Ромео
Шрифт:
Он тянется к бутылке «Перрье-Жуйе», наполняет оба бокала. Рядом с бутылкой лежит разделочный нож из кухни Эммы, в его сверкающем лезвии отражаются мерцающие свечи.
Звонит телефон.
Ты уже не жилец на свете. Я скорблю и радуюсь одновременно.
20
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Берни, когда утром
Она налила себе чашку кофе.
— Как я выгляжу?
— Ужасно.
— А чувствую себя еще хуже.
— Я думаю, — понимающе заметил Берни. — Но это хорошо, что ты все вспомнила, Сара. В конце концов…
Она сердито посмотрела на него.
— Знаешь, какого чувства во мне сейчас в избытке? Злости. Я злюсь на отца. На Ромео. На Джона.
— На Джона?
— Аллегро. И на Майка Вагнера, и на всю их блестящую команду профессионалов.
— Я уверен, что они делают все возможное, Сара…
— Этого не достаточно. Нужны дополнительные усилия. И тут не обойтись без меня. Только я могу раздразнить его, довести до бешенства, так чтобы он уже не мог удовлетвориться своими записочками, леденцами, медальонами. Я должна заставить его крутиться, пусть лезет из кожи вон. Проявит себя во всей красе. В понедельник я опять иду на телевидение. И отныне буду ежедневно появляться на экране. До тех пор пока он не примет мой вызов. Схлестнулись две силы воли, Берни. — Она устремила взгляд в пространство. Как много битв ей еще предстоит выдержать. Сколько счетов предстоит свести. И прежде всего не с Ромео. Другое имя возглавляло список ее противников. Симон Розен.
Полчаса спустя, выйдя из дома, где жил Берни, Сара заметила Корки, который стоял, оперевшись на капот своего автомобиля, и курил. Увидев ее, он бросил сигарету и поздоровался.
— Доброе утро.
Она опасливо огляделась по сторонам. Придет ли день, когда она перестанет дрожать от страха перед преследующими ее монстрами?
— Не волнуйтесь. Все спокойно, — заверил ее Корки. — Даже репортеры еще не вышли на ваш след.
Сара кивнула головой. Она не сомневалась в том, что после очередного ее выступления в «Опасной грани» пресса предпримет еще более активную атаку на нее.
— Вы не подбросите меня, Корки…
— Куда на этот раз?
— В Беркли. В «Бельвиста». Это интернат для инвалидов. Я хочу навестить отца.
Когда через двадцать минут они подъехали к «Бельвиста», Корки предложил ей свои услуги в качестве сопровождающего.
— Нет, спасибо. Это местечко охраняют дай Бог как. Не от непрошеных визитеров, а от чересчур ретивых больных, которые норовят улизнуть. Со мной все будет в порядке, не беспокойтесь.
В порядке. Смелое утверждение.
— Хорошо, я побуду здесь, Сара, — пообещал он, легонько потрепав ее по плечу.
Шарлотта Харрис, старшая медсестра, удивленно посмотрела на Сару,
— Очень сожалею, мисс Розен, но приемные часы лишь с одиннадцати…
— Мне необходимо срочно поговорить с отцом, — непреклонно заявила Сара и продолжила свой путь.
Харрис неотступно следовала за ней.
— Вы, похоже, очень расстроены, мисс Розен. Надеюсь, вы не хотите волновать вашего отца…
— Отчего же? — Сара уже преодолела четыре ступеньки.
— Пожалуйста, мисс Розен. Придите в один…
— Я хочу видеть отца немедленно.
— Но это невозможно.
— Я бы удивилась, если бы это было возможно, — сказала Сара, поднимаясь выше.
— Я вынуждена настаивать, мисс Розен. Ваш отец очень болен.
— Рассказывайте.
Ее грубый ответ ошарашил медсестру.
— Боюсь, мне придется принять меры, мисс Розен. Я запрещаю вам тревожить вашего отца…
— Если я закачу сейчас скандал — а я обещаю, что сделаю это, если вы не отвяжетесь от меня, мисс Харрис, — вот тогда я действительно потревожу не только своего отца, но и всех ваших гостей.
Поджав губы, медсестра наконец ретировалась.
— Вы будете нести полную ответственность за последствия вашего вторжения, мисс Розен.
— Разве все мы не несем ответственности за свои поступки, мисс Харрис?
Войдя в гостиную отцовских апартаментов, Сара застала отца сидящим в любимом кресле у окна, с газетой в руках. Он был в темном костюме, накрахмаленной белой рубашке с дорогими золотыми запонками и пестрым галстуком, в полуботинках из добротной буйволовой кожи. Увидев его в деловом костюме, Сара испытала странное чувство: она словно вернулась в прошлое.
— Я тебе не помешаю?
Он поднял на нее взгляд.
— Она уже пришла?
— Кто?
— Моя первая пациентка. — Он посмотрел на наручные часы «ролекс». — Уже на семь минут опаздывает. — Он медленно поднялся. — Итак, поговорим о трансференции.
— Нет. Нет, твоя пациентка еще не пришла, папа. А пока я хотела поговорить с тобой.
Он прищурился.
— Я вас знаю?
— Это я, Сара. Твоя дочь.
— Моя дочь? — Настороженность сменилась в нем смущением. Он вновь опустился в кресло и уставился на Сару. — Почему ты так рано проснулась, детка? Что-нибудь случилось? Ты не заболела? Скажи мне.
Еле сдерживая слезы, Сара покачала головой.
Он улыбнулся ей, похлопал себя по колену.
— Ты же знаешь, Мелли, что меня нельзя беспокоить во время работы. Впрочем, у меня всегда найдется минутка для маленькой плутовки. Иди, сядь ко мне. Ненадолго.
— Я не Мелли, папа. Я Сара. Мелли умерла. — У Сары пересохло во рту.
Он, казалось, не слышал ее. И продолжал похлопывать себя по бедру.
Сара медленно приблизилась к нему, опустилась на колени возле его кресла.
— Почему, папа? Почему?