Ромейский Квест

Соколов Лев Александрович

– И чего?

– Да ты что? Не видел, что одежду такого цвета могут позволить себе только самые влиятельные люди? Эта ткань стоит в десятки раз дороже золота! Дороже соболей из русских земель! Не будь ты императорским агентом, - тебе бы такую ткань даже подержать в руках не удалось никогда. Мне запретили давать тебе деньги. Но я могу дать тебе ткань.
– про это мне никто ничего не сказал. А главное, ты можешь спокойно носить эту драгоценность на теле. Пояс-то с золотом найдут при любом толковом обыске. Всяк дурак знает, что именно там прячут деньги. Но прощупав штаны, кальсоны могут и не снять.

– Они... правда так дорого стоят?
– Уточнил Федор.

– Дороже всех твоих фантазий.

– Так я... Могу при случае отрезать от них кусочек, и что-то купить?

– Ты что, совсем бум-бум?
– Десмонд постучал по деревянному стеллажу, - кому потом нужны маленькие лоскуты? Тут отдавать целиком. На крайний случай, половиной - из половинок

потом какой-нибудь мастер женский шарф, или ленту в волосы сделает... Эта вещь не для мелких сделок. И я тебе её не для того даю, чтоб ты в таверне мог кружку сивухи заказать. Это - на серьезный случай. Подкупить охранника, коли попадешь в плен, а может, даже перекупить ихнего командира. Или подарок влиятельному вельможе. Сообразил?

– Сообразил.

– Ну, одевай тогда.

Федор оглядел себя, вздохнул, - и начал снимать с себя многочисленную сбрую, в виде ремней сифонов, колчана, пояса... Процесс одевания пурпурного неприкосновенного запаса вышел долгим.

***

Глава девятая.

На следующее утро, после сытого завтрака, слуга - силой императорского повеления - пригласил Федора следовать за ним. Федор быстро оделся в верхнюю одежу, надел оленьи туфли, чтоб не грмыхать по дворцу броне-сапогами, перепоясался мечом, - и воспоследовал. Слуга и привел его в небольшую залу, в западной части дворца, пропустил его в проходе, а сам остался у двери снаружи. Еще не вступив внутрь Федор услышал шум воды. Шаг за порог вынес новоявленного доместика в залу, белого мрамора, с небесно-лазоревыми стеклянными изразцами на стенах и потолке. Журчал же устроенный в центре залы небольшой фонтан с низким бортиком, журчание которого ласкало слух, и упокаивало душу.

Но внимание Федора привлекли не небесной красоты металлические цветы на лазури, не упоительный фонтан, - а двое мужчин, что оказались в комнате раньше его.

Оба были священниками. Первый был, судя по одеже, ромейским прямоучительным-ортодоксальным священником. Его зеленое, цвета темной травы, долгополое одеяние скрывало почти всю фигуру, но не могло скрыть ни высокого роста, ни худобы, ни узких плеч. И лицо у него было худое, со впалыми скулами, чего не могла скрыть - тоже худая, хоть и густая борода. На лбу у него лежала хмуро-задумчивая складка между бровей, похоже, никогда уже и не расправлявшаяся. Волосы его скрывал такой же зеленой ткани клобук. И единственно, что выделялось в его одежде, это большой бронзовый нагрудный крест, свисавший с шеи на цепи. На том кресте был мастерски изображен сам спаситель, претерпевавший муки до вознесения. Второй же поп, был в чужацкой одежде. Его ширококостное, с хорошо надетыми щеками, и вторым подбородком, лицо, щурилось глазами-щеками, которые заплыли, однако скорее не от сытой жизни, а от хитрого разума. Выражение лица святого отца было полно благости, которая Федору показалось несколько постной. Поп сей был одет более цветасто. На ноги его спускалась длинная серая рубаха, с широкой красной оторочкой, на которой были вышиты квадратные кресты, перемежавшиеся символом какой-то завитушки. Поверх же была одета неяркой красной краски накидка, которую так же украшали красные кресты, но уже вышитые каждый на специальном светлом круге. На груди чужацкого попа тоже был крест, но без спасителя, и наложенный на слитую с ним воедино бляху кругляша-медальона. Голову попа украшала круглая шапочка, передняя сторона которой была поднята выше чем остальные, как небольшой утес, на котором среди кругляшей-бляшек тоже был прикреплен металлический крест. В руках у попа был пастуший посох, с верхним концом загнутым в завиток.

Все это Федор уловил своим наметанным военным оком с первого взгляда. А со второго взгляда, углядел он, что оба святых человека попали в комнату не сильно раньше его, и видимо, до того не были знакомы. Ни тот ни другой не воспользовались скамейками у фонтана, не вели беседы, но и не игнорировали друг друга, наоборот, пялились перехлестывая взглядами, теперь перескакивая глазами еще и на Федора. Краем у Федора пробежала мысль, не специально ли всех троих ввели в комнату почти одновременно? В зале было несколько одинаковых дверей, видимо попы попали в зал через них. Федор вспомнил, что ведущий его слуга идучи по дворцу то притормаживал, то ускорялся, перекидываясь короткими безмолвными знаками с другими слугами. Если троих специально ввели в комнату синхронно, то служба у слуг василевса была поставлена не хуже, что выучка лучших отрядов гвардейского войска. Может, даже и лучше. Ведь солдаты в тагме совершают

маневры одновременно, у друг друга на виду, а в от как можно одновременно привести трех людей с разных сторон? Разве только зная маршрут, и помня путь по каждому до секунды.

Первым из троих заговорил чужацкий поп. Пока Федор ворочал в голове свои мысли, он поклонился, сперва другому священнику, а потом Федору, склонив голову так, что это выглядело уважительно, но без потери достоинства, и сказал ласковым мелодичным голосом - Пакс вобискум, - и тут же перейдя на хороший греческий, почти без акцента - мир вам, добрые люди.

Поп отечественного разлива поклонился в ответ, так же оставив второй поклон для Федора.

– С божьей помощью, здравствуйте.

– Здрасте, святые отцы!
– Звучно поздоровался Федор.

Еще мгновение все изучали друг друга, пуская взгляды в разные углы человечьего треугольника.

Наконец, ромейский поп, поразмыслил, шурша длинной одежей, приблизился к Федору, и протянул тому свою руку для благословения. Но Федор хоть и был солдат, не был наивным простачком. Он уже сообразил, что скорее всего два этих попа как раз те, о которых говорил ему император. Значит этот долговязый аспид пред ним, был держателем казны, лишившим Федора благодати финансовой самостоятельности. Целовать после такого поповскую руку Федору совсем не хотелось, - чай не Патриарх до него снизошел. А кроме того, он держал в виду слова императора, что в экспедиции все таки он, Федор будет главным. А как Федор крепко усвоил с младых ногтей по службе, кроме званий существовала и негласная иерархия. Бывало, что в отряде мнение рядового уважаемого бойца значило крепче, чем слово десятника. Бывало, что приказы десятника исполнялись только там, где увильнуть совсем было нельзя, и просить такой десятник мог не больше, а то и меньше, чем спрашивали с него самого вышестоящие. Быстро прокрутив все это, - Федор подхватил протянутую ему вниз ладонью руку и бодро сжал её в сердечном воинском приветствии, - за запястье, да для пущего эффекта еще и энергично тряхнул - пусть поп-то увидит, как Федор встрече с ним радуется.

Хмурая складка на лбу священника еще больше усугубилась. Он непроизвольно тоже схватил запястье Федора, и только после пары потряхиваний отпустил, и убрал руку, машинально обтерев её об рясу. К мимолетному злорадству Федора, однако, притесалось ощущение, - несмотря, что рука священника была узка да костлява, хватка у того была вполне ощутимая. Федору уже приходилось сталкиваться с такими костлявыми, но цепкими, а иногда даже и сильными. Такая сила была не наработанная упражненьем, а природная. Или же наработанная трудом, который не развивал стать, но какие-то части тела - так часто бывало у крестьян. Сутулые от труда, не имеющие красивого постава и лепой округлости мышц, но цепкие будто сами черти что тащат в пекло.

– Позвольте мне представить себя, - тем же ласковым голосом прорек иностранный поп, - я состою при канцелярии папской курии первопрестола его святейшества папы римского. Мое скромное имя - иеромонах30 Окассий.

Поименованный отцом Окассием умолк, и выжидательно глянул на ромейского священника. Федор присоединился.

– Порученец канцелярии первочтимого константинопольского патриарха, - иеромонах Парфений, - отозвался православный священник. Голос у него оказался без присущей коллеге кошачьей мягкости, но тоже напевный, хоть и делал акценты на другой лад.

"Вот странное дело - отметил Федор, - оба монахи. Им бы в монастырях положено сидеть, а они у своих пап в особых поручениях...".

Оба священника теперь воззрились на Федора.

– Из отряда священной особы автократора римской державы, - слово и рука императора, - доместик-протектор Федор.
– Отбил он, старательно проговаривая новое для себя, почетное звание.

Западный священник Окассий еще раз поклонился, обоим наперстникам. После чего все еще несколько мгновений лупали друг на друга глазами. Федор решил, что надо уже брать инициативу на себя, и открыл уже рот, как вдруг, - почти синхронно с его ртом - отворилась еще одна дверь в залу. Федор на всякий случай закрыл рот обратно, и очень вовремя. Потому что через ту дверь вошел, плавно плывя в своем белом с золотыми нашитыми травами одеянье, евнух Игнат. Этот благостный человек, носил звание паракимомена, суть - рядомспальника императора. И как и полагает человеку обличенному такой близостью к телу императора, власть он имел огромнейшую. Федор стукнул себя в левую часть груди старым ромейским военным салютом, и за тем глубоко поклонился. Парфений успел согнуть стан чуть ли не раньше его. Мгновением позже, их примеру последовал иностранец Окассий.