Россия и современный мир №3 / 2013
Шрифт:
Образ россиянина, обменявшего свой ваучер на водку, давно стал у реформаторов и их апологетов главным, если не единственным оправданием приватизации. Он эксплуатируется «на износ». В канун 20-летия реформ коллектив авторов во главе с Е. Ясиным опубликовал большую статью, посвященную социальным итогам реформ. Из 20 страниц текста разделу «приватизация» уделено всего два небольших абзаца. Один из них стоит процитировать: «Мы не говорим о социальной справедливости, но с точки зрения макроэкономики имел место величайший передел собственности, совершенный в пользу домашних хозяйств. Многие расстались со своей собственностью за бутылку водки, но были и такие, кто сказочно обогатился именно потому, что другие не осознавали настоящей стоимости доставшихся им активов» [23, с. 86]. Сквозной аргумент «виноваты сами, потому что продали свои ваучеры за бутылку водки» давно уже не вызывает удивления. Удивительно то, что приватизации – стержню экономических реформ авторы отвели столь незначительное место. Еще более
Характерно, что в отличие от начала 1990-х годов, когда реформаторы старались подавать в СМИ предстоящую приватизацию как способ равного доступа всех россиян к государственной собственности, сегодня, когда тому, что «успели распихать по карманам» [4, c. 193] уже ничего не угрожает, они более откровенны. Теперь их тезис иной: да, равных условий не было, но зато собственность получили самые способные. 12 июня 2007 г. в передаче по радиостанции «Эхо Москвы» Е. Ясин так разъяснил итоги приватизации: «Даже хорошо, что самых способных оказалось немного, ибо большое количество собственников является препятствием эффективному управлению экономикой». Шумные декларации начала 1990-х о многочисленных акционерах, которые должны появиться в результате реформ, прочно забыты.
Начиная приватизацию, реформаторы широко декларировали ее необходимость для того, чтобы регулярно платить зарплату. Это было и убедительно, и очень серьезно: с трагическим ожиданием грозящей опасности в общественное сознание нагнеталась мысль, что вот-вот лишенные месячной зарплаты рабочие организуют уличные беспорядки и в стране начнется хаос. Разумеется, постоянно упоминался «русский бунт, бессмысленный и беспощадный» 27 . Многим эта опасность представлялась реальной. Но парадокс состоял в том, что массовые и повсеместные задержки заработной платы в России начались именно после приватизации.
27
По усиленной цитируемости в современных российских СМИ эти слова А.С. Пушкина полностью затмевают все высказанные им характеристики русского народа. Хотя за истекшие 25 лет многочисленных протестных актов, эта оценка, относящаяся к событиям XVIII в., не только ни разу не подтвердилась, но не было ничего даже отдаленно напоминающего «бессмысленность» и «беспощадность».
В 1994–1996 гг. Россию захлестнула волна неплатежей зарплат, пенсий, пособий, денежных довольствий военным, детских пособий, стипендий и т.д. Глава администрации президента Н. Егоров 12 февраля 1996 г. сообщал в своей записке Б. Ельцину, что «за один только 1995-й год просроченная задолженность, по выдаче бюджетных средств, в регионах выросла в 4 раза и составила астрономическую сумму в 13,6 трлн. рублей. Одной из основных причин задержек является прокручивание финансовых средств через коммерческие банки» [13, с. 138]. Сроки невыплаты заработной платы стали достигать 12 и более месяцев. Население постепенно привыкло к задержкам выплат и чиновники этим стали пользоваться во все возрастающих масштабах. Так, согласно данным Госкомстата, общая задолженность по зарплате на начало 1997 г. составила почти 50 трлн. руб. [7, с. 216].
С этим широко используемым реформаторами в процессе приватизации аргументом связаны многочисленные курьезы: зарплату работающим переставали платить именно в тот самый момент, когда даже высокорентабельные предприятия переходили из государственной собственности в частную. Наиболее яркий пример – Волжский автозавод, прибыль от продажи продукции которого, пользующейся неизменным спросом, особенно на внутреннем рынке, через дилерскую сеть вроде «ЛогоВАЗа» Б. Березовского сразу же уходила в зарубежные, в том числе и офшорные, банки. К концу 1995 г. дилерские структуры задолжали заводу 1,2 млрд. долл. – более трети всего торгового оборота предприятия. Завод не мог не только выплачивать зарплату, но и платить налоги, оплачивать электроэнергию, не говоря уже о расходах на модернизацию. К 1996 г. автомобильный гигант, не имея абсолютно никаких трудностей со сбытом продукции, стал крупнейшим в России налоговым должником.
Проведенное Институтом социологии РАН совместно с «Российской газетой» исследование показало, что и через десять лет после начала реформ принципиальных изменений в своевременности выплаты
28
Аргументы и факты, 2010, № 34, с. 9.
Члены гайдаровской команды и их сторонники не устают убеждать российское общество в том, что одними лишь успехами в регулярной выплате зарплаты их заслуги не ограничиваются. Они ставят себе в актив то, что благодаря их усилиям стране удалось избежать массового голода. Словосочетание «массовый голод» в России всегда звучит как набат, и его здесь воспринимают серьезно. Но этот аргумент очень напоминает заслуги газетчиков в организации солнечного затмения из «Записных книжек» И. Ильфа и Е. Петрова. В 1992 г. не было никакого массового голода. Были пустые прилавки в государственной торговой сети. Но к этому явлению советские люди давно уже привыкли. Жители российских провинций адаптировались к пустым полкам в продовольственных магазинах задолго до распада СССР. Жители Москвы и Ленинграда, разумеется, позже. Многое из рассуждений российских реформаторов выдает «книжный» характер их представлений о своей стране. Такое впечатление, что они никогда не бывали в конце 1970-х и в 1980-х годах ни в Архангельске, ни в Вологде, ни в Перми, ни в других областных, не говоря уже о районных центрах и малых городах и поселках Российской Федерации.
Традиционно в начале весны первые секретари обкомов не давали покоя соответствующим отделам ЦК КПСС, посылая панические сообщения об истощении областных запасов продовольствия, и так же традиционно получали в ответ директиву о необходимости более эффективного использования «внутренних резервов». Поток с мест сигналов «SOS» о нехватке продовольствия стал одним из характерных управленческих атрибутов «экономики дефицита» развитого социализма. В течение всего позднесоветского периода, предшествующего реформам, товарами деньги не обеспечивались, и, соответственно, товары все более стремительно уходили в теневую сферу. Распад СССР был вызван и сопровождался кризисом планово-распределительной экономики. Эта драма государственного управления описана многими авторами, в том числе и Е. Гайдаром в его книге «Гибель империи» [5, с. 352–361]. Но в нашей стране «государство» и «общество» – понятия, если не навсегда отчужденные, то, по меньшей мере, всегда далеко друг от друга отстоящие. Пустые продовольственные базы облисполкомов, как и пустые прилавки продуктовых магазинов – обыденная ситуация, возникшая в стране еще с хрущёвского периода «кукурузации» сельского хозяйства, и ставшая повседневностью практически повсеместно с конца 1970-х годов. Именно тогда по поводу пустых прилавков в магазинах и полных холодильников в квартирах стали появляться многочисленные анекдоты. Таковы были реалии «экономики дефицита».
Как только 2 января 1992 г. были отпущены цены, магазины наполнились достаточно широким ассортиментом продуктов питания. Откуда же взялись продукты? Может быть, кто-то из реформаторов за ночь успел привести в Россию эшелоны с продовольствием? Да нет, просто производители и торговцы, заранее зная об отпуске цен, придерживали товары до этого момента. «В течение трех-четырех месяцев прилавки опустели, – напоминает академик Л. Абалкин, – а складские помещения и оптовые базы (в ожидании “свободы”) были переполнены государственными запасами. Такова правда, но почему-то никто не хочет писать об этом» [1, с. 211]. Не хотят, потому что это противоречит утверждению о том, что реформаторы «спасли Россию от голода».
В последние недели 1991 г. российские СМИ пестрели сообщениями – то в одном месте, то в другом обнаружены очередные тайные хранилища, (склады, контейнеры, рефрижераторы, грузовые вагоны, автотрейлеры и пр.), в которых были припрятаны те или иные продовольственные товары. Не было никакого товарного голода в России, но зато был могущественный теневой рынок. Подчеркивая заслуги реформаторов в отпуске цен, недавно об этом напомнил и Е. Ясин: «Именно это Гайдар и сделал в первую очередь, и прилавки магазинов, если кто не помнит, сразу начали наполняться» 29 . Действительно, кто-то может сегодня уже и не помнит о «чудесном» превращении пустых прилавков в полные, но для большинства россиян среднего и пожилого возраста этот эпизод прочно отложился в памяти.
29
Московский комсомолец, 22.01.2010, с. 5.