Россия и современный мир №1 / 2015
Шрифт:
Однако модальность фразы тоже обращает на себя внимание. Чтобы Китаю вырваться в мировые лидеры, зарубежные инвестиции в сферу культуры столь же необходимы, как и в экономику. В период «реформ и открытости» были предприняты, отмечают китайские авторы, беспримерные усилия по переводам западной научной классики и современной литературы, критическое освоение которой позволило ученым КНР, в свою очередь, стать полноценными партнерами в международном научном сотрудничестве.
Культурная модернизация – это «процесс международного культурного взаимодействия, включающего в себя международное сотрудничество, обмен, конкуренцию и конфликты. Нет такой страны, которая не впитала бы в себя элементы культуры других стран в ходе культурной модернизации, и ни одна страна не должна отвергать международный культурный обмен и сотрудничество в ходе
Не менее важен другой: «Нет такого удачного примера осуществления культурной модернизации, который можно скопировать». Ведущие страны дают пример для обучения, но не для подражания. Модернизация принимает разные формы, осуществляется по «разным моделям и в разных режимах». Требования культурной модернизации можно унифицировать, поскольку цель одна. Но идут к этой цели разными путями [там же].
Выбор страной своего пути в значительной мере обусловлен ее культурным наследием, значение которого видится исключительно многообразным – это не только обеспечение национальной идентичности, но и «источник культурных инноваций», основа «культурной индустрии» и, наконец – «составляющая культурной конкурентоспособности и влияния». Так, теоретики модернизации КНР уходят от классической дихотомии «традиционного» и «современного» и решительно порывают с наследием «культурной революции».
Культура каждой страны и народа уникальна и, «с позиций международных законов и гуманизма, каждый тип культуры равен всем остальным и имеет равные шансы на сохранение и развитие». Одним словом, китайские авторы за сохранение культурного многообразия мира. И это всецело соответствует идеям «мультикультурности», сопутствующим теоретическим концептам «второй модерности».
Вместе с тем отношение китайских теоретиков модернизации к культурному гегемонизму можно признать амбивалентным: некое их дистанцирование от того, что называется «международными законами» и требованиями гуманизма, весьма симптоматично. И это отражает отношение к гегемонизму вообще. Вопреки спорадически звучащим широковещательным декларациям 18 , наследию времен маоизма, китайские позиции в общем представляются прагматичными, а критика тех или иных держав, в первую очередь США, избирательной. В политических и научных кругах отдают себе отчет в том, что на более мощные державы ложится б'oльшая доля ответственности за поддержание порядка и стабильности в мире.
18
В анализируемой научной литературе КНР они нередко становятся объектом критики как непродуктивные с точки зрения внешнеполитических интересов страны.
На передний план выдвигается вопрос не об обладании государством большей властью в международных отношениях, а о том, злоупотребляет оно ею или нет. В отдельных работах «властная гегемония» дифференцируется от «институциональной гегемонии», разделяется гегемония как «превосходство» и как «лидерство». В обоих случаях США отводится позитивная роль лидера, в частности в установлении системы свободной международной торговли, бенефициарием которой является Китай [20]. Если критицизм в отношении действий США нарастает, то это обусловливается главным образом негативными тенденциями в международной системе, поскольку те проявились в мировом финансовом кризисе и росте терроризма.
Китайские теоретики модернизации против навязывания каких-либо моделей общественного устройства своей стране, но совершенно определенно отстаивают особую роль Китая в мировом цивилизационном процессе. Разные культуры, утверждается в докладах Центра по модернизации, имеют «разную конкурентоспособность» и не равноценны с точки зрения перспектив межкультурного взаимодействия и вклада в мировую цивилизацию. Под этот тезис выстраивается иерархическая модель жизнеспособности и влияния: «центральными становятся несколько крупных культур», влияние других слабеет, а часть культур «постепенно затухает», превращаясь в культурное наследие, элементы которого «становятся лишь товаром на рынке». Некоторые вовсе «отмирают», не получив развития, защиты или поддержки [4, c. 195, 214].
Замечательная инновация китайских теоретиков – введение в проектируемую ими иерархию идеи ответственности национальных культур перед международным сообществом. Культурная модернизация является всемирно-исторической потребностью и одновременно сознательным выбором различных стран и народов, которые «должны нести ответственность за свой выбор», поскольку развитие национальной культуры – это созидание «духовного дома» всего человечества. Таким образом, культурная модернизация Китая – вклад в общечеловеческую цивилизацию, в обустройство жизни на земле [там же, c. 196, 198].
Вывод авторов – надо желать, надо дерзать. Ни сотрудники исследовательского Центра Китайской академии наук, ни их коллеги из числа приверженцев модернизационной парадигмы в своих оценках и прогнозах современного цивилизационного процесса не теряют чувства реального. Выдвижение Китая в мировые лидеры процесса видится в довольно отдаленной перспективе. Это установка на будущее, но никак не констатация современного положения в мире.
Выдвижение «китайских ценностей», отмечает руководитель отделением философии Хуачжунского университета науки и техники (г. Ухань) Кан Уян, – это следствие и развитие процесса, начавшегося выдвижением на международной арене «американских ценностей». За ними в 1980-х годах последовали «азиатские ценности», которые активно пропагандировал премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю. Упор делался на вертикаль власти и конфуцианскую этику, а реальной основой для их выдвижения были экономические успехи «азиатских тигров» (Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг). Получив изрядную популярность, «азиатские ценности» оказались дискредитированы финансовым кризисом, поразившим страны Юго-Восточной Азии в 1997 г.
В 1990-х годах пришел черед «вашингтонского консенсуса», системы установок, разработанных учеными США для модернизации Латинской Америки (либерализация, приватизация, коммерциализация). Некоторые страны региона добились реального успеха, осуществляя эту программу. Однако постигший Латинскую Америку на рубеже веков финансовый кризис выявил уязвимость установок «вашингтонского консенсуса».
Бурное экономическое развитие КНР поставило перед страной задачу выдвинуть свои ценности как в целях «ценностной интеграции современного китайского общества», так и для формирования ее международного имиджа. Нужно, чтобы в мире услышали «голос» страны. Однако при всей своей экономической мощи Китай «еще бедная страна». Поэтому выдвигая свои ценности на мировую арену, КНР еще не может в полной мере нести груз ответственности, которая ложится на мировую державу. Говорить о «пекинском консенсусе» или «китамерике (chinerica)» преждевременно. «С точки зрения глобальной ответственности Китай следует рассматривать как развивающуюся страну». А потому Китай должен еще настойчивей использовать опыт мирового развития, усваивая и перерабатывая достижения всех цивилизаций [13, c. 185, 190–192].
Эту позицию разделяют преподаватели Университета Сунь Ятсена (г. Гуаньчжоу) Ли Пин и Лун Байлинь. Несмотря на бурное экономическое развитие, Китай «все еще в духовном отношении относится к слаборазвитым странам (spiritually underdeveloped)». Западные державы не признают ценности «социализма с китайской спецификой», считая свои ценности универсальными. В этих условиях было бы роковой ошибкой замкнуться и скатиться к примитивному национализму. Ученые КНР должны вести углубленные сравнительные исследования, сопоставляя отечественную культуру и культуры других стран мира.
«Только на основе глубокого понимания и нашей собственной культуры, и других культур мы можем утвердить свое место в мультикультурном мире», – заключают авторы. И только «на путях сознательной взаимной межкультурной адаптации можно извлечь преимущества, которые содержит каждая из культур, чтобы установить общепризнанный порядок» и систему ценностей, что станет основой «мирного сосуществования и совместного развития» [16, c. 179–180].
Несмотря на различные упрощения и патриотическую патетику, в целом картина модернизационного процесса выглядит у китайских обществоведов весьма непростой, а сам процесс – многомерным. Не случайно авторы докладов о «модернизации в мире и Китае» призывают «избегать линейного мышления», столь характерного не только для классических теорий модернизации, но и для тех моделей модернизации, которые по-прежнему имеют распространение в КНР как среди «новых левых» сторонников социалистического пути, так и среди либеральных поборников вестернизации.