Россия и мусульманский мир № 3 / 2014

Коллектив авторов

Провокативная демонстрация этничности стала привычным делом для регионов повышенной конфликтности. Наиболее мягкая из подобных демонстраций – так называемые «танцы на Пушкинской», известные во многих крупных городах, получившие нарицательное название по одной из центральных улиц г. Ростова (еще одно нарицательное наименование – «танцы на Манежной»). Это действие представляет собой своеобразное социокультурное маркирование территории, обозначение того, «кто здесь хозяин» пока на социокультурном уровне. В с. Ремонтное ситуация была гораздо сложнее: здесь речь шла не о социокультурных процессах, а о том, кто устанавливает экономические порядки и весь уклад жизни. При этом наиболее конфликтогенной была деятельность новых переселенцев из Дагестана и молодежи, приехавшей в гости. Поведение этой группы людей было демонстративно вызывающим и не могло не привести к конфликту. Эта ситуация вызывала тревогу у выходцев из

Дагестана, проживших в Ремонтненском районе много лет. О том, что подобные танцы имеют не культурный, а провокативный и этномаркирующий характер, свидетельствуют события в Ставрополе в ночь на 17.01.2013 г.

Пример 7. В эту ночь четверо «уроженцев одной из республик Северного Кавказа», как принято политкорректно говорить в СМИ, стали исполнять танец «лезгинка» у одного из ночных клубов. По утверждению правоохранительных органов, танцевавшие были пьяны, хлопали в ладоши, ругались матом, а один из них дважды выстрелил из травматического оружия. 17 января суд Ленинского района Ставрополя осудил троих задержанных за мелкое хулиганство, приговорив двоих из них к 15 суткам ареста. В отношении четвертого задержанного было возбуждено уголовное дело по подозрению в хулиганстве с применением оружия. В свою очередь один из участников инцидента заявил, что виновным себя не считает. «Ничего мы не нарушали. Мы у себя дома находимся, на Северном Кавказе, а не в Москве на площади лезгинку танцевали. Если я потревожил людей маленьких или больных людей старых, в этом случае я перед ними могу, конечно, принести извинения. Но больше ни перед кем!», – цитирует участника инцидента телеканал «Россия» (Суд Ставрополя постановил оставить под стражей участника инцидента с лезгинкой. –.

Вторая причина негативного отношения властей всех уровней к этническим конфликтам заключается в том, что осознанно или неосознанно власти трактуют этнический конфликт как собственную недоработку и, таким образом, значительная доля ответственности за произошедший конфликт ложится на власть. В принципе, это верная оценка ситуации, поскольку одна из важнейших функций конфликта – сигнальная. Конфликт сигнализирует о неблагополучии в обществе и показывает, в какой именно сфере это неблагополучие достигло «зашкаливающих» величин. Признание конфликта этническим означает признание неблагополучия в этнической жизни общества, а последняя является безусловной сферой ответственности власти. Этого не скажешь о криминальном или бытовом конфликте: ответственность власти в этом случае минимальная, во всяком случае, она несоизмеримо меньше по сравнению с непосредственными участниками.

Пример 8. Эта ситуация едва не получила новое «отягощение» в конце 2012 г., когда группа депутатов внесла предложение установить для должностных лиц, включая глав регионов (именно на последних и направлен пафос проекта), разные виды ответственности, от финансовой до уголовной, за допущение или способствование своими действиями возникновению на подведомственной территории межэтнических конфликтов (Главам регионов грозят тюрьмой за допущение межэтнических столкновений // Известия. 26.12.2012). Эта идея получила аргументированную критику с правовой и управленческой точек зрения. Однако важно остановиться на интересующем нас аспекте: власти, и без того не склонные признавать наличие межэтнических конфликтов на «своей» территории, были бы буквально «принуждены», в случае доведения этой инициативы до принятия закона, искать любые основания, чтобы отрицать этнический характер происходящих конфликтов. Тем не менее летом 2013 г. ситуация актуализировалась вновь. О необходимости разделить ответственность за межнациональный мир между «властями всех уровней» заместитель главы Администрации Президента, ответственный секретарь президентского совета по межнациональным отношениям М. Магомедов заявил на X конгрессе этнографов и антропологов России, состоявшемся в Москве в начале июля 2013 г. Он отметил, что руководство страны сейчас уделяет «огромное внимание» национальным проблемам, «недаром в АП создан специальный департамент», предполагается «усилить это направление в исполнительной власти – или в Мин-регионе, или еще какое-то ведомство будет» (Межнациональная по форме, межведомственная по содержанию //.

В случае установления той или иной формы ответственности за состояние межнациональных отношений можно прогнозировать, что стремление осуществить идеологическую редукцию конфликтов будет нарастать. В этом случае роль и ответственность научно-экспертного сообщества существенно увеличивается.

Определение этнического конфликта в научной и экспертной деятельности. Каким же образом можно корректно идентифицировать конфликт как этнический или как неэтнический в экспертной и практико-управленческой деятельности?

Основное препятствие, возникающее на этом пути, заключается в том, что на практике используются различные основания для подобной идентификации. Чаще всего управленческие работники классифицируют конфликты по причинам возникновения или сфере его протекания, и в этом случае довольно трудно «увидеть» этнические причины возникновения конфликтов, даже в том случае, когда они буквально лежат на поверхности.

Пример 9. Показательна в этом отношении оценка губернатора Астраханской области А. Жилкина, высказанная в интервью газете «Известия» относительно трагических событий с человеческими жертвами в селе Яндыки Лиманского района в 2005 г.: «Произошедшее в Яндыках – не межнациональный конфликт. Это реакция большинства населения села на поведение зарвавшихся хулиганов, которые, к сожалению, оказались одной, чеченской, национальности. Довели до конфликта ситуацию те, кто приехал туда недавно и попытался навязать свои правила. Молодые люди из новой, последней волны переселенцев, вероятно, привыкли к вседозволенности на другой территории. В 2002 г. в нашем регионе было 10 тыс. чеченцев, сейчас их стало около 20 тыс.» (А. Жилкин: «Мы ввели комендантский час, хотя это и незаконно» //.

Имелись ли основания для трактовки данного конфликта как неэтнического? В определенной степени да, если идентифицировать конфликт по формальным причинам. Но в аналитической работе необходимо учитывать, что у многофакторных конфликтов всегда имеется несколько уровней причин: причины первого порядка, причины второго порядка и т.д. На каком из этих уровней остановиться в экспертно-аналитической работе – выбор во многом зависит от самого эксперта и от тех априорных установок, которые у него имеются. Установка на выявление истинных, глубинных причин далеко не всех и не всегда устраивает, что и позволяет вполне аккуратно, без существенных нарушений правил логики выбрать то или иное основание для идентификации конфликта. Другими словами, если имеется установка на идентификацию конфликта как этнического, для этого можно найти основания; если имеется противоположная установка – для этого чаще всего также есть основания. Как мы показали выше, у органов власти господствует установка на неэтническую трактовку многофакторных конфликтов.

Каким образом корректно идентифицировать сложносоставной конфликт как межэтнический? Отметим эту важную особенность изучения этнических конфликтов – они анализируются в большей степени в рамках этнологической исследовательской парадигмы, чем в конфликтологической. Примордиализм, конструктивизм и инструментализм – методологические подходы в этнологии, сформировавшиеся вокруг различных трактовок этноса. Именно три этих подхода представлены и сегодня в англоязычной версии Википедии в статье «Этнический конфликт» (Ethnic Conflict) / (Ethnic conflict //. Это довольно редкий случай методологического постоянства в социально-гуманитарном знании, в котором смена научных парадигм происходит, как правило, с приходом нового поколения исследователей. В изучении этнических конфликтов примордиализм, конструктивизм и инструментализм соперничают уже более четверти века. На современном этапе в методологическом аспекте примечателен новый виток интереса к примордиалистской концепции этноса, обусловленный всплеском этногенетических исследований. Этот методологический тренд стимулировал возрождение трактовок этнических конфликтов как атрибутивных феноменов человеческой истории.

В отличие от этнологического, главная особенность конфликтологического подхода – признание функциональности и даже конструктивности конфликта, понимание конфликта как инструмента саморазвития социальных систем. Эта концептуальная установка не поддерживается бытующей трактовкой этнополитической практики, не популярна она также и в общественном мнении, в котором стойко закрепилось представление о том, что этнические конфликты – это зло, дисфункция, социальный недуг. Эти устойчивые стереотипы существенно влияют на оценку властными структурами конфликтов с этническим компонентом.

Наш опыт этноконсалтинга и этноконфликтологической экспертизы дает основания утверждать, что ни одна из концепций или моделей анализа этнических конфликтов не может быть использована как единственный и надежный инструмент анализа, прогнозирования динамики и определения путей выхода из конкретного этнического конфликта. Но это не значит, что данные концепции и модели эвристически малоценны. Наоборот, для эффективной экспертной деятельности необходимо знать их, но реальные конфликты, даже локальные, сочетают в себе многие сюжеты, описанные в различных концепциях. Поэтому в экспертно-аналитической деятельности приходится ориентироваться на полипарадигмальный подход и использовать те исследовательские приемы, которые дают наиболее ценную информацию в каждом конкретном случае.