Ромео
Шрифт:
Даже убеждая себя в том, что возбуждаются от побоев и унижения, жертвы Ромео втайне испытывают чувство стыда, собственной никчемности и неполноценности. Как и сам их мучитель. Страдание — вот что связывает их. Причиняющего боль и принимающего ее.
21
Роберт Перри в состоянии комы был
Время близилось к шести. Из полицейского управления примчался Родригес. Вращая глазами, он сделал знак своим коллегам, чтобы те вышли в коридор.
Сара с тревогой посмотрела на детективов.
— Я пойду узнаю, в чем дело, Джон, — сказал Вагнер вставая. — Ты останься с Сарой.
Через минуту Вагнер вернулся.
— Что? — нетерпеливо спросил Аллегро.
Вагнеру явно не хотелось говорить в присутствии Сары.
— Они нашли дневник Мелани? — спросила она.
— Нет. Похоже, они не нашли и ее… сердце.
Сара уставилась на Вагнера, лишившись дара речи.
Аллегро бросил на него беглый взгляд.
— О чем ты?
— Эксперты только что закончили исследование сердца, найденного вместе с телом Эммы. Это не сердце доктора. Другая группа крови.
У Сары было такое чувство, будто из нее самой выкачали кровь. Она едва расслышала, как рявкнул Аллегро: «Так чье же это сердце, черт возьми?»
И тихий ответ Вагнера:
— Понятия не имею.
В половине седьмого вечера Майкл Вагнер вывел Сару на улицу через служебный выход больницы. Она надеялась, что домой ее отвезет Аллегро, но тот получил от шефа приказ дежурить возле Перри, который до сих пор не пришел в сознание, и сделать заявление для прессы — умалчивая, впрочем, о том, что на месте убийства Марголис было обнаружено неопознанное сердце. Этот факт решили не разглашать, до тех пор пока полиция не установит, кому оно принадлежало когда-то.
Сара пыталась добиться от Аллегро разрешения остаться, но тот жестко приказал ей уйти. Он понимал, что ее присутствие в больнице лишь подогреет страсти среди репортеров, которые и без того еще успеют надоесть ей.
— Я вас сначала накормлю, а уж потом отвезу домой, — сказал Вагнер закуривая, пока они шли по дорожке к машине.
Из больницы Сара позвонила Берни, предупредила его, что возвращается к себе, поскольку Перри поймали. Несмотря на мучающие ее сомнения, она очень хотела верить в то, что Роберт Перри и есть Ромео. Что наконец все позади.
— Что бы вам хотелось съесть? — спросил Вагнер.
— Я не голодна, — уныло ответила она.
— Тогда составьте мне компанию. Я умираю с голоду, — сказал он, помогая ей сесть в машину.
Пятнадцать минут спустя они уже сидели за столиком в «Солт энд Пеппер» — баре на Гиари. Вагнер заказал сандвич с яичницей, молочно-шоколадный коктейль и жареный картофель.
— У вас явно нет проблем с холестерином, — сухо
— Молочный коктейль — это для вас.
Она слегка вспылила.
— Если бы я что-нибудь хотела, я бы заказала.
— Играете в голодающего?
Она нахмурилась.
— Ну, я пошутил, Сара. Мне просто хотелось немного развеселить вас. — Он вздохнул. — Похоже, никто из нас не расположен сейчас к веселью.
— Как вы думаете, Майк, он выживет?
— Доктор был весьма оптимистичен.
— Я все думаю о той бедной женщине, которую мы даже не знаем…
— Не думайте, Сара. Ни к чему это.
Кто-то из посетителей опустил монетку в музыкальный автомат, и по залу разлилась мелодия любви. Но у Сары в голове звучала лишь «Голубая рапсодия».
Вагнер достал сигарету, но проходившая мимо официантка указала ему на висевшую на стене табличку «Не курить». Он сердито посмотрел на нее, но тем не менее начал засовывать сигарету обратно в пачку. Сигарета сломалась у него в руке, и он сунул ее в карман.
Сара следила за его нервными, порывистыми движениями.
— Для вас это тоже подобно кошмару.
— Будем надеяться, что с ним покончено.
— Будем надеяться? Что это значит?
— Только то, что я сказал.
— Вы не уверены в том, что это Перри.
— Сейчас мы располагаем вескими уликами против него, но даже их недостаточно, чтобы привести его в суд и гарантировать обвинительный приговор. Конечно, если анализ ДНК даст положительный результат, мы будем на коне. Но это займет несколько недель. Может, и больше. Если только Перри не облегчит нам жизнь своим признанием.
— Как вы выдерживаете, Майк? Такую работу.
Вагнер положил вилку и ложку на салфетку.
— Кто-то же должен ее делать.
— Я серьезно. Вы всегда хотели быть полицейским?
— Не всегда.
— А чем еще вы хотели заниматься?
— Не будете смеяться?
— Неужели я сейчас на это способна?
Он пристально посмотрел на нее.
— Хорошо, я скажу, но только об этом мало кто знает, так что не распространяйтесь особо. Даже Джон не знает.
— Можете быть уверены: вашу тайну я сохраню, — сказала Сара, поднимая правую руку. — Слово скаута.
— Так вот: в детстве — да даже и в колледже — я серьезно думал о карьере певца.
— Певца? Вы поете?
— Ну, вот видите, я же предупреждал.
— Я не хотела выказывать такого удивления, — повинилась она. — Я имела в виду другое: почему же вы не поете? И где вы мечтали петь? В опере? На эстраде?
Он пожал плечами.
— Глупый какой-то разговор.
— Именно этого мне сейчас и хочется: просто сидеть здесь и вести глупые разговоры.
Их взгляды встретились и обменялись пониманием.
— Я пел в капелле школы «Сакраменто». И еще у меня были сольные партии, в паре мюзиклов. Потом, в колледже, у меня была девушка, ее отец владел маленьким ночным клубом. На уик-энды она меня туда возила. Как на гастроли. Однажды в клуб зашел музыкальный агент, он услышал мое пение и предложил мне сотрудничать с ним. Он рассчитывал пропихнуть меня в какой-нибудь клуб в Лас-Вегасе.