Ромен Кальбри
Шрифт:
Но до сих пор мне приходилось управлять только небольшими рыбачьими лодками. Едва я взялся за рулевое колесо, как волны подбросили судно, колесо закружилось, вырвалось у меня из рук и отшвырнуло меня на несколько шагов в сторону.
К счастью, на борту все было приготовлено для борьбы с бурей. Руль был снабжен талями, что давало возможность управлять им, не подвергаясь опасности. Не зная, где я нахожусь, и не представляя себе, какого направления следует держаться, я просто закрепил руль так, чтобы идти с попутным ветром.
У меня осталась одна надежда: встретить какое-нибудь судно. Поэтому я отправился на ют и уселся так, чтобы видеть море вокруг до самого горизонта.
Мне казалось, что ветер понемногу стихает. Наступил день, небо слегка очистилось от туч, и кое-где появились бледно-голубые просветы. Хотя море бушевало по-прежнему, надежда спастись оживала в моей душе. Я плыл так близко от берегов — не может быть, чтобы мне не встретилось какое-нибудь судно!
Не меньше трех часов сидел я, не сводя глаз с моря, но ничего не увидел. Ветер заметно слабел, море успокаивалось, волны уже не громоздились в беспорядке друг на друга, а бежали в определенном направлении, равномерно поднимая и опуская судно и не грозя разнести его в щепки.
Вдруг я заметил белую точку на черном фоне огромного облака, низко нависшего над морем. Точка все росла и росла — это был корабль. Я видел его все яснее, он шел с попутным ветром, то есть в том же направлении, что и «Ориноко».
Я бросился к рулю, чтобы направить свое судно ему наперерез. Но корабль шел на всех парусах, а у меня был только один жалкий кливер, который почти не набирал ветра. Целых полчаса судно все росло на моих глазах. Теперь я мог сосчитать все его паруса, а затем оно постепенно стало уменьшаться.
Я подбежал к колоколу и начал звонить изо всех сил, затем вскочил на защитный заслон и стал смотреть на корабль. Он по-прежнему продолжал свой путь и становился все меньше и меньше. Должно быть, меня не увидели и не услышали…
Какое ужасное разочарование! Больше часа следил я глазами за удаляющимся кораблем. Он все уменьшался и уменьшался, пока не превратился в едва заметную точку и наконец совсем исчез. Снова я остался один в необъятном морском просторе.
Я понял, что увидеть проходящий мимо корабль — еще не значит спастись; необходимо, чтобы этот корабль тоже увидел «Ориноко». Нельзя просто ждать помощи — надо ее подготовить, надо привлечь к себе внимание.
В шкафу, где хранились сигнальные знаки, я разыскал самый большой флаг. Все снасти были порваны, и я вскарабкался с флагом на верхушку марса и укрепил его там. Лезть было очень трудно, потому что судно сильно качало, но, по счастью, я хорошо умел лазить и благополучно спустился вниз, возлагая большие надежды на этот огромный, развевающийся флаг. Он скажет каждому, кто его увидит, что судно терпит бедствие.
Теперь, когда море успокоилось, я больше всего боялся, что вода, протекая в пробоину, затопит судно, но я не замечал, чтобы вода прибывала, и судно как будто не оседало. Однако на случай, если «Ориноко» станет тонуть, я собрал валявшиеся на палубе доски и ящики, прочно скрепил их и соорудил нечто вроде плота.
Близился полдень. Со вчерашнего вечера я ничего не ел и теперь почувствовал сильный голод. Камбуз вместе с мачтами был снесен волнами в море. Я решил спуститься вниз и поискать какой-нибудь еды. Но я долго не решался уйти с палубы. Что, если судно пойдет ко дну в то время, когда я буду внизу? Все же в конце концов голод превозмог страх.
Я спустился вниз, но не сделал и двух шагов, как услыхал чье-то рычание. В ужасе я попятился. Какое-то животное неожиданно прыгнуло на меня и, чуть не сбив с ног, выскочило из каюты. Это оказалась собака капитана, по имени Тюрк, которую забыли на корабле. Тюрк тоже был заперт вроде меня и, выбежав теперь на волю, очутился на палубе первым. Пес повернулся и уставился на меня с недоверием. Но, по-видимому, я ему понравился, потому что он вскоре подошел ко мне, доверчиво вытянув морду. Мы сразу почувствовали себя друзьями. Тюрк тоже был голоден и пошел за мной.
Я отыскал все, что мне было нужно: хлеб, холодную говядину, вино. Быстро схватив то, что попалось под руку, я побежал наверх.
Я был на волоске от смерти и все же ел с большим аппетитом. Тюрк, сидя напротив меня, хватал на лету куски, которые я ему бросал. Теперь мы с ним совсем подружились, и я уже не чувствовал себя таким одиноким. После того как мы поели, пес улегся у моих ног и не отходил от меня. Он следил за мной такими ласковыми глазами, что я не выдержал и поцеловал его.
В капитанской каюте я видел на столе два пистолета и теперь решил пойти за ними. Если появится какое-нибудь судно, я начну стрелять, чтобы привлечь к себе внимание.
Приближался вечер; за весь день на горизонте так и не появилось ни одного паруса. Море было почти спокойно, а ветер совсем утих. «Ориноко» держался хорошо — по-видимому, вода не проникала через пробоину; поэтому я без особого страха ожидал наступления ночи. Мне казалось, что нас отнесло не слишком далеко от берега. Возможно, в ночной темноте я увижу маяк — тогда направлю к нему судно и спасусь.
Наконец совсем стемнело, но мои надежды не оправдались. Одна за другой на небе зажигались звезды, но нигде не было видно маяка.
Вместе с пистолетами я захватил из капитанской каюты ворох одежды. Я постелил ее вместо тюфяка и улегся на ней, но решил всю ночь не спать и следить, не появится ли на горизонте корабль.
Долго лежал я, всматриваясь в темноту, но ничего не мог разглядеть. Тюрк улегся рядом со мною и тотчас же заснул. Ветер совсем стих, судно плавно покачивалось, и казалось, что нам ничто не угрожает. Около одиннадцати часов взошла луна. Море чуть-чуть плескалось, освещенное ее серебристым сиянием. Царившая вокруг тишина, сопенье мирно спящей собаки постепенно успокоили меня, и, несмотря на твердое решение бодрствовать, я незаметно уснул.
Но это затишье на море было обманчиво. На рассвете меня разбудил холодный ветер; облака низко неслись над водой, и море снова начало волноваться.
Ветер быстро свежел. По компасу я определил его направление: он дул с северо-запада. Я повернул судно по ветру и, хотя не знал, где нахожусь, считал, что, двигаясь в этом направлении, мы можем выйти к берегам Нормандии или Бретани.
Через час море уже снова бушевало, как и накануне; «Ориноко» теперь почти не поднимался на волне, и всю его палубу захлестывали волны.