Ромашка для Горыныча
Шрифт:
Нахожусь в абсолютной нирване и даже не понимаю, как и когда мы выходим из кафе и садимся в припаркованное на стоянке такси.
Мы куда-то едем, но даже спустя время не смогу вспомнить дорогу, потому что Егор, не останавливаясь, покрывает моё лицо поцелуями и шепчет, шепчет, шепчет, какая я вся удивительная, прекрасная, нежная, любимая, излишне самостоятельная и глупенькая Его девочка.
В какой-то момент открываю глаза, ловлю в зеркале заднего вида понимающую улыбку таксиста и снова проваливаюсь в благостное розово-ванильное облако…
В
Мы заходим в лифт, и когда он где-то наверху останавливается, понимаю, что куртка на мне распахнута, а Горин быстро одёргивает мой задранный до шеи свитер и снова куда-то ведёт.
Звенят ключи, Егор открывает тяжёлую металлическую дверь, мы входим в какую-то квартиру, щёлкает замок, и только сейчас прихожу в себя и осознаю, что, кажется, мышеловка захлопнулась.
— Где мы? — испуганно пячусь к выходу и прижимаюсь спиной к спасительной двери.
— У меня дома, — улыбается Егор, в один шаг сокращая расстояние между нами. — То есть, в квартире бабушки.
Паника начинает захлёстывать с головой. Зачем он привёл меня сюда? Знакомить со своей строгой родственницей?
Тогда почему он дышит так тяжело и рвано и смотрит таким тёмным взглядом? И нависает надо мной, не давая спрятаться и убежать от неприкрытого желания, которое читается в каждом его жесте, в каждом вздохе и горит ярким пламенем на дне расширенных зрачков?
— З-з-знакомиться будем? — бледнею и сжимаюсь под пожирающим меня взглядом.
— Бабуля сейчас театре, на премьере, — не сводит с меня глаз Горин, медленно склоняясь к моим губам. — Позже познакомитесь…
Он целует меня, а руки оглаживают моё тело. Мнут, сжимают, залезают под свитер и хозяйничают там вовсю.
Поцелуи сыплются, касаясь губ, лица, переходят к уху и скользят на шею.
Выгибаюсь от пронзившего тело остро-сладкого разряда. Прижимаюсь к Горину и чувствую, насколько сильно он меня хочет. Пугаюсь, дёргаюсь, но вновь уплываю в нирвану от неостанавливающихся ласк.
Меня всю пронзает острыми иглами. Даже мозг, и тот не отключается, жадно впитывая в себя изрядную долю эндорфинов. Мне они сейчас очень нужны, очень!
В одну секунду взлетаю и оказываюсь сначала на руках у Горина, а потом и на большой широкой кровати.
Куда-то уже делась куртка, а следом исчезают сапоги, и слетает тёплый свитер.
Горин не тратит время зря. Он вообще уже голый по пояс. И я целую и глажу его крепкие гладкие плечи, перевитые сухими узлами мышц.
Опьянённый мозг принимает окончательное решение, которое активно поддерживается телом — я тоже хочу Егора! И мне сейчас всё равно, что будет дальше: останемся ли мы вместе, или судьба всё-таки разведёт нас, и чем мне аукнется эта связь. Мне всё равно. Я хочу этого парня!
Пусть счастье не может длиться вечно, и сколько раз в нашей жизни всё поменяется, мы не знаем, но первым мужчиной должен стать
Именно эти, первые, переживания формируют в тебе ожидание и понимание того, что ты будешь хотеть и к чему будешь стремиться в будущих отношениях. Неважно, с кем ты пойдешь по жизни дальше — с ним, твоим первым, или у тебя потом появится кто-то другой. Важно лишь то, что те, другие, уже не запомнятся, а он, твой первый, — навсегда останется в памяти мозга и желаниях тела.
Поэтому сейчас я тянусь к Егору, лаская его, пусть и неумело, но не менее страстно, чем он. И принимаю его горячие, такие желанные ласки.
Не знаю, в какой момент с меня слетают остатки одежды, а Егор нависает надо мной, приподнявшись на руках, и там, внизу, меня касается что-то очень твёрдое и горячее.
Впиваюсь ногтями в плечи парня. Сердце колотится, дышу, будто поднимаюсь на эшафот, и с трудом сглатываю.
Знаю, что сейчас будет.
Столько историй слышала в детдоме, что страх перекрывает всю решимость и напрочь отбивает желание. Потому что девчонки говорили, что первый раз настолько ужасен, что некоторые даже доставали где-то алкоголь и напивались, чтобы лишиться девственности в неадекватном состоянии и потом ничего не помнить.
Широко распахнутыми глазами смотрю на Горина и жалобно всхлипываю. Меня всю трясёт, и даже губы ощутимо дрожат.
— Ты чего испугалась? — шепчет он. — Не надо бояться, малыш. Девочка моя сладкая…
Горин ласково касается моих губ, а я судорожно выдыхаю, разжимаю занемевшие пальцы и веду ладонями по его плечам и груди.
Постепенно поцелуй становится более страстным, горячим. Наши языки переплетаются в стремительном интимном танце, и я сама прижимаюсь к горячему телу, стремясь сократить оставшееся между нами расстояние.
Но Егор не торопится. Отстраняется, опускается ниже и нежно проводит горячим языком по соску. Захватывает его губами, то втягивая его, то отпуская. И я выгибаюсь, с силой вдыхая воздух, а потом судорожно выдыхая от пронзившего всё тело жаркого всполоха.
Снова и снова улетаю в заоблачное ничто, уже не сдерживая рвущиеся из груди стоны.
Оставив в покое мою грудь и вновь захватив рот, Горин жадно меня целует, заставляя сознание отключиться, и одновременно пропускает подо мной руку, крепко прижимая к себе за талию.
А потом я снова чувствую касающуюся меня горячую твердую плоть, и бёдра Егора резко подаются вперёд, а рука, мягко обвивающаяся вокруг талии, вдруг становится капканом, не дающим ни сдвинуться, ни увернуться.
Меня накрывает оглушающей волной боли, и я кричу, выгибаясь назад и царапаю гладкую кожу, отталкивая Егора и пытаясь избавиться от источника боли.
Новый толчок и снова вспышка. Мой крик, и выступившие на глазах слёзы.
Плачу, отталкиваю Егора, но он не сдвигается. И вообще больше не двигается. Замерев, с жадностью смотрит на меня.