Россия и мусульманский мир № 12 / 2013
Шрифт:
Современный цикл реполитизации этничности начался после трагических событий весны-осени 2004 г. (серия террористических актов, начавшаяся убийством тогдашнего президента Чеченской Республики А. Кадырова; высшей точкой этой цепи стала бесланская трагедия в сентябре). Процесс реполитизации этничности продолжался в 2005–2007 гг. и свидетельствовал, что период относительной деполитизации этничности закончился. В это же время актуализировался целый блок конфликтогенных факторов. В частности, это высокий уровень готовности населения к организованным протестным действиям; милитаризация региона, связанная с наличием у значительной части населения оружия; нарастающая диспропорция финансово-экономического развития регионов тогда еще единого ЮФО, усиливающееся социально-экономическое
В условиях реполитизации этничности конфликты с выраженным этническим компонентом случаются даже в тех регионах страны, где их не ожидали и где к ним не были готовы. Что касается Юга России, то этнополитические процессы и проблемы были в политической (представительство в органах власти, формы политического участия), социальной и духовно-культурной (образование, культура, язык, религия) сферах. Локальные межэтнические конфликты отличаются составом субъектов, в качестве которых выступают администрации муниципальных образований, представители местных силовых структур, формальные и неформальные этнические объединения. Как отмечает Г.С. Денисова, «в политическую деятельность активно включился еще один политический субъект – различные национальные общественно-политические организации и объединения, которые выступают с идеей отстаивания интересов не республик по отношению к центру, а этносов». «Разыгрывание» этнической «карты» было связано с ощущением неодинаковости реальных возможностей в области реализации социально-экономических прав (особенно права на землю) и попытками обеспечить большие возможности, скорее даже преференции, политическими методами.
Первоначально на фоне крупных региональных конфликтов, сопровождавшихся массовым насилием и даже военными действиями, такие конфликты не привлекали широкого внимания, о них почти не знали за пределами того региона, в котором они происходили. В настоящее время можно говорить о новом этапе регионального конфликтного процесса на Юге, главной чертой которого становятся блоковые конфликты. Под блоковым конфликтом понимается не межблоковый конфликт, выделяемый по субъектам-носителям (международные блоки, союзы и организации), а конфликт, выделяемый по механизму формирования и расширения. Именно этот тип конфликта приходит на смену локальным межэтническим конфликтам на Юге России.
Блоковый конфликт является разновидностью сложно-составного конфликта, модель которого разработана В.Н. Якимцом и Л.И. Никовской. В предлагаемой трактовке этого феномена акцент делается на наличие доминантой линии социального напряжения или социального раскола, на основе которой соединяются (блокируются) моноконфликты. Таковой доминантой в блоковых конфликтах на Юге России явилась возраставшая напряженность в межэтнических отношениях. Результатом процесса реполитизации этничности, характеризующегося резкой этнизацией политического пространства и ростом межэтнической напряженности, стала актуализация идеи так называемого «исторического приоритета». Уже в начале 90-х годов XX в. на Юге России «в среде национальной интеллигенции стали популярными различного рода работы, в которых обосновывалось “историческое право” того или иного этноса на свободное распоряжение природными и экономическими ресурсами на территории его проживания. Это “право” обосновывалось прежде всего “историческими” ссылками на то, что именно данный народ является самым древним, своего рода прародителем “кавказской цивилизации”, и поэтому “историческая справедливость” требует
В связи с этим исследователи отмечают, что в республиках Северного Кавказа сегодня вошло в жизнь поколение граждан, чьи представления об истории своего народа сложились на основе такого рода «концепций». Политизация этничности, выражающаяся в идеологемах «исторического приоритета», оказывает огромное влияние на этническую идентификацию, особенно молодого поколения, и провоцирует национальную напряженность и межэтнические столкновения. Такого рода процессы, как отмечают исследователи, становятся «питательной средой» для развития национализма, ориентированного на отделение от Российской Федерации и создание национального государства, которое, по мнению радикально направленных ревнителей за «этническую чистоту нации», является единственным способом восстановления национальной и культурной идентичности. Подобные воззрения и идеология способствуют росту популярности сепаратистских идей, согласно которым «выход такого национального государства на международную арену при апелляции к мировому сообществу позволит “восстановить историческую справедливость”, и значит, оправдать территориальные и экономические притязания национал-сепаратистов. В свою очередь, подобные притязания побуждают к аналогичным действиям и представителей русскоязычного населения, среди которого радикально-националистические взгляды становятся все более популярными».
В республиках Северного Кавказа такого рода идеологемы в большей или меньшей степени разделяются и правящими элитами, что оказывает серьезное влияние на характер взаимодействий между субъектами Федерации на Юге России. По сути дела, как отмечают специалисты, в регионе формируется своеобразная локальная геополитическая модель межэтнического взаимодействия, основанная на сомнительных культурно-исторических приоритетах, которые в свою очередь служат обоснованием территориально-экономических и этнополитических притязаний. Все это способствует складыванию такой социально-экономической и этнополитической среды, в которой национал-сепаратизм получает общественную поддержку.
Некоторые специалисты считают, что политизации этничности и усилению напряженности в регионах способствует и распространение в научной среде таких понятий, как «коренные» и «титульные» народы. Так, Ж.Т. Тощенко пишет, что «губительность и непродуманность таких терминов, да еще поддержанных на официальном уровне, усугубляют ситуацию и в немалой степени подыгрывают устремлениям этнократических сил в стране. Именно эти путаница и невнятица, перенесенная в плоскость политики, практической политической и общественной деятельности привели к обострению взаимоотношений между представителями различных народов, перешли в ранг государственных акций, которые обернулись неоправданными обидами для нетитульных народов. А это в свою очередь способствовало росту этноэгоизма и этнофобии, появлению новых узлов напряжения, новых столкновений на этнической почве».
Этноцентризм и этнонигилизм – первоначальные формы перерождения и деформирования этнической идеологии. «Выступая на первых этапах своего возникновения и развития как альтернатива великодержавному выбору, этноцентризм, как отмечают эксперты, неотвратимо начинает воспроизводить родовые черты своего идейного противника. Это и авторитарная нетерпимость как оборотная сторона социального инфантилизма, и резкое сужение поля национальной самокритики, и монополия на патриотизм, и утрата демократической перспективы развития из-за перманентного оспаривания универсальности принципа свободы, и торжество группового эгоизма, и потребность в харизматическом лидере, и провалы в архаику, и негативная характеристика другого как чужого… Этноидеологией в большей степени вооружаются экстремистские и радикальные националистические течения, для которых она сводится к гиперэтноидеологии, создавая изначально перекос в мировосприятии окружающего мира и происходящих в нем процессов».
Конец ознакомительного фрагмента.