Россия и Европа в эпоху 1812 года. Стратегия или геополитика
Шрифт:
Приведем в кратком изложении вопросы-возражения, которые были заданы французской стороной. Наполеон Бонапарт не мог ни отдавать себе отчета в том, что на пути претворения в жизнь этого грандиозного замысла встретится немало непредвиденных трудностей, и это обстоятельство его беспокоило. Поскольку пребывание французских войск на русской территории (центральная часть проекта) было расписано подробно и в радужных тонах, первого консула в первую очередь волновали вопросы начальной и заключительной стадий экспедиции. Всего с французской стороны было поставлено пять вопросов (возражений). Хватит ли судов для перевозки по Дунаю французского корпуса? Пропустят ли турки французов к устью Дуная? Хватит ли русских судов для перевозки войск по Черному морю? Не атакуют ли русские суда в Черном море английский флот? Прямо задавался вопрос о том, каким образом русско-французская армия «может пройти до Индуса, по странам диким и лишенным средств, армия, которой придется пройти расстояние, составляющее около 1500 верст от Астрабада до границ Индостана?».
Как не парадоксально, но российский император постарался рассеять его опасения, выразив большой оптимизм и уверенность в успехе предполагаемой акции. Для наглядности приведем полностью ответ на последний вопрос: «Эти страны вовсе не дики и не бесплодны; дорога эта открыта и посещается с давних времен; караваны обыкновенно приходят в тридцать пять или сорок дней с берегов Индуса в Астрабад. Земля вовсе не покрыта, как в Аравии и Ливии, сыпучими песками: она, напротив, почти на каждом шагу орошается реками; фуража в тех странах довольно; рис в изобилии и составляет главнейшую пищу обитателей тех стран; быки, овцы и дичь там обыкновенная вещь; фрукты разнообразны и бесподобны. Одно основательное возражение можно сделать: это продолжительность похода; но из-за этого не должно отвергать проекта; армия, русская и французская, жаждут славы; они храбры, терпеливы, неутомимы; их храбрость, и благоразумие и настойчивость начальников победят все, какие бы ни было, препятствия. Одно историческое происшествие подкрепляет это положение. В 1739-м и 1740-м годах Надир-Шах, или Тамасс-Кули-Хан: [136] , выступил из Дели с многочисленною армиею для произведения экспедиции в Персию и к берегам Каспийского моря; он прошел через Кандагар, Феррах, Герат и Мешид, и прибыл в Астрабад; в то время все эти города были значительны; хотя теперь они много потеряли прежнего блеска, но все же сохранили большую часть его. Что сделала в 1739 и 1740 годах армия вполне азиатская (этим выражается в точности ее значение — так в оригинале — В. Б.) то, без сомнения, могут исполнить теперь армия русская и французская. Вышеупомянутые города составят главные пункты сообщения между Индостаном, Россиею и Франциею; для этого необходимо устроить военную почту и употребить для нее Козаков, наиболее способных к таковому роду службы» {167} . Отсюда следует (отчетливо видно из текста), что русская сторона снимала все возникшие сомнения французов, рьяно защищала проект, конкретизировала и дополняла его, демонстрируя компетентность и отличную проработку в отдельных деталях. Вряд ли на такую хорошую осведомленность могли претендовать какие-либо французские специалисты.
136
Шах Надыр (Надир-Шах Афишар) (1688-1747), шах Персии с 1736 г. В 1737—1739 гг. совершил поход в Северную Индию, взял г. Дели и разорил его. Последующая фраза, видимо, относится к отступлению его из Индии.
В пользу нашего предположения говорит и анализ содержания самого проекта. Приведем текст из первого абзаца, где говорилось о цели экспедиции: «Изгнать безвозвратно англичан из Индустана, освободить эти прекрасные и богатые страны от британского ига, открыть промышленности и торговле образованных европейских наций, и в особенности Франции, новые пути: такова цель экспедиции, достойной увековечить первый год XIX столетия и правителей, замысливших это полезное и славное предприятие». Бросается сразу в глаза, что в это время во Франции летоисчисление велось не от Рожества Христова, а по годам республики (хотя французы могли и перевести на общеевропейскую датировку). Кроме того, вряд ли французская сторона уже в начале текста проекта стала бы подчеркивать, что достижение поставленной задачи будет выгодно «в особенности Франции». Это могло оттолкнуть потенциального партнера. А вот такой тезис для убедительности могла выдвинуть лишь русские. Далее в проекте лишь мимоходом (в двух полных фразах) говорится о том, как французский корпус достигнет устья Дуная, дальнейший путь, особенно по русской территории описывался очень подробно, причем автор проявил поразительную осведомленность и отличное знание российских географических, хозяйственных и торговых реалий. Приведем некоторые подробности. В проекте предлагалось французским войскам следовать в Россию налегке, без лошадей, повозок, тяжелой артиллерии и запасов, так как все это можно было приобрести на русской территории. Вряд ли французская сторона стала бы сделать подобное предложение русским. Автор текста предполагал, что французскими комиссарами «лошади могут быть куплены между Доном и Волгою, у Козаков и калмыков; там находятся в бесчисленном множестве лошади, самые способные для службы в тех краях.., и цена их гораздо дешевле, чем где либо»; военные запасы «могут быть взяты из арсеналов астраханского, казанского и саратовского, которые снабжены ими в изобилии». Очень любопытный пассаж автора о закупке французами «принадлежностей лагерного расположения войск» и комиссариатских вещей: «Все эти предметы находятся в большом изобилии в России и дешевле, чем в других частях Европы. Французское правительство может договариваться о них с директорами сарептской колонии, лежащей верстах в тридцати от Царицина, на правом берегу Волги. Главное правление этой евангелической колонии, слывущей самою богатою, самою промышленной) и самою точной в исполнении принятых условий, находится в Саксонии; там должно выхлопотать приказание о том, чтобы сарепская колония взяла на себя поставку разных потребностей для армии». Также предлагалось поступить и с аптекой: «Она может быть поставлена сарептскою колониею, в которой с давнего времени существует аптека, соперничествующая с императорскою московскою аптекою в разнообразии и качестве медикаментов» {168} . Вряд ли французские дипломаты и даже разведчики (а надобности в них тогда у Франции не было на территории России) располагали столь исчерпывающими сведениями. Если бы автором был француз, то он не стал бы так характеризовать арсеналы (откуда он узнал об «изобилии»?), распространяться о дешевых ценах на лошадей и военные вещи, указывать русским, где находится Сарепта, сравнивать ее аптеку с московской, давать совет французскому правительству заключить договор с Главным евангелистическим правлением в Саксонии. Таких чисто русских сюжетов и пассажей можно найти в тексте множество. Укажем лишь еще одну подробность о месте переправы через Дон у станицы Пятиизбянской. Автор указал, что река «в этом месте немного шире, чем Сена под Парижем» {169} . Такие тонкости, если предположить, что автором являлся француз, вряд ли бы стали указываться русской стороне (это было бы странно). Но если сочинитель — русский, побывавший в Париже, то тогда понятно, что он делал сравнение с известными всем французам величинами. Вообще сам текст написан и выдержан в духе «рыцарских» фантазий и одновременно мелочности Павловского царствования.
Да и политические обстоятельства французской республики в 1800 г. явно не способствовали тому, что Наполеон мог составить подобный проект. Хотя для отечественного историка соблазнительно было бы выдвинуть тезис о том, что первый консул хотел любым способом поймать в свои сети Павла I. Безусловно, и без всяких сомнений Бонапарт имел тогда сильное желание заключить союз с Россией и очень много сделал в этом направлении. Но перед ним в то время стояли несколько иные цели. Он только что получил власть в свои руки, и именно в этот конкретный период ему нужна была в первую очередь передышка, мир с Англией. При этом он всеми средствами хотел сохранить и Египет, где не в самом лучшем состоянии еще находились и действовали французские войска. А тут первый консул должен был бы выделить еще дополнительно 35 тыс. солдат (не говоря уже о финансовых издержках — в период консульства государственные расходы Франции имели скромные «республиканские» размеры) и направить их на край земли (в 1800 г. даже не закончились военные действия против Австрии). Конечно, у него хватало авантюризма в крови, но прямой расчет свидетельствовал о том, что тогда это был бы явный перебор. Не случайно один из современников, знакомый с проектом, достаточно умный и проницательный шведский дипломат Стединг, считая его «химерическим», сделал следующую ремарку: «Непонятно, как план достаточно незрелый и демонстрирующий совершенное незнание местностей, обстоятельств и безмерных пространств, которые экспедиционным войскам предстояло пройти, чтобы достичь Инда… мог выйти из кабинета Наполеона, если только не считать это хитроумной политикой, чтобы обольстить фантастическую впечатлительность императора Павла, крайне недовольного в тот момент Сент-Джеймским кабинетом» {170} . Но и как отвлекающий маневр Бонапарта по отношению к России этот проект не мог быть составлен в 1800 г.
Нормализация отношений и контакты между дипломатами начались лишь со второй половины 1800 г. (в сентябре). Первое письмо первый консул Павлу I написал 9 (21) декабря 1800 г., а российский император Наполеону лишь 18 (30) декабря того же года. В связи с обострением отношений России с Англией Павел, даже еще не заключив мир с французами, вынужден был прямо обратиться к первому лицу Франции 15(27) января 1801 г. Вот, что он тогда написал Н. Бонапарту: «Я не могу не предложить Вам, нельзя ли предпринять или, по крайней мере, произвести что-нибудь на берегах Англии, что в то время, когда она видит себя изолированною, может заставить ее раскаиваться в своем деспотизме и в своем высокомерии» {171} . Наполеон обещал тогда ему помочь и организовать ряд демонстраций своих войск напротив берегов Англии и даже провести десантные операции. Но вряд ли до этого письма он решился бы сразу с места в карьер предлагать проект похода в Индию — только-только оба государства (в первую очередь Франция) с большим трудом нашли совместный интерес, начались очень сложные переговоры о мирном договоре и союзе, появление же французского плана диверсии в Индию могло спугнуть такого непредсказуемого партнера как Павел. Как свидетельствуют исследователи, лишь в конце февраля 1801 г. Н. Бонапарт занялся изучением карт азиатского ареала, имея в виду возможность совместного похода в Индию {172} .
А вот со стороны скорого на решения российского императора подобный проект был вполне логичен. Уже в конце 1800 г. политика Павла I приняла отчетливое антибританское направление. Хотя французские и русские дипломаты только начинали переговоры (они продвигались вперед с большим трудом), русские генералы могли подготовить и начать обсуждение вопроса о военном сотрудничестве. Но лишь в воспоминаниях А.М. Тургенева (страдающих многими мемуарными неточностями) мне удалось найти короткое упоминание о подобных планах в 1801 г. В его записках говорится: «Император Павел отправил г. Колычева к Наполеону послом, а вскоре потом был послан генерал от инфантерии и командир гвардии Семеновского полка Василий Иванович Левашов, для заключения военной конвенции против Англии» {173} . Правда, в официальных источниках значится, что В.И. Левашов [137] в этот период был направлен чрезвычайным послом в Неаполь, но он мог, особенно не афишируя свою миссию, по дороге заехать в Париж. До него в Париж был отправлен и генерал граф Г.М. Спренгтпортен («лицо, наделенное полномочиями»), официально — для приема и возвращения на родину русских пленных [138] . Он несколько раз встречался с Бонапартом и через него было передано предложение Павла I о согласии вступить в переговоры о мире с французской стороной [139] . Кто-то из этих генералов, вероятно, и привез проект экспедиции в Париж и кому-то из них, возможно, и принадлежали ответы на вопросы французской стороны.
137
В. И. Левашов с 16 февраля 1800 г. занимал придворную должность обер-егермейстера.
138
И. 3. Зренстрем дал следующее объяснение выбора и назначения на этот пост бывшего шведского подданного графа Г. М. Спренгтпортена. На удивление вице-канцлера графа Н. П. Панина этим назначением Павел I отвечал следующим образом: «Вы находите выбор мой странным, но я поступаю именно так, как следует, когда посылаю изменника к узурпатору» (Из исторических записок Иоанна-Альберта Эренстрема // Русская старина. 1893. №8. С. 264).
139
В его свите, судя по ведомости на расходы, кстати не маленькие, состояли: инженер-генерал-майор Сулимов, полковник П. Долгорукий, майоры М. Ф. Ставицкий и С. X. Ставраков, капитаны Тизенгаузен и П. И. Нейдгард, лейтенант флота Метакса (РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 111. л. 73-80.)
Думаю, не стоит приписывать Наполеону авторство идеи или проекта, исходившие не от него. В то же время, нельзя говорить и о возможности реального осуществления проекта, в первую очередь по политическим моментам. Тут важно отметить, что документ еще не имел официального утверждения ни с одной стороны, а о походе в Индию в переписке 1801 г. между первым консулом и российским императором даже не упоминалось. Никаких подготовительных мероприятий по реализации этого проекта ни с русской, ни французской стороны не последовало. Да и никаких шансов осуществить этот проект именно в 1801 г. в силу сложившейся международной ситуации в Европе уже не оставалось даже чисто технически, не говоря уже о политических проблемах, которые не могли решаться в одночасье. Почему — можно разобрать поэтапно.
Первый этап — 35 тыс. французов должны были спуститься из Южной Германии к устью Дуная с согласия и при содействии австрийцев. Но только 9 февраля 1801 г. был заключен Люневильский договор между Францией и Австрией. А в этом договоре не содержалось никаких статей о перемещении французских войск по Дунаю. Австрийцы же были не настолько слабы или близоруки, чтобы разрешить бывшему противнику свободно передвигаться по стратегически важной водной артерии своей империи. Фактически только одно это перечеркивало на корню саму возможность совместной экспедиции. Но, предположим — благодаря двустороннему франко-российскому нажиму согласие от Австрии удалось бы получить. Сразу же возникало бы новое затруднение — проблема Турции, которая формально контролировала устье Дуная. Как она могла дать разрешение на появление французского корпуса, когда в 1801 г. Египет (номинально он был подчинен турецкому султану) продолжали занимать французы, а Турция находилась в состоянии войны с ними? Проблемы с Австрией и Турцией — это груз, порожденный французской политикой. Сделаем еще одно предположение, что России, имевшей тогда большое влияние в Стамбуле, удалось согласовать бы этот вопрос — убедить турок, или занять на худой конец Дунайские княжества, как это было сделано в 1806 г. Наконец французский корпус гипотетически добрался бы до Черного моря. Вновь возникла бы новая проблема — английский флот. Ведь вряд ли движение французского контингента осталось бы тайной для Лондона и британского адмиралтейства. Английская эскадра наверняка попыталась бы прорваться из Средиземного в Черное море, заблокировать на суше экспедиционный корпус и не допустить его переброску морским путем в русские порты. Еще сделаем предположение, что или турки не пропустили англичан, или русские смогли бы дать им отпор, или (самый крайний вариант) французы пешим порядком по русском} бездорожью наконец-таки смогли бы добраться до пункта сбора — Астрахани. Опять вновь возникли бы большие проблемы. Даже не из-за хорошо известной склонности к недопоставкам русского интендантства — возможно, под гневным государевым оком Павла I оно справилось бы с поставленными задачами и обеспечило бы в полном объеме необходимые запасы продовольствия. Но помимо недостатка русских судов на Каспии для транспортировки войск и грузов возникла бы проблема с Персией. Разрешил бы шах передвижения совместного воинского контингента двух христианских государств через все страну, да еще содержания на своей территории коммуникационной линии и иностранной базы в Астрабаде? Только совсем недавно, в 1797 г., у Персии был исчерпан последний военный конфликт с Россией, а на лицо имелась уже новая проблема — Грузия [140] . Вновь сделаем допущение — уговорили или сделали бы шаху предложение, от которого он бы не смог отказаться, А дальше? А дальше наступило бы самое непредсказуемое — как бы встретили афганские племена, можно сказать, откуда-то с небес упавшие войска христиан? Тут уже никто не мог бы поручиться за ход событий. Русские и французские дипломаты могли, потратив время и приложив, скорее всего огромные усилия, предварительно обговорить условия и прийти к некоторым соглашениям с Австрией, Турцией и Персией, но вот заранее договориться с афганцами просто не имели возможности, Прежде чем достичь р. Инда союзникам пришлось бы столкнуться с непредсказуемой реакцией горных свободолюбивых афганских племен. А по этому поводу никто не мог сказать что-либо определенное или даже предположить — для французов и русских Афганистан тогда все еще оставался terra incognita. А ведь затем изнуренному длительным походом экспедиционному корпусу предстояло еще сражаться ее свежими английскими войсками, а за исход военных действий никто поручиться не мог. Вот, например, что сообщал прусский агент из Лондона по поводу совместного русско-французского похода в Индию, помимо критического анализа чисто военных аспектов: «Если бы даже предположенная экспедиция имела самый успешный результат, то ни Россия, ни Франция не могли бы воспользоваться своим завоеванием, не могли бы упрочить своего владычества в этой стране, и скоро были бы снова вытеснены Британской силою военною, торговою и промышленной)» {174} . Да и при таких проблемных коммуникациях через Россию и Персию, когда любой виток внешнеполитических осложнений мог привести к катастрофическим последствиям, даже удержать пути отхода было бы трудно. Ведь Великобритания всегда проводила активную политику и, безусловно, оказала бы влияние на колеблющихся союзников, чтобы дезавуировать достигнутые соглашения об экспедиции.
140
Еще в конце 1800 г. в Тегеран прибыл чрезвычайный уполномоченный британского генерал-губернатора Индии капитан Д. Малькольм. Его посольство «стоило бешеных денег», чтобы завоевать симпатии персидских правящих кругов, он не скупился на богатые подарки, покупая всех — «от шаха до погонщика верблюдов». В результате 4 января 1801 г. англичанами был заключен договор с шахом, «предусматривающий широкое политическое и военное сотрудничество между Персией и Англией». Формально он был направлен против возможной французской агрессии в районе Среднего Востока. (Фадеев А. В.Россия и Кавказ первой четверти XIX в. С. 105).
Суммируя все вышесказанное, нетрудно сделать заключение: чтобы дойти до финальной части планируемой экспедиции у возможных союзников неизбежно возникал целый клубок проблем, или их переизбыток. Мало того, чтобы хотя бы частично их решить (например, получить хотя бы согласие на содействие со стороны Австрии, Турции, Персии) и подготовиться — ничего не было сделано. Да это не позволял ни лимит времени, ни ситуация в Европе. Именно поэтому большинство исследователей квалифицировали этот проект как фантастический или не реальный.
Анализ этого документа (вне зависимости от авторства) показывает, что это была лишь идея, или первоначальный набросок плана. Во всяком случае, с явными ошибками в расчете средств и времени движения. Например, вместо 50 дней от Астробада до Инда (1900 верст), по мнению публикатора этих материалов подполковника А.А. Баторского, потребовалось бы четыре месяца, «не считая пути до Астрабада от Рейна, который также рассчитан неправильно» {175} . Возникли бы просто технические проблемы транспортировки войск по воде, а еще более значительные — по снабжению продовольствием 70-тысячного контингента (еще во время его нахождения в России, не говоря уже о Персии). Лишь маршрут самого движения для совместной экспедиции был выбран правильно, так как являлся оптимальным оперативным направлением для похода в Индию. С этой точки зрения показательно внимание, которое уделяли многие европейцы XVIII столетия такому ключевому пункту на персидской территории, как Астрабад. Еще в 1786 г., ставший впоследствии знаменитым граф О. Г.Р. Мира-6о, высказывал мысль, что в перспективе русские могут совершить завоевание Индии, и этим они сделают переворот в европейской политике. При этом он указывал конкретное направление первоначального русского движения через Персию: Астрахань — Астрабад, сделав замечание, что до Астрахани водным путем можно добраться из Петербурга. Поэтому он советовал соединить усилия Европы с Россией против Англии {176} . Поскольку материалы Мирабо были опубликованы в 1789 г., то ими могли воспользоваться при желании и французская и русская стороны. Сразу оговоримся, что мысль о переброске французских сил по морю в Петербург при господстве британского флота полностью тогда исключалась, поэтому и не могла прийти в голову иностранным или отечественным аналитикам. Чуть позднее в 1791 г. французом Сен-Жени был составлен и через русского адмирала принца К. Г. Н.О. Нассау-Зигена представлен императрице Екатерине II план похода в Индию через Астрабад, а также через Бухару и Кашмир {177} . Частично этот план был позже использован в Персидском походе 1796 г. Руководитель этого похода граф В.А. Зубов, будучи членом Астраханского комитета, созданного для улучшения торговли на Каспийском море, подал в 1803 г. записку «Общее обозрение торговли с Азиею». В записке он уделил значительное внимание и Индии: «Для торговли нашей с Индиею, чрез Каспийское море, я полагаю самым выгоднейшим Астрабат… Отселе, чрез провинцию Хорасан и Кандагар до пределов Индостана, по удобной совершенно дороге, считается около тысячи только верст чрез горы, отделяющие Индию от Персии» {178} . Думаю, что в начале века у русской стороны имелось и больше военных специалистов по этому региону, и чисто технических оснований для составления нового проекта проникновения в Индию через Персию; они могли также использовать предшествующий опыт и замыслы, а также торговые связи [141] . И самое главное, у Павла I возникла личная заинтересованность в разработке такого плана. Все эти составляющие во Франции как раз в рассматриваемый период отсутствовали.
141
Персия являлась одной из первых стран, с которой Россия давно завязала торговые отношения. Правда, в 1802—1804 гг. ввоз товаров через Кавказ из Турции и Персии составлял всего чуть больше 708 ты. рублей. Но у французов не было и такого опыта. (См.: Гулишамбаров С. О.Указ. соч. С. 150).