Росс Полдарк
Шрифт:
– Сколько лет девочке?
– спросила она.
– Тринадцать. Мне...
– Я бы отослала её назад. Так безопасней, даже будь у тебя согласие её отца. Ты ведь знаешь, как строго судят нас люди.
– Мне не следует больше сюда приходить, - сказал Росс.
– Я только зря тебя расстраиваю.
– Не твой приход меня опечалил, - произнесла она.
– И что же тогда?
– Мне больно при мысли, что ты меня ненавидишь.
Росс принялся сворачивать свой хлыст в кольца.
– Я знаю, что во мне нет к тебе ненависти. Господи, ты то ведь должна знать, что...
Элизабет порвала
– С тех пор, как я тебя встретил, - продолжил Росс, - мои мысли не занимала другая. Вдали от дома только ради тебя мне хотелось вернуться. Если что и имело смысл в моей жизни, так это не то, во что меня учили верить, и не те истины, что я перенял у других, а мое чувство, чувство к тебе.
– Не говори больше ничего, - Элизабет сильно побледнела. Но на этот раз её робость не остановила Росса. Следовало объясниться здесь и сейчас.
– Не очень приятно, когда понимаешь, что оказался в плену своих чувств, - сказал он.
– Когда берешь детские обещания и строишь из них воздушный замок. Но всё же даже сейчас я временами не могу поверить, что все наши клятвы были пустыми и незрелыми. И ты действительно веришь, что твои чувства ко мне так малы, как ты представляешь? Помнишь ли ты тот день в саду твоего отца, когда ты сбежала от родителей и встретилась со мной в летнем домике? День, когда ты сказала...
– Ты забываешься, - через силу прошептала она.
– О нет. Я помню тебя.
Все противоречивые чувства, бурлившие в Элизабет, внезапно вырвались наружу. Все мотивы, побудившие его позвать: симпатия и привязанность к Россу, женское любопытство, уязвленная гордость. Они внезапно вылились в неприязнь, подавив чувство более сильное. Элизабет встревожилась, не только из-за своих чувств, но и из-за неприязни к Россу. Но положение следовало каким-то образом спасти.
– Было ошибкой просить тебя остаться. Я просто желала твоей дружбы, ничего больше.
– сказала она.
– Думаю, чувства свои ты хорошо скрываешь. Просто берешь и представляешь их так, как тебе хочется. Хотелось бы мне быть таким же. В чем секрет?
Дрожащая Элизабет оставила прялку и подошла к двери.
– Я замужем, - сказала она.
– Нечестно по отношению к Фрэнсису вести тебе, нам, подобные речи. Я надеялась, мы сможем остаться добрыми соседями и добрыми друзьями. Мы ведь живем так близко, могли бы помогать друг другу. Но ты не можешь ничего забыть и простить. Возможно, я слишком многого прошу... Не знаю. Но Росс, наши отношения были детской привязанностью. Ты уехал, я встретила Фрэнсиса, и с ним всё было по другому. Я влюбилась в него. Я повзрослела. Мы с ним были не детьми, а взрослыми. Затем пришла весть, что ты погиб... Когда ты вернулся, я была так счастлива и так несчастна, что мне не удалось сохранить тебе верность. Будь у меня хоть какой-нибудь способ примириться с тобой, я бы с радостью на него пошла. Я желала, чтобы мы по-прежнему оставались близкими друзьями и думала... Вплоть до сегодняшнего дня думала, что нам это удастся. Но после всего, что сейчас произошло...
– Лучше будет не оставаться друзьями.
Росс подошел к двери и положил на нее руку. Глаза Элизабет уже высохли и были темны, как омут.
– Нам лучше некоторое время не встречаться, - произнесла она.
– Тогда прощай, - склонившись, он поцеловал
Она проводила его до парадной двери, где Брюнетка заржала, завидев Росса.
– Попытайся понять, - произнесла Элизабет.
– Я люблю Фрэнсиса и замужем за ним. Будет лучше, если ты сможешь простить меня. Больше мне нечего тебе сказать.
Росс вскочил в седло и посмотрел на нее сверху.
– Да, - согласился он.
– Больше тут нечего добавить.
Он отвесил поклон и поскакал прочь, оставив Элизабет стоять в темном дверном проеме.
Глава восьмая
Что ж, сказал он себе, всё кончено. Дело закрыто. Было какое-то странное извращенное удовольствие в том, какое действие его язвительность оказывала на сдержанность Элизабет, если это можно назвать удовлетворением, то он получил кой-какое от этой беседы.
Но чувствовал он лишь испепеляющее одиночество, пустоту, жалось к самому себе. Он вел себя отвратительно. Так просто играть роль отвергнутого возлюбленного, полного сарказма и горечи грубияна.
И даже если он и расстроил Элизабет этими нападками, ее оборона почти сравняла счет. В конечном итоге они остались на тех же позициях, она могла одной фразой нанести ему более серьезный удар, чем он ей всеми продуманными оскорблениями.
Росс уже миновал Грамблер и подъезжал к дому, когда сообразил, что не повстречался ни с Чарльзом, ни с Верити, и те два вопроса, ради которых он ездил в Тренвит, так и остались без ответа.
Он спустился в долину, слишком переполненный мрачным настроением, чтобы найти удовольствие в картине открывшейся перед ним собственной земли, на которой наконец-то появились признаки, что ей уделяют внимание. У горизонта, рядом с Уил-Грейс, он заметил Джуда и мальчишку Картера, возящихся с запряженными шестью волами. Пока они еще не привыкли работать вместе, но через недельку или около того мальчик сможет ими управлять.
У дверей Нампары он устало спрыгнул с лошади и уставился на поджидавшую его Пруди.
– Ну и что такое?
– спросил Росс.
– Тута трое мужиков пришли вас повидать. Ввалились в дом без всяких церемоний. В гостиной они.
Росс незаинтересованно кивнул и вошел в гостиную. Там стояли трое рабочих - статные, крепкие и широкоплечие. Судя по одежде, шахтеры.
– Мистер Полдарк?
– заговорил старший. В его тоне не чувствовалось и намека на почтительность. Ему было около тридцати пяти - крупный мужчина с широкой грудью, налитыми кровью глазами и густой бородой.
– Чем могу быть полезен?
– нетерпеливо спросил Росс. Он был не в настроении принимать посетителей.
– Меня Карном звать, - сказал мужчина.
– Том Карн. Это мои два брата.
– И что же?
– спросил Росс. И тут в глубине памяти всплыло это имя. Так значит, дело разрешится и без советов Чарльза.
– Слыхал, вы мою дочурку захапали.
– Кто вам такое сказал?
– Вдова Ричардс сказала, что вы ее домой повезли.
– Не знаю такой.
Карн яростно фыркнул и моргнул. Он не собирался позволить, чтобы его оттерли.