Ромео
Шрифт:
Она нахмурилась, разозлившись и на себя, и на полицейских.
— Перейду сразу к делу, — сказал Аллегро, чувствуя, как раскалывается голова после ночного загула. Сначала в баре «Джейкс» и потом у Ди Ди.
— Отлично, — ответила Сара. Тон ее был холодным и бесстрастным. Но ладони оставались влажными. Сложные эмоции, сотканные из страха, горя, злости, вины, не утихали в ней до сих пор.
Аллегро понимающе кивнул головой. Она напряглась. А вдруг он читает мысли? Он хмурился, о чем-то сосредоточенно размышлял. У Сары вновь мелькнула мысль о том, что и у него жизнь не сахар. Ее опять
— У вас нет ни малейшего представления о том, кто мог убить вашу сестру?
Вопрос был естественным в данной ситуации, но, услышав его, она почему-то уставилась на свои руки, с волнением отметив, что они дрожат. Она тут же убрала их с колена, сжала бедрами.
Аллегро повторил свой вопрос, на этот раз более решительно.
Она подняла на него взгляд.
— Вы хотите знать, имею ли я представление о том, кто такой Ромео?
Она с вызовом посмотрела на обоих детективов. Аллегро потер бровь. Вагнер плотно сжал губы. Судя по всему, оба они чувствовали себя неуютно под ее сверлящим взглядом.
— Нет. Ни малейшего представления, — безучастным тоном ответила она на свой вопрос.
— Вчера вы мне сказали, что в разговоре с вами сестра упомянула о свидании в четверг вечером, — гнул свое Аллегро.
— Я говорила и о том, что она не сказала, с кем именно свидание. — Сара уловила нотки раздражения в своем голосе и была уверена, что и от полицейских это не ускользнуло. Не надейтесь, что я раскрою вам это убийство. Это ваша работа. Ваша прямая обязанность. Черт бы вас побрал. Оставьте меня в покое.
Аллегро не сдавался.
— И у вас нет никаких мыслей на этот счет? Кто это мог быть — мужчина, женщина? Она никогда не говорила вам, с кем встречается? Не в тот четверг, а вообще? Может, бывало так, что, нагрянув к ней неожиданно, вы заставали у нее кого-нибудь…
— Я никогда не наведывалась к ней без предупреждения, — резко произнесла она. — У нас были не такие… отношения. Впрочем, мне бы не хотелось возвращаться к обсуждению наших семейных проблем. — Разговор на эту тему был невыносим для нее. И не только сегодня. Она и раньше избегала подобных обсуждений. Они вызывали только отрицательные эмоции. Зловещая карма.
Вагнер приблизился к ней и, наклонившись, заглянул ей в глаза. Казалось, он видит ее насквозь. Сара поежилась под его взглядом. Что такое в этих парнях? Их взгляды — словно рентгеновские лучи.
— Вы считаете, что мы виноваты, мисс Розен?
Наедине Вагнер называл ее Сарой. Сейчас же она была мисс Розен.
— Вы хотите сказать, что я считаю убийцей одного из вас? — выпалила она в ответ, чувствуя себя обманутой, взбешенной, чертовски озлобленной. Отстань от меня, Вагнер. Не впутывай ты меня в это дело. Если же ты думаешь, что можешь меня облапошить, то жестоко ошибаешься.
Вмешался Аллегро.
— Нет. Мы не об этом. Может, вы думаете, что, если бы мы не привлекли вашу сестру к расследованию, она была бы жива сейчас. — В его тоне звучало искреннее сочувствие, и только.
И все-таки Сара чувствовала себя загнанной в угол.
— А вы так не думаете?
— Мне
Честный ответ. Ее это удивило. Она посмотрела ему в глаза. Аллегро не отвел взгляда. Это ее тоже удивило.
Он самоутверждается и получает сексуальное удовлетворение не только от своего вандализма в отношении некоторых женщин, но его также вдохновляет и всеобщий ажиотаж вокруг его кровавых деяний.
7
В воскресенье утром Сара, одетая в черную блузку и темную набивную юбку, в сопровождении пожилого полицейского в униформе вышла из дома и направилась к своей машине, а вездесущая пресса, взяв их в кольцо, выкрикивала вопросы, щелкала фотоаппаратами, фиксировала на видеопленку каждый ее шаг. Какое им было дело до того, что она следовала на похороны убитой сестры?
Когда они подошли к машине, полицейский забеспокоился, что дверца со стороны водителя не заперта.
— Ее так часто взламывают, — равнодушно повела плечом Сара, — что я решила ее не закрывать.
— Напрасно вы так делаете, — пожурил он ее.
Сара кивнула головой, на самом деле не испытывая ни малейшего раскаяния.
— Спасибо, — поблагодарила она, когда полицейский открыл перед ней дверцу, и села за руль.
Полицейский отступил на тротуар и помахал ей рукой.
Она помахала в ответ и проследила за ним взглядом, пока он шел по тротуару в противоположную сторону.
И, только когда она уже потянулась к ключу зажигания, то с ужасом заметила это. На приборной панели. Ярко сверкающее на солнце. Золотое сердце. В точности такое, какое она видела вчера ночью на кошачьем ошейнике. Только теперь это была не бирка, а медальон. Какой безумный, тошнотворный трюк. С негодованием и отвращением она швырнула дешевую побрякушку в отделение для перчаток. С глаз долой — из сердца вон.
Два часа спустя после траурной церемонии Сара стояла у вырытой могилы сестры на маленьком еврейском кладбище на окраине Колма, некрополя, расположенного на юге Сан-Франциско. Сара поймала себя на том, что в столь скорбный момент думает не о чем-нибудь, а об этом отвратительном медальоне в форме сердца. Кто мог подложить его к ней в машину? Тот же псих, который подсунул под дверь письмо? Любитель кошек? Фанат Ромео? Или все это — лишь часть очередного, на этот раз более зловещего, замысла? Что, если за этим стоит сам Сердцеед? Что, если Ромео избрал следующей жертвой ее?
Неудивительно, что эти чудовищные мысли отодвигали на задний план горечь утраты.
Лгунья. Все это лишь отговорки. Как насчет вины, Сара? А? Ты забыла, как втайне мечтала о смерти Мелани?
Не есть ли это исполнение желаний? Как думаешь, Фельдман?
А ты, Ромео? Что думаешь ты? Как ты относишься к исполнению желаний?
Где же скрывается этот злодей? Сара чувствовала, что он где-то рядом — его присутствие было незримым и зловещим, — и почти ощущала, как он смакует свой успех.