Россия и русские в мировой истории.
Шрифт:
284 Балканские народы и европейские правительства в XVIII – начале XX века… с. 224.
206
самостоятельного католического албанского княжества в области Мирдита, другие великие державы утвердили лишь половинчатый вариант, оставив, по выражению британского автора Дж. Суайра, <в сердце Балкан язву>, потребующую неизбежного кровавого хирургического вмешательства. Покидая Конференцию послов, албанская делегация пообещала <весной удобрить равнины Косова поля сербскими костями>. Дж. Берне сравнивает эти решения с Дейтонскими соглашениями и предложениями Холбрука. Так или иначе, именно в начале XX века были заложены конфликты его конца, а принципиальные западные установки сохранились в неизменности, как и контекст великодержавных интересов. Поэтому вряд ли можно согласиться с Г. Киссинджером, что у Британии практически не было интересов в балканских делах. Ее предназначение в <Согласии> в другом – не допустить подлинной победы той или другой стороны. Умелое балансирование между этими целями сулило Британии новую конфигурацию на Балканах, в которой можно
Киссинджер именует сам <казус белли> случайным, обвиняет Сазонова в том, что он принадлежал к партии войны и подталкивал к всеобщей мобилизации. Но его труд вполне удовлетворяет характеристике, данной М. Кояловичем фундаментальному труду С. Соловьева: <борьба субъективизма> историка с добросовестностью эрудированного исследователя. Киссинджер сам приводит ход неумолимых явлений и событий, которые не давали возможности России оставаться в стороне: <Болгария, чье освобождение от турецкого правления было осуществлено Россией посредством ряда войн, склонялась на сторону Германии. Австрия, аннексировав Боснию и Герцеговину, похоже, стремилась превратить Сербию, единственного стоящего союзника России на Балканах, в протекторат. Наконец, коль скоро Германия воцарялась в Константинополе, России оставалось только гадать, не окончится ли эпоха панславизма тевтонским господством над всем, чего она добивалась в течение столетия>285. С. Сазонов обобщил в мемуарах, что с самого начала <европейская борьба приняла характер смертного боя>. <В случае торжества Германии Россия теряла прибалтийские приобретения Петра Великого, а на юге лишалась своих черноморских владений до Крыма включительно и оставалась… после окончательного установления владычества Германии и Австро-Венгрии на Босфоре и на Балканах отрезанной от моря в размерах Московского государства, каким оно было в семнадцатом веке. Польша при этом перекраивалась на новый лад и попадала в вассальные отношения к Австрии>286.
285 Киссинджер Г. Указ. соч., с. 186-188, 189.
286 Сазонов С.Д. Воспоминания. Репринтное воспроизведение с издания 1927 года. Париж, М., 1991, с. 273.
207
Ни одни провокации не имеют успеха без участия самих провоцируемых. Прусская военная истерия накануне войны и шовинистические требования в печати провести новую восточную границу Германии по Волге осуществлялись вовсе не английскими масонами, а десятками берлинских интеллектуалов. Нельзя забывать об украинских видах Германии и Дунайской империи, которые побудили даже к сотрудничеству венских стратегов отторжения <русской Украины> с большевистскими агентами. О заседании в Вене в 1914 году по украинским делам с участием представителей военного и внешнеполитического министерств Австро-Венгрии, а также митрополитауниата А.Шептицкого и самого Гельфанда-Парвуса писал русский генерал Ю.Д. Романовский. Эти данные теперь подтверждены новой работой Э. Хереш287.
Нельзя отрицать и недостаточное понимание Россией всего того, о чем предупреждал Дурново, и антинемецкую шовинистическую пропаганду в русских газетах. Кстати, Сазонов, которого Киссинджер причислил к партии войны, по-видимому, лишь за то, что тот проявлял во внешних делах, как пишет Михайловский, <достаточно широкую славянофильскую политику>, тем не менее полагал <немцеедство> печати <демагогическим шагом крайне правых и относился к нему весьма отрицательно>288. Однако невозможно игнорировать и тот факт, что судебное разбирательство по делу убийства наследника австрийского престола установило, что Гаврило Принцип являлся членом масонской ложи, от которой он получил оружие и предписание даты покушения. Этот факт важен, ибо показывает, что убийство эрцгерцога Франца Фердинанда было нужно вовсе не Сербии, которая вообще не могла ни с кем воевать в одиночку. Гаврило Принцип был боснийским сербом, то есть австрийским, а не сербским подданным, так что политическая эскалация убийства нужна была либо центральным державам, либо тем, кому требовались условия для устранения двух крупнейших держав и центров силы на Европейском континенте, а также уничтожения последних двух христианских династий. Все прямые и непрямые наследники Франца Иосифа умерли не своей смертью. В 1918 году при мистических обстоятельствах была умерщвлена и династия Романовых.
Для Австро-Венгрии невозможно было оставить убийство наследника престола без последствий (хотя в Хофбурге не было человека, который питал бы к нему симпатию, включая его венценосного дядю), не представить ультиматум и не объявить войну, <не вызвать на дуэль>. Для России делом чести (так выразился Киссинджер) было
287 Романовский Ю.Д. Украинский сепаратизм и Германия. См. Украинский сепаратизм в России. М., 1998, с. 303; см. также: Heresch Е. Geheimakte Parvus. Die gekaufte Revolution. Langen Muller, Wien, 2000.
288 Михайловский Г.Н. Записки… Книга 1. Август 1914-октябрь 1917. М., 1993, с. 69.
208 ответить мобилизацией. Далее события покатились сами собой. Текст Высочайшего манифеста Николая II почти буквально объясняет положение России: <Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно. С полным единодушием и особою силою пробудились братские чувства русского народа к славянам в последние дни, когда Австро-Венгрия предъявила Сербии заведомо неприемлемые для державного государства требования. Презрев уступчивый и миролюбивый ответ сербского правительства, отвергнув доброжелательное посредничество России, Австрия поспешно перешла в вооруженное нападение, открыв бомбардировку беззащитного Белграда. Вынужденные в силу создавшихся условий принять необходимые меры предосторожности. Мы повелели привести армию и флот на военное положение, но, дорожа кровию и достоянием Наших подданных, прилагали все усилия к мирному исходу начавшихся переговоров. Среди дружественных сношений союзная Австрии Германия, вопреки Нашим надеждам на вековое доброе соседство и не внемля заверению Нашему, что принятые меры отнюдь не имеют враждебных ей целей, стала домогаться немедленной их отмены и, встретив отказ в этом требовании, внезапно объявила России войну… Мы непоколебимо верим, что на защиту русской земли дружно и самоотверженно станут все верные наши подданные. В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще теснее единение Царя с Его народом и да отразит Россия, поднявшаяся как один человек, дерзкий натиск врага>289.
Как сообщает С.Д.Сазонов в своих мемуарах, германский посол граф Пурталес, вручив ему ноту об объявлении войны, <заплакал, подняв руки>; <мы обнялись перед тем, как он вышел нетвердыми шагами из моего кабинета>290. Е.В. Спекторский очень точно определил этот эпизод как не простое куртуазное прощание двух дипломатов. <Это была не только разлука двух людей, которым, несмотря на предстоявшую войну между их государствами, ничто человеческое было не чуждо. Это был конец того мира всего Mipa, который поддерживала Россия, своею кровью искупая Европы вольность, честь и мир>291. Но именно против принципов и морального кодекса человека и государства-нации того мира, в котором честь дороже жизни, направлены общая философия и мировоззрение труда Киссинджера, который выступает в качестве протагониста того нового мирового порядка, который США и англосаксы в целом строили и оформляли идеологически в течение целого столетия, сняв маску в марте 1999 года. Когда Югославия отвергла очень схожие <непри-
289 Высочайший манифест Николая Второго//Образ. М,, 1995, № 4.
290 Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991, с. 259.
291 См. Спекторский Е.В. Принципы европейской политики России… Любляна, 1936.
14-2528
209
емлемые для державного государства требования> и уже НАТО, а не Австрия <открыла бомбардировку беззащитного Белграда>, новая Россия, обученная в духе вильсонианской доктрины <мира как концепции> и козыревской – <мира вплоть до предательства>, не ответила с честью: <Ныне предстоит уже не заступаться только за несправедливо обиженную родственную Нам страну, но оградить честь, достоинство, целость России и положение ее среди великих держав>. То, что произошло в марте 1999 года, опрокинуло иллюзии, будто бы можно <оградить честь, достоинство, целость> страны, полагаясь на псевдогуманистическую фразеологию мирового правительства.
Подкупая читателя демонстративным нежеланием излишне демонизировать какого-либо из европейских участников событий 1914 года, Г. Киссинджер пытается доказать, что сама концепция мировых отношений, основанная на суверенитете и национальных интересах, на Realpolitik, ложна и антиисторична. Весь панорамный обзор мировой политики за три века понадобился Киссинджеру лишь для обоснования атлантической мондиалистской идеологии конца XX века, сделанного наиболее глубоко и умно по сравнению с инфантильной риторикой сахаровско-горбачевской школы, отталкивающей своим откровенным антинациональным пафосом идеологии адептов козыревского типа или воинствующе обнаженной ненависти к России да и Европе 3. Бжезинского. Основы этого учения в начале века, на исходе Первой мировой войны, посеявшей отвращение к смерти, были вложены в уста совсем не блестящего и совершенно несамостоятельного Вудро Вильсона, бросившего вызов Realpolitik: <Вильсон в корне отвергал подобный подход, и с тех пор Соединенные Штаты всегда этому следовали. С точки зрения Америки не самоопределение влечет за собой войны, а то положение, когда его нет; не отсутствие равновесия сил порождает нестабильность, а стремление к его достижению. Вильсон предлагал сделать фундаментом мира принцип коллективной безопасности. Исходя из этого принципа, для безопасности в мире требуется не защита национальных интересов, а признание мира в качестве правовой концепции. Определение того, был ли на деле нарушен мир, должно быть вменено в обязанность создаваемому в этих целях международному учреждению, которое Вильсон определил как Лигу Наций>. В выдержанной в европейском академическом тоне книге пафос появляется, лишь когда Киссинджер говорит о мондиалистских концепциях Соединенных Штатов: <Среди руин и крушения иллюзий в результате кровавой бойни… на международную арену выступила Америка, неся с собой уверенность, мощь и идеализм, немыслимые для ее изнуренных европейских союзников>292. Кто и что стояло за этим идеализмом, какова его религиозно-философская основа, как далеко в глубь
292 Киссинджер Г. Указ. соч., с. 196.
210
веков уходят корни этих идей, да и был ли это идеализм, и кем были истинные творцы новых катаклизмов XX века?
Узкий Восточный вопрос обнажил наличие мирового Восточного вопроса – противостояние России и Европы. Но XIX век привел также к обострению внутренних противоречий в самой Западной Европе. Как и предсказал Данилевский, прекратила существование как великая держава Австрия, не справившаяся со <своей германской задачей> – объединением немцев, и ролью подлинной империи и утратившая историческую роль преграды от турецкой экспансии для всего латинского Запада. Ужаснув мир чудовищной и иррациональной резней армян, Турция после Первой мировой войны на некоторое время утратила свою силу, чтобы вновь понадобиться англосаксам против славян.