Ромашка для Горыныча
Шрифт:
— Да пока она приедет… — бормочу, — столько времени пройдёт. Да и что он мне сделает?
— А мы не будем дожидаться, пока он что-то сделает! — Алина гневно сводит брови на переносице. — И ещё, я Игната попрошу, чтобы он за тобой присмотрел.
— Правильно! — кивает Рита. — Я тоже попрошу… Артёма.
Она немного смущается, но мы не акцентируем на этом внимание. Рита ещё не привыкла, что у неё есть парень, поэтому старается не афишировать свои отношения.
— Не надо никого беспокоить, — беру девчонок за руки и крепко
— В таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть, — не соглашается Алина.
— Да и нам будет спокойнее, — добавляет Рита.
Обнимаю девчонок. У меня самые добрые и хорошие подруги. И пусть у меня нет семьи, с этим уже ничего не поделаешь. А вот за что мне судьба подкинула таких замечательных девчонок, чем я заслужила их дружбу, даже не представляю?..
Глава 14
Вот уже целую неделю моя жизнь идёт своим чередом. С утра учёба, вечером общага. Обычная монотонная жизнь заучки.
В четверг отметили день рождения Алины. Ничего особенного: посидели за чаем с тортом, потом включили музыку и немного потанцевали. А позже Алина упорхнула на свидание с Игнатом и вернулась сияющая и счастливая.
— Вот так и должна жить настоящая студентка! — объявила она с важным видом, ставя в банку розовые розы. — Учёба учёбой, но и о личной жизни забывать нельзя.
Без слов было понятно, кого она имела в виду.
— У меня с личной жизнью всё в порядке! — пискнула Рита, решив принять удар на себя.
Подруга благородно попыталась защитить меня, а я… я просто закрыла глаза и притворилась спящей.
У меня вообще в последние дни складывается впечатление, что всё, что раньше происходило в моей жизни, было странным сюрреалистичным сном.
Вся моя жизнь — детство, школьные годы, смерть мамы, детский дом, деревня — всё какое-то ненастоящее, будто не со мной произошедшее. И только увидев пристальный тяжёлый грозовой взгляд Горина, вдохнув терпкий, с кислинкой, аромат, узнав силу горячих объятий и почувствовав вкус желанного поцелуя, я очнулась.
И сейчас, когда Егора нет рядом, когда я не могу его видеть хотя бы издали и изредка, меня всю корёжит и ломает. Не знаю, не понимаю, что со мной. Я будто бы живу и не живу.
Но это только днём. Ночью всё меняется. Каждый мой сон превращается в странное постыдное откровение.
Во сне я ощущаю горячие, крепкие ладони, скользящие по моему телу, чувственные губы, бесстыдно терзающие мой рот и оставляющие поцелуи на щеках, скулах, шее… Чувствую обжигающие прикосновения, скользящие по телу всё ниже и ниже. Задыхаюсь от непонятной будоражащей реакции собственного тела и беспомощно ловлю губами воздух. В безмолвной мольбе широко распахиваю глаза и вижу тяжёлый манящий взгляд. Он подавляет, завораживает и затягивает, поглощая меня целиком. И голос, до дрожи знакомый, жарко шепчет бессвязные пошлые нежности,
А потом я просыпаюсь. Сердце бьётся как безумное, дыхание срывается, и я долго лежу, невидящим взглядом уставившись в потолок, пытаясь унять творящийся внутри хаос и прийти в себя. Лишь к утру глаза смыкаются, и я проваливаюсь в чёрное тягучее ничто.
Сегодня суббота. Просыпаюсь раньше будильника. На часах восемь, поэтому позволяю себе ещё немного полежать.
Девчонки уже ушли на занятия. На столе заботливо накрыт полотенцем завтрак — бутерброды с колбасой и сыром. Неспешно пью чай и собираюсь в институт.
На улице прохладно, осенний воздух бодрит, наполняя тело лёгкостью. Никуда не торопясь, бреду по дороге, вдыхая терпкий аромат увядающей листвы и сырой земли.
Захожу в институт, сдаю в гардероб куртку и поднимаюсь на второй этаж. В этот момент в кармане вибрирует телефон. Достаю его и читаю сообщение: обычное объявление о наборе в дополнительную факультативную группу. Ничего особенного.
Ставлю телефон на беззвучный, чтобы не пищал на парах, кидаю его в сумочку и бреду по пустому коридору второго этажа.
Непривычно видеть институт таким тихим и безжизненным. Тишина нарушается только моими шагами, гулким эхом отражающимися от светло-бежевых стен и высокого потолка.
Не понимаю, зачем вообще первакам ставят пары в субботу?
Сбоку открывается дверь одной из аудиторий. Едва успеваю заметить неясное движение, как сильные руки уже втягивают меня внутрь. Вскрикиваю от неожиданности, но этот звук тут же глушится ладонью, закрывшей мой рот. А потом на лицо обрушивается град быстрых жалящих поцелуев.
Цепенею, ничего не понимаю, не соображаю.
Поднимаю руки, пытаясь оттолкнуть слишком крепко прижимающееся ко мне тело, но не успеваю. Властные губы скользят к моему уху, и в него горячей волной врывается шёпот. Перемежаясь с обжигающими поцелуями, он обволакивает, поглощает, заставляя задохнуться от нахлынувших эмоций.
— Как ты это делаешь, ромашка?.. Как умудряешься сводить меня с ума?.. Думал, смогу без тебя… Забуду, остыну… Но ты мне мерещишься… везде… И даже во сне не даёшь покоя… Околдовала меня, ведьмочка… Своим запахом… Глазами своими наивными… Не могу ни о чём думать… Никто не нужен… Только ты… Вкусная такая… красивая… невинная… сладкая…
Меня накрывает эффектом дежавю, я будто снова оказываюсь в своём сне.
Руки Горина скользят по моему телу, сжимая до боли, но тут же ласково поглаживая, словно извиняясь. Губы не останавливаются ни на секунду, перемещаясь на шею и оставляя за собой горячие следы, от которых моё тело дрожит и плавится, а рваное дыхание перемешивается с жалкими стонами.
Я уже просто не в силах сопротивляться двум обрушившимся на меня стихиям — бешеной страсти мажора и своим собственным эмоциям.