Росс Полдарк
Шрифт:
Глава десятая
Подводя итог, можно сказать, что это был вечер Демельзы. Свои смотрины она прошла с исключительным успехом. Тот факт, что успеху своему она частично была обязана тошноте за обеденным столом, а частично пяти бокалам портвейна в самый ответственный момент вечера, знала лишь она и держала это при себе.
Через два часа, когда Росс с Демельзой, пожелав доброй ночи родственникам, поднялись по широкой увешанной портретами лестнице, Росс размышлял над новой стороной характера своей супруги. В течение
После того как гости ушли, Демельзе уже не хватало выдержки и такта держаться подальше от портвейна. Хотя, пока они играли в мушку, правила которой девушка не знала, Росс заметил, как она скользила по комнате, исподтишка налив себе пару бокалов. Теперь Демельза степенно поднималась вместе с ним по лестнице, держась прямо и невозмутимо в своем сиреневом с зеленым шелковом платьем, из которого выглядывали её точеная стройная шея и плечи - белоснежные, как сердцевина бутона.
Демельза больше, чем когда-либо, была от него далека. Сегодня Росс увидел её в новом свете. В обществе, нормы поведения и представители которого Россу были прекрасно известны, а для Демельзы оказались в новинку, она показала себя с лучшей стороны, и за ней не признали недостатков. Теперь он не жалел, что пришел. Ему вспомнились слова Элизабет: "Ты должен почаще выводить её в свет". Теперь выкажи она желание, даже это не представлялось уже невозможным. Для них могут открыться двери в новую жизнь. Он чувствовал себя польщенным, восхищенным и даже гордым раскрывающимся характером своей молодой жены.
Когда они подошли к двери, его юная жена икнула. Она тоже испытывала доселе неведомое чувство. Она чувствовала себя кувшином забродившего сидра, полного пузырьков и воздуха, легкого и искрящегося, и так же не желала спать, как и Росс. Она окинула взглядом красивую комнату с её сливочно-розовыми тисненными обоями и парчовыми портьерами.
– Росс, отчего эти птицы так пестры? Дрозды ведь не так пестры, как эти? Если им так хотелось нарисовать на обоях птиц, то отчего же они не окрасили их в настоящие цвета? Ни у одной птиц не бывает розовых пятен. И ни одна птица не бывает такой пестрой.
Она прижалась к Россу, который стоял, прислонившись к только что закрытой двери, и он погладил её по щеке.
– Ты пьяна, дитя.
– А вот и нет, - она восстановила равновесие и с холодным достоинством прошла в комнату, грузно опустившись в кресло перед камином, и скинула туфли. Росс зажег от принесенной свечи остальные в подсвечниках, и спустя мгновение они вспыхнули, ярко озарив комнату.
Демельза растянулась в кресле, заложив руки за спину, а ноги вытянув к камину, пока Росс медленно раздевался. Время от времени они обменивались фразами, вместе посмеялись над рассказом Росса о проделках Тренеглоса у прялки; Демельза расспрашивала его о Рут, о Тигах, о Джордже Уорлеггане. Их голоса звучали тихо, тепло и доверительно. Между ними царила близость, присущая лишь искренним партнерам.
Теперь
Росс в халате Фрэнсиса присел на стул возле кресла и протянул руки к пламени камина.
Оба хранили молчание.
Но вскоре довольствие Демельзы вылилось в извечный вопрос.
– Как тебе мое сегодняшнее поведение, Росс?
– спросила она.
– Подобало ли оно поведению миссис Полдарк?
– Ты вела себя из рук вон плохо, - ответил он, - и это оказалось успехом.
– Не издевайся. Как по-твоему, я была хорошей женой?
– Посредственной. Весьма посредственной.
– Я хорошо спела?
– Просто вдохновенно.
Вновь наступило молчание.
– Росс.
– Да, мой бутончик.
– Опять бутончик, - заворчала Демельза.
– Сегодня меня звали то бутончиком, то цветком. Надеюсь, через несколько лет меня не станут звать стручком.
Росс тихо, но долго смеялся.
– Росс, - позвала она вновь, когда он закончил.
– Да?
– Если я была хорошей женой, то ты должен мне кое-что пообещать.
– Хорошо, - ответил он.
– Ты должен пообещать, что до... до Пасхи съездишь в Фалмут, найдешь капитана Блейми и узнаешь, любит ли он по-прежнему Верити.
На мгновение воцарилось молчание.
– А как же понять, кого он любит?
– насмешливо протянул Росс. Ему доставляло большое удовольствие с ней спорить.
– Спроси. Ты ведь был его другом. Он не станет лгать в таком деле.
– А что потом?
– Если он по-прежнему любит её, то устроим им встречу.
– А что потом?
– А потом нам уже не придется ничего делать.
– А ты очень настойчива, да?
– Только потому, что ты слишком упрям.
– Мы не можем распоряжаться чужими судьбами.
Демельза икнула.
– Ты бессердечен, - продолжила она.
– Я не могу в тебе этого понять. Ты любишь меня, но ты бессердечен.
– Я крайне привязан к Верити, но ...
– Ох уж эти твои "но"! В тебе нет веры, Росс. Вам, мужчинам, не понять. Ничегошеньки ты не знаешь о Верити! Не знаешь.
– А ты знаешь?
– Мне это не нужно. Я знаю себя.
– Допустим, что в мире не все женщины похожи на тебя.
– Том-ти-пом!
– сказала Демельза.
– Тебе не испугать меня своими заумными словами. Я-то знаю, что Верити не была рождена старой девой, чтобы мести, скрести и присматривать за чужим домом или детьми. Уж лучше она рискнет выйти замуж за человека, который не умеет пить, - она нагнулась и принялась стягивать чулки.
Росс посмотрел на нее.
– Любовь моя, а ты, похоже, после свадьбы целой философией обзавелась.
– Нет, не обзавелась, вернее еще не обзавелась, - ответила Демельза, - но я знаю, что такое любовь.
С замечанием Демельзы беседа приняла новый оборот.
– Да, - серьезно ответил Росс.
– Как и я.
Наступило длительное молчание.
– Если любишь кого-то, - нарушила молчание Демельза, - то не считаешь рубцы на спине. Важно, любят ли тебя взамен. Если чувство взаимно, то ранить могут лишь твою плоть. Сердца твоего не ранят.
Она скатала чулки в клубок, вновь откинулась в кресле и, поигрывая пальцами, протянула ноги к огню. Росс поднял кочергу и стал ворошить угли и поленья, пока не вспыхнуло пламя.