Россия и Япония: стравить!
Шрифт:
Впрочем, она лишь называлась «Крымской», а события ее разворачивались порой не только на бастионах Севастополя, но и в виду могучих фортов Кронштадта, и слабеньких укреплений берегового поста Де-Кастри в Татарском проливе...
Камчатский военный губернатор и командир Петропавловского порта генерал-майор Василий Степанович Завойко (впоследствии — адмирал) в августе-сентябре 1854 года руководил доблестной обороной Петропавловска-Камчатского от нападения англо-французской эскадры контр-адмирала Депуанта и адмирала
В ее составе были три фрегата: французский «Форт» с 60 орудиями, английские «Президент» с 50 и «Пик» с 46 орудиями; французский корвет «Эвридика» с 30 орудиями, французский бриг «Облигадо» с 12 орудиями и английское паровое судно «Вираго» с 6 орудиями.
Всего — 204 «союзнических» орудия против 75 русских орудий 44-пушечного фрегата «Аврора», 12-пушечного транспорта «Двина» и 19 орудий трех береговых батарей.
Пришлось проявлять героизм, что русским было не в диковину.
Я, УВАЖАЕМЫЙ мой читатель, пытался далее ограничиться лишь кратким изложением обороны Петропавловска-Камчатского. Но можно ли было удержаться и не сказать об этой, фактически неизвестной нам сегодня, обороне хотя бы то, что сказано ниже?!
До прихода «Двины» (она-то и привезла известие о войне) в распоряжении Завойко было всего 283 человека. «Двина» подвезла еще 300, а вскоре прибыло подкрепление из 400 человек во главе с капитаном Александром Павловичем Арбузовым (не исключаю, что он был сыном участника первого русского кругосветного путешествия в 1803 — 1806 годах капитан-лейтенанта Павла Петровича Арбузова). Строевых набиралось немногим более 800 человек-Союзники первую потерю понесли еще до начала боевых действий. И о ней тоже нельзя не рассказать.
Утром 30 августа адмирал Прайс прогуливался по палубе «Президента» и, вроде бы спокойно, обсуждал с капитаном Бэрриджем принятую вечером 29 августа диспозицию. Накануне Прайс лично провел рекогносцировку русских укреплений и театра предстоящего сражения на пароходе «Вираго» (под фальшивым, к слову, американским флагом). И с досадой убедился, что в Петропавловск прорвались «Аврора», ускользнувшая от него из перуанской гавани Кальяо, и «Двина», которую союзники прозевали в районе Сандвичевых (Гавайских) островов.
Нагулявшись с Бэрриджем, Прайс быстро прошел в каюту, на глазах у изумленного капитана вынул из пистолетного ящика пистолет, приложил дуло к сердцу и нажал курок.
Смерть пришла мгновенно. А объяснение было одно — Прайс еще до боя (!) отчаялся взять город и захватить русские суда, им ранее провороненные. И решил загладить свою оплошность таким вот образом.
Высшее командование пришлось принять Депуанту, и началась бомбардировка берега.
Капитан Арбузов накануне поссорился с Завойко и, отрешенный им от должности, тут же поступил волонтером-добровольцем на «Аврору» под командование капитана Ивана Николаевича Изыльметьева.
Но честный общий бой — лучшее средство для примирения, и уже через день Арбузов возвратился к своим солдатам, собрал их и сказал:
— Теперь, друзья, я снова с вами, и клянусь Георгием, которого честно ношу четырнадцать лет, что не осрамлю имени командира!
Ответом ему было «Ура!», а Арбузов закончил:
— Если же вы увидите во мне труса, то заколите меня штыком, а на убитого — плюйте!
Начались новые бомбардировки. Гремели сотни орудий, начинались и захлебывались атаки.
Показательная деталь (лучше оценить ее мы сможем позднее — когда речь у нас будет о Русской Америке)... 2 сентября было затишье — хоронили адмирала Прайса. Во время похорон в Тарьинской губе союзники встретили двух американских матросов с судна, заходившего в Петропавловск. «Нейтральные» янки рубили дрова, но тут же показали англичанам тропинку, по которой можно незаметно провести десант. И этот предательский поступок положение русских осложнил.
Решающее же сражение произошло 5 сентября. Союзники только на берегу имели в штурмовых отрядах примерно тройной перевес.
Мичман Николай Фесун, командовавший одной из стрелковых береговых партий с «Авроры», писал позднее: «Энтузиазму, одушевлению всех вообще не было пределов; один кидался на четверых. И все держали себя так, что поведение их превосходит похвалы».
Поэтому Завойко штурм отбил, и союзники убрались из Авачинской бухты. Однако опасность не исчезла.
И тогда губернатор решает эвакуировать морем гарнизон и жителей в устье Амура и там укрепить Николаевск, установив связь и с Де-Кастри (вот когда жизненно пригодилось открытие Невельским прохода из Японского в Охотское море).
Вскоре наши силы в устье Амура достигали уже двух тысяч человек, а новые батареи Николаевска надежно прикрыли вход в великую реку, отныне полностью русскую.
Попытка англо-французов высадиться у Де-Кастри была быстро ликвидирована, на чем их боевая активность на Дальнем Востоке и закончилась.
Так что если бы Невельской с Муравьевым незадолго до этих событий промедлили, то Россия могла бы получить у себя под сибирским «боком» серьезные неприятности, возникшие, по сути, из ничего...
И еще один вывод можно и нужно сделать из петропавловской обороны... Получая достойный отпор даже малых русских сил, Запад тут же сникал и шел на Дальнем Востоке на попятный.
Французский участник «союзной» экспедиции в Петропавловск Эдмонд де Айи восхищался умением и распорядительностью генерала Завойко и капитана Изыльметьева, сравнивал их даже с адмиралом Нельсоном, прекрасно сознававшим значение времени для успеха, и заключал: «Как восхитительно их умение пользоваться временем».