Рони, дочь разбойника
Шрифт:
Тут она увидела, что бадья пуста, и собралась идти по воду к роднику.
– Я догоню тебя, как только разожгу огонь! – крикнул ей вслед Бирк.
Ох, как тяжело тащить к пещере бадью воды! Во всяком случае, одной.
Рони шла узенькой тропинкой вниз по крутому склону, осторожно ступая, чтобы не поскользнуться. Когда тропка вошла в лес, Рони побежала между березками и соснами к лесной полянке, где был родник. Но вдруг остановилась как вкопанная. На камне у самого родника кто-то сидел. И представьте себе, это был Маттис! Да, это был он! Это его черные вьющиеся
Сердце Рони замерло, слезы брызнули из глаз. Она стояла под березой и плакала не таясь. И тут она заметила, что Маттис тоже плачет. Точь-в-точь как в ее сне, – сидит одиноко в лесу и плачет. Он еще не знал, что Рони стоит рядом, но вдруг поднял голову и увидел ее. И тогда он судорожно прижал ладони к глазам. Он был в таком отчаянии, что Рони застала его плачущим, и так беспомощно пытался скрыть слезы, что она не могла на это смотреть. Вскрикнув, побежала к нему и обхватила руками его шею.
– Дитя мое, – шептал он, – дитя мое…
Потом он крикнул громовым голосом:
– Ко мне вернулось мое дитя!
Рони всхлипывала, уткнув лицо в его бороду, а потом спросила:
– Я теперь снова твое дитя, Маттис? Я теперь на самом деле твоя дочь?
И Маттис отвечал сквозь слезы:
– Да. Ты не переставала быть моей дочкой, детка… Моей любимой дочкой, по которой я плакал дни и ночи!… О боже, как я страдал!
Он чуть отстранил ее от себя, чтобы заглянуть ей в лицо, и смиренно спросил:
– Ловиса сказала, что ты вернешься домой, если я тебя сам об этом попрошу. Это так?
Но Рони молчала. В этот миг она увидела Бирка. Он словно застыл среди берез – в лице ни кровинки, а в глазах одна печаль. Невозможно вытерпеть эту печаль.
– Бирк, брат мой, о чем ты думаешь, когда у тебя такое лицо?
– Это так? – переспросил Маттис. – Ты вернешься со мной в замок?
А Рони молчала и, не отрываясь, смотрела на Бирка.
– Бирк, брат мой, ты помнишь водопад?
– Пойдем, дочь, нам пора, – сказал Маттис.
И Бирк понял, что час пробил, что ему надо проститься с Рони и возвратить ее Маттису. Иначе и быть не могло, ведь он сам этого хотел. И давно ждал этой минуты. Но откуда же взялась такая мучительная боль? Роки, ты даже не знаешь, как мне больно, но иди! Уходи скорей! Уходи немедленно!
– Я тебя еще не просил вернуться домой, детка, – сказал Маттис. – А сейчас прошу… Настойчиво прошу, Рони, вернись ко мне!
«Тяжелее мне еще никогда в жизни не было», – подумала Рони. Сейчас ей придется сказать то, что наверняка убьет отца, это она знала, и все же ей надо это сказать. Сказать, что она не хочет расставаться с Бирком. Что она не может оставить его одного в жутком холоде зимнего леса.
– Бирк, брат мой, ни в жизни, ни в смерти нас ничто не разлучит, разве ты этого не знаешь?
Только теперь Маттис заметил Бирка и тяжело вздохнул. Но потом крикнул:
– Эй ты, Бирк, сын Борки, подойди сюда! Я хочу тебе кое-что сказать.
Бирк нехотя двинулся к нему, но, не пройдя и половины пути, остановился, вызывающе посмотрел на Маттиса и спросил:
– Что тебе надо?
– Охотнее всего я дал бы тебе по шее! – сказал Маттис. – Однако я не стану этого делать. Наоборот, я попрошу тебя пойти с нами в мой замок. Попрошу не потому, что вдруг полюбил тебя. Нет!… Но моя дочь Рони любит тебя, теперь я это понял, и… может быть… кто знает… я тоже когда-нибудь смогу полюбить тебя… Последние месяцы у меня было время подумать об этом…
Когда до Рони дошел смысл его слов, она почувствовала, что внутри у нее что-то оттаяло. Да-да, что-то начало таять в ней, это она явственно ощутила. Все последнее время она несла в себе, так ей чудилось, ледяную глыбу. Как же отец сумел, сказав всего лишь несколько слов, растопить ее, превратить в журчащий весенний ручей? Как могло вдруг произойти то, что еще минуту назад казалось совершенно невозможным. Ведь случилось настоящее чудо – ей больше не надо будет выбирать между Бирком и отцом. Между двумя людьми, которых она так любит! Теперь она не потеряет ни одного из них!
Она поглядела на Маттиса, и сердце ее переполнилось радостью, любовью и благодарностью. Потом она поглядела на Бирка и увидела, что он не разделяет ее радости. Вид у него был растерянный, во взгляде сквозило недоверие, и Рони не на шутку испугалась. Он ведь такой настойчивый и упрямый, а вдруг он не захочет спасти себя, вдруг он откажется идти с ними!
– Маттис, – сказала Рони, – я должна поговорить с Бирком без тебя.
– Без меня? – спросил Маттис. – Ну, ладно. Тогда я схожу в мою старую Медвежью пещеру, погляжу, как она теперь выглядит. Но давайте побыстрее, потому что нам пора идти домой!
– «Нам пора идти домой», – насмешливо повторил Бирк, как только Маттис ушел. – Интересно, куда это домой? Неужели он думает, что я готов стать у них мальчиком для битья! Да никогда в жизни!
– Мальчик для битья! Ну и глупый же ты, – сказала Рони и вдруг разозлилась, просто рассвирепела: – Ты предпочитаешь замерзнуть в Медвежьей пещере? Так? Да!
Бирк помолчал, а потом негромко сказал:
– Да, предпочитаю.
Рони была в отчаянии.
– Неужели ты не понимаешь, что нельзя так относиться к своей жизни… Свою жизнь нужно беречь! Если ты зазимуешь в Медвежьей пещере, то погубишь свою жизнь и мою!
– Что ты несешь? – воскликнул Бирк. – Твоя-то жизнь здесь при чем?
– А при том, баранья твоя башка, что я останусь с тобой, – закричала Рони вне себя от бешенства и отчаяния. – Захочешь ты этого или нет, все равно будет так!
Бирк долго молча глядел на нее.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сказала, Рони?
– Понимаю. Ничто не может нас разлучить! И ты сам, чудак, это знаешь!
И тут Бирк улыбнулся. А улыбка у него была сияющая.
«Как он красив, когда улыбается!»– подумала Рони.