуткой.
Быстро сую ложку с рот, но часть мороженого всё же ускользает и стекает по подбородку.
— Промазала! — хохочу и облизываю губы. — М-м-м… как сладко…
А Горин вдруг резко наклоняется вперёд и слизывает с моих губ белую молочную капельку.
Он делает это так неожиданно, что мой смех обрывается. Вздрагиваю и закрываю глаза от прострелившей тело молнии.
— Ты слаще… — шепчет Егор, и я сама не понимаю, как оказываюсь сидящей у него на коленях.
Мои ноги обнимают узкие бёдра, а я цепляюсь за твёрдые напряжённые плечи и плавлюсь от горячих неистовых поцелуев, покрывающих мои губы, щёки и шею.
— Сладкая… крышесносная… невероятная…
Руки торопливо скользят по телу, губы обжигают ключицы, и я каждой клеточкой чувствую их жадные прикосновения. Мы дышим так тяжело, что от нашего дыхания нагревается воздух.
Егор отстраняется всего на мгновенье, и с меня слетает футболка, а спортивный бюстгальтер оказывается задранным до горла.
Я вздрагиваю и выгибаюсь, когда мягкие губы вбирают в себя напряжённый сосок, а немного грубоватые пальцы сжимают и поглаживают мои бёдра.
Тело прошивает острыми иглами, внизу живота всё скручивается и нестерпимо сладко тянет, и я задыхаюсь от неотвратимого желания утолить этот голод.
— Егор… Егор… — шепчу, пытаясь что-то ему сказать, но мысли не формулируются во фразы, и я только жадно хватаю ртом воздух, теряясь в сумбуре мыслей, чувств и ощущений.
Горин впивается в мой открытый рот страстным поцелуем, крепче прижимая меня к себе, и через секунду я чувствую под спиной мягкость шерстяного покрывала.
Ловлю остатки разума, но ничего не могу оттуда выцепить, поэтому хватаюсь за единственное, что ещё хоть как-то плавает на поверхности розового киселя, бывшего когда-то моим мозгом, и шепчу: