Россия и современный мир №4 / 2012
Шрифт:
Более чем странно выглядело в этих условиях поспешное назначение Керенского 7 июля на пост премьера вместо скоропалительно отказавшегося от него князя Львова. На его долю выпали бурные выступления 3–4 июля солдат столичного гарнизона и поддержавших их матросов-балтийцев из Кронштадта, а также многочисленные демонстрации питерских рабочих антиправительственного характера, которыми руководили часть большевиков и анархисты. Правда В.И. Ленин, трезво оценив силы своей партии, счел подобный левацкий, во многом авантюристический план захвата власти несвоевременным и отверг его. В итоге князь Львов справился с этой критической ситуацией, но решил больше не искушать судьбу и подал в отставку, не желая применять силовые методы усмирения масс. Он же предложил членам правительства утвердить в должности министра-председателя Керенского, который, по его мнению, способен был, если понадобится, даже отдать приказ стрелять в смутьянов и, кроме того, сам давно уже рвался к власти.
Видимо,
Июль 1917 г. стал в истории Временного правительства тем рубежом, который делит ее на две почти равные половины. При этом вторая, когда Временное правительство возглавил уже Керенский, стала временем многочисленных неудач и разочарований, оказавшись еще менее плодотворной, чем первая. Во многом изменился вдобавок и сам премьер, что, конечно, неслучайно. Напомним, что в марте–июне Керенский вел себя как демократ и патриот, афишировал себя эсером, был удачным митинговым оратором и любимцем толпы. Терпимо относился он и к большевикам, хотя постепенно полностью разочаровался в Ленине. Дальнейшая эволюция Керенского шла уже в направлении его приобщения к сугубо «государственнической» правительственной позиции на принципах патриотизма и сохранения территориальной целостности России при усилении своей личной власти. При этом он любил выдавать последнюю за гарантию сохранения Временным правительством его революционности. Не осталось и следа от прежних связей Керенского с эсерами и былой терпимости к большевизму.
Внешне окружавшая Керенского обстановка становилась все более помпезной. В Петрограде премьер жил теперь и работал в Зимнем дворце, водворившись там в былые покои Александра III. Он пользовался бывшими царскими автомобилями и «высочайшим» поездом, доставлявшим еще недавно Николая II в Ставку. Керенскому было смешно вспоминать, что еще в начале марта он собирался в назидание потомкам повесить последнего русского царя, которого теперь называл «Ваше величество». Еще один характерный штрих: в августе Керенский присутствовал и на открытии поместного собора Российской православной церкви в Успенском соборе, хотя никогда не был фанатичным ее приверженцем.
Решающую роль играл он и при формировании в июле и сентябре новых составов Временного правительства, исходя из своих личных симпатий и преданности кандидатов в министры лично ему, Керенскому. При этом в июле он позволил себе даже повторить тактику Ивана Грозного, внезапно покинувшего в свое время Москву, чтобы заставить бояр дать согласие на введение печально знаменитой впоследствии опричнины.
Но чем помпезнее становился антураж, тем хуже обстояло у Керенского-премьера дело с решением важнейших вопросов государственного значения. Напомним, что еще в марте Временное правительство решило не предрешать волю будущего «хозяина Земли русской» – Учредительного собрания, заморозив, таким образом, на неопределенный срок решение всех самых острых социальных вопросов, включая аграрный и вопрос о выходе России из Первой мировой войны. Внешне подобная тактика как будто свидетельствовала о подлинном демократизме новой власти, готовой послушно выполнить волю всех российских граждан. Однако на деле и Львов, и особенно продолживший его тактику «непредрешенства» Керенский взяли на себя ответственность за окончательное превращение возглавляемых ими кабинетов министров в недееспособные государственные органы, обманувшие надежды многих миллионов россиян, жаждавших скорейшего улучшения своего значительно ухудшегося в 1914–1917 гг. материального положения. Временное правительство вело себя в конце лета и осенью 1917 г. так, как будто история отпустила ему в кредит не поддающееся счету время, хотя его реальный запас оказался более чем ограниченным, а расплата за подобное государственное легкомыслие наступила скорее, чем предполагал Керенский.
Много сил – и, как оказалось, впустую – потратил Керенский, чтобы достигнуть договоренности с назначенным в июле Верховным главнокомандующим генералом Корниловым. Это был своенравный и явно не склонный подчиняться Керенскому профессиональный военный, видевший спасение России в твердом порядке на фронте и в тылу и в неукоснительным соблюдении строгой военной дисциплины, Корнилов позволял себе предъявлять премьеру настоящие ультиматумы и требовал полного невмешательства правительства в свои действия. Он и его ближайшее окружение позволяли себе все это, поскольку генерал был единственным
По подсказке главного эсеровского экс-боевика Б.В. Савинкова, ставшего главным помощником Керенского в Военном министерстве, Корнилов был назначен Верховным главнокомандующим вместо не угодившего премьеру Брусилова, но тут же вступил в неразрешимый конфликт с премьером. Дело в том, что Корнилов, как и многие другие генералы, был сторонником восстановления смертной казни за аналогичные преступления и в тылу, а это было чревато его полной милитаризацией и установлением настоящей военной диктатуры в стране. С этим, естественно, не могли согласиться левые партии, Советы да и сам Керенский, мнивший себя главным защитником демократии в России. Он даже хотел уволить Корнилова в отставку, но его не поддержали другие члены правительства. В итоге к концу августа найти способ разрешения этого острейшего конфликта так и не удалось.
Та же судьба постигла и отношения власти с большевиками, открыто обвиненными в начале июля в шпионаже в пользу Германии. Керенский категорически не принимал ленинского курса на социалистическую революцию и верил в личную виновность вождя большевиков в сговоре с немцами. Однако собрать убедительные улики в пользу этой версии Временному правительству не удалось. Одних арестов многих видных большевиков (сам Ленин ушел в глубокое подполье) оказалось недостаточно, и на фоне других неудач правительства ленинская партия стала быстро восстанавливать свои подорванные в июле позиции, причем Керенский не посмел объявить большевизм вне закона и добиться суда над его главным вождем. Ленина же стал с успехом заменять Л.Д. Троцкий, очень быстро превратившийся к осени 1917 г. из его главного оппонента в горячего и талантливого сторонника большевизма. В июле-августе он побывал в тюрьме, но уже в начале сентября был освобожден из-под ареста и сразу же активно включился в процесс наращивания ленинцами своего политического авторитета в глазах масс.
Как известно, Керенский был прирожденным политиком-центристом, умело лавировавшим до поры до времени между политическими полюсами и искавшим некий средний путь, суливший, как ему казалось, надежный успех. Аналогичными методами действовал премьер и летом 1917 г., применяя свой излюбленный прием улаживания конфликтов: не доводить их до точки кипения, обещать неопределенные уступки и правым, и левым и предельно оттягивать ответы на самые острые вопросы современности. Керенский обещал провести позже (но когда?) крупные социальные реформы, поднять (но как?) дисциплину в армии и в тылу, удовлетворить требования генералов возродить русские вооруженные силы (но только не вводить военную диктатуру), признать на словах (без убедительного доказательства и суда над зачинщиками) вину большевиков, но не запрещать их агитацию. Это объективно означало разрешение на продолжение партией Ленина ее подрывной антиправительственной работы. Надо ли доказывать, что к концу лета 1917 г. хваленый центризм Керенского трещал по всем швам, предвещая близкий крах всей его политики? Неслучайно такое ужасное впечатление на участников и гостей августовского Государственного совещания в Москве произвела заключительная речь Керенского, напоминавшая выступление наркомана, у которого действия спасительных препаратов кончилось раньше, чем он довел до конца свое выступление (об этом прямо говорили уже современники).
Но оказавшийся роковым удар нанес Керенскому 27–31 августа все тот же Корнилов 40 . Многие искренне считали, что поправить кризисную ситуацию, сложившуюся тогда в России, мог бы его политический союз с премьером. Корнилов взял бы на себя в таком случае наведение в стране порядка, причем предполагалось в качестве крайней меры даже ввести военную диктатуру. Керенский же должен был легитимизировать эту новую ситуацию, поступившись, скорее всего, при этом и своими правами премьера. Однако он был вообще против военной диктатуры и, кроме того, явно не хотел делиться с Корниловым или другими генералами властью. Поэтому вместо союза этих «двух К.» – Керенского и Корнилова – вечером 26 августа последовал по инициативе честолюбивого премьера их полный разрыв, доведенный до реальной угрозы возникновения в России гражданской войны. При этом Керенский категорически отказался вести какие-либо переговоры с Корниловым и готов был разговаривать с ним только языком ультиматумов.
40
Подробнее см.: Федюк В.П. Керенский. – М., 2009. – С. 274–285.