Ромен Кальбри
Шрифт:
Жителей поселка охватила тревога — все ждали возвращения моряков с Ньюфаундленда.
Бурная погода продолжалась около трех недель, а затем как-то вечером наступило полное затишье и на суше и на море. Я решил, что буря прекратилась, но, когда за ужином спросил у отца, не поедем ли мы завтра снимать сети, поставленные еще до начала ненастья, он усмехнулся.
— Завтра, — ответил он, — с запада налетит ужасный шквал, потому что солнце село в багровом тумане, на небе слишком много звезд, море стонет, а земля сильно нагрета. Скоро ты увидишь такую бурю, какой еще в жизни не видывал.
Поэтому на следующий день мы не отправились
Вдруг отец, стоявший на крыше «рубки», бросил работу; я вскарабкался к нему. Вдали на сумрачном горизонте показалась небольшая белая точка — плыл какой-то корабль.
— Если они еще целы, то, видно, хотят разбиться, — заметил отец.
Действительно, когда дуют западные ветры, пристать к берегу в Пор-Дье невозможно.
Мы увидели это судно только благодаря случайному просвету на небе; оно тут же мгновенно исчезло из наших глаз. Облака все сгущались, они неслись быстрые, зловещие и клубились, как дым пожара. Казалось, очаг этого пожара находится где-то за линией горизонта.
Мы спустились в деревню. Народ уже бежал к молу, так как всем стало известно, что показалось судно и что оно в опасности.
И вдали, и у наших ног, и направо, и налево — повсюду море превратилось в сплошную клокочущую снежную пену, вода прибывала быстрее обычного, и ее глухой шум, сливаясь с ревом бури, оглушал нас. Облака, несмотря на страшный ветер, нависли так низко и были так тяжелы, что, казалось, давили своей тяжестью на пенистую белую массу. Судно приближалось. Это был бриг, он шел почти без парусов.
— Они поднимают брейд-вымпел, — сказал капитан Уэль, смотревший в подзорную трубу. — Это бриг братьев Леге.
Братья Леге были самыми богатыми судовладельцами в нашем краю.
— Они просят выслать лоцмана.
— Лоцмана! Да разве мыслимо сейчас выйти в море!
Эти слова проговорил сам лоцман — дядюшка Узар. И так как кругом стояли люди, понимающие толк в морском деле, никто ему не возразил. Все знали, что он прав и что выйти в море нельзя.
В это время со стороны деревни показался старший из братьев Леге. Он, по-видимому, не подозревал, с какой неистовой силой дует ветер, и едва завернул за угол последнего дома, как его завертело на месте и отбросило на улицу, словно охапку тряпья. Спотыкаясь, едва удерживаясь на ногах, борясь с ветром, как пловец с волной, он кое-как добрался наконец до береговой насыпи, за которой мы все укрывались. По дороге он потерял свою шляпу, но даже не попытался поймать ее, и тут все сразу поняли, что он сильно взволнован, так как господин Леге славился тем, что никогда ничего не терял.
Через минуту стало известно, что бриг принадлежит ему, что он построен в Байонне, что экипаж состоит из басков, что судно в первый раз вышло в море и не застраховано.
— Плачу двадцать су с бочки, если вы введете судно в гавань! — кричал господин Леге, дергая дядюшку Узара за полу зюйдвески.
— Чтобы ввести бриг, надо сперва выйти в море… — ответил тот.
Волны перекатывались через мол. Ветер сметал на своем пути все: и пену волн, и песок с насыпи, и морские водоросли, и черепицы с крыши сторожевой будки. Рваные облака низко неслись над морем и на фоне снежной пены казались еще чернее.
Когда на бриге поняли, что лоцмана не вышлют, судно повернули вполоборота, пытаясь пока что плыть галсом.
Но такое ожидание грозило им гибелью. Идти же в порт без лоцмана означало верную смерть.
Люди сбегались со всей деревни. В другое время было бы очень забавно смотреть, как ветер сшибает их с ног, толкает и расшвыривает во все стороны. Некоторые женщины даже ложились на землю и пытались ползти вперед на коленях.
Господин Леге все продолжал кричать: «Двадцать су с бочки! Сорок су!» Он бегал взад и вперед, метался из стороны в сторону и мгновенно переходил от просьб к ругательствам.
— Все вы хороши! Лезете в море, когда вас не просят, а когда становится опасно, прячетесь по своим норам!
Ему никто не ответил. Люди качали головой или отворачивались. Тогда он совсем вышел из себя:
— Куда вы все годитесь! Тут триста тысяч пропадают, а вам хоть бы что! Трусы!
Вдруг отец выступил вперед:
— Давайте лодку, я поеду.
— Кальбри, ты храбрец!
— Если Кальбри поедет, то и я с ним! — сказал дядюшка Узар.
— Двадцать су с бочки, я от своего слова не отказываюсь! — закричал господин Леге.
— Ничего нам не надо, — ответил дядюшка Узар. — Мы делаем это не ради вас. Но, если я не вернусь и моя старуха попросит у вас в праздник два су, не откажите ей.
— Кальбри, — воскликнул Леге, — я усыновлю твоего мальчишку!
— Дело сейчас не в том… Нам нужна лодка Госсома.
Всему побережью было известно, что лодка Госсома может идти под парусом в любую погоду.
— Согласен, — сказал Госсом в ответ на обращенные к нему со всех сторон взгляды, — но я даю ее только Кальбри, он должен мне ее вернуть.
Отец схватил меня за руку, и мы пустились бежать к навесу, где лежала вытащенная на берег лодка Госсома; через минуту и паруса и руль были поставлены.
Однако, кроме отца и лоцмана, нужен был третий моряк. Вызвался один из наши родственников. Его пытались отговорить.
— Но ведь Кальбри едет, — отвечал он.
Отец обнял меня и проговорил таким голосом, что я до сих пор его слышу.
— Все может случиться… — сказал он, прижимая меня к себе. — Передай маме, что я ее целую.
Труднее всего было выйти из гавани против ветра.
Рыбаки, тянувшие лодку за канат, не могли сдвинуться с места. Волны сбивали их с ног, они выпускали канат и валились в разные стороны. Конец мола захлестывало волнами, однако было необходимо вывести лодку за мол, чтобы дать ей возможность пойти под парусами. Сторож маяка обмотал вокруг пояса тонкий трос, и, пока рыбаки, тянувшие лодку, с трудом удерживали ее в фарватере, он, согнувшись и держась обеими руками за железные перила парапета, стал медленно продвигаться вперед. Конечно, он не рассчитывал один вывести лодку, которую с трудом тащили сейчас двадцать пять человек. Он хотел только — и это было чрезвычайно трудно — перекинуть трос через бронзовый блок, установленный на конце мола, для того чтобы лодка, получив здесь точку опоры, продолжала двигаться вперед, когда рыбаки начнут тянуть канат в обратном направлении. Три раза сторожа накрывало волной, но для него такие души были не в диковинку: он устоял на ногах, и наконец ему удалось закинуть трос. Лодка начала медленно продвигаться вперед. Она глубоко ныряла, и казалось, что ее вот-вот зальет водой… Но тут вдруг канат ослаб, его отпустили, и лодка вырвалась в море.