Россия и Южная Африка: наведение мостов
Шрифт:
Николай II прекрасно понимал, что такие угрозы обеспечат ему поддержку англофобской части русского общества.
Генерал М. Грулев, отлично знавший тогдашние настроения, особенно в военных кругах, позже вспоминал: «Целыми веками общество наше воспитывалось на идее о походе в Индию. Вместе с молоком матери мы всасывали взлелеянную мечту о распространении нашего оружия за Гиндукушский хребет, в самую колыбель человечества, в сказочную страну мировых сокровищ, чтобы попутно свести здесь все старые счеты с Англией.
Трудно сказать, на чем базировалась такая легкомысленная самоуверенность, которая не желала считаться ни с какими условиями: географическими, стратегическими и иными. Плодилось немало невежественных и легковесных
Естественно, что активность России вызывала беспокойство в Англии. В начале ноября 1899 г., накануне встречи российского императора с кайзером, во всех европейских столицах гадали, к каким антианглийским мерам она может привести. Но если и были у России планы совместных с Германией действий против Великобритании, они потерпели неудачу буквально сразу же. Казалось, что императорам договориться легко: они всячески демонстрировали свои приятельские отношения, называли друг друга «Ники» и «Вилли»; Николая и его семью Вильгельм встречал в Потсдаме в русской военной форме. Потом они вместе охотились на фазанов, куропаток и зайцев. Но 8 ноября стало известно, что Германия договорилась с Великобританией и США о разделе островов Самоа.
В тот же день британское правительство получило сведения, что Муравьеву не удалось убедить французское правительство предпринять сколько-нибудь определенные действия против Англии [110]. Для Франции целесообразнее были противоречия с Германией — вопрос об Эльзасе и Лотарингии. Поэтому осложнять отношения с Великобританией она не захотела.
Так что ни о каких совместных действиях царь и кайзер не договорились. Более того, уже через несколько дней, 20 ноября, едва расставшись с Николаем, Вильгельм II с семьей и канцлером Бюловым прибыли на яхте «Гогенцоллерн» в Англию, в королевский дворец в Виндзоре. Кайзер не бывал в Англии с 1895 г., со времени рейда Джеймсона, и теперь поставил условие: визит за уступку островов Самоа. Сесил Родс обещал это Вильгельму еще во время их встречи в середине марта. Теперь это условие было выполнено: 14 ноября в Лондоне состоялось официальное подписание англо-германского договора о Самоа. К тому же Англия перестала препятствовать столь желанному плану Вильгельма — строительству Берлинско-Багдадской железной дороги. 27 ноября турецкий султан объявил, что предоставляет немецкой компании концессию для строительства дороги через Басру в Багдад.
Вильгельм не хотел вести переговоры с Лейдсом, представителем Трансвааля в Европе. И Россию он подталкивал к решительным действиям против Англии не для того, чтобы участвовать в них, а лишь чтобы шантажировать Лондон русским нажимом [111].
Джозеф Чемберлен в ходе встречи с канцлером Бернгардом Бюловым стремился настроить его и против России, и против Франции. Предложил даже раздел Марокко с предоставлением Германии Атлантического побережья. Правда, Вильгельм и Бюлов этот дар не приняли — не захотели идти на обострение с Францией.
О политике России лучше судить не по высказываниям царя, а по деловым документам, по большей части секретным. Пожалуй, важнейший из них — это записка М.Н. Ламздорфа, бывшего во время ее подготовки товарищем (заместителем) министра иностранных дел, а через несколько месяцев — министром. Записка: «О задачах внешней политики России в связи с англо-бурской войной», датирована 22 января 1900 г. (ст. ст.).
Начиналась она общей оценкой значения англо-бурской войны для мировой политики: «Разыгравшиеся на Африканском материке с начала осени минувшего года события сосредоточили на себе всеобщее внимание и приобрели в глазах правительств почти всех государств особливую важность по тем неожиданным последствиям, к которым привело столкновение сравнительно ничтожных военных сил двух небольших южноафриканских республик с войсками могущественной Англии» [112].
Ламздорф привел требования
Ламздорф выступил против этих прожектов как дорогостоящих и нереальных. Даже давнюю мечту о захвате пролива Босфор назвал нереальной. Обстоятельно, с хорошим знанием дела, рассмотрел замыслы России и других великих держав во всех районах столкновения их интересов: от Босфора до Ирана и Дальнего Востока. И сделал вывод: «Настоящее общее политическое положение вещей не вызывает необходимости со стороны императорского правительства принятия каких-либо неотложных, чрезвычайных мер: ни в виде приобретения путем соглашения какой-либо стоянки для нашего флота, ни при посредстве военного занятия какой бы то ни было территории или стратегической позиции».
Единственное, что Ламздорф предложил, это несколько укрепить позиции России в Османской империи, в Ираке и Афганистане, и то не военными, а дипломатическими мерами.
Записка Ламздорфа была послана в несколько министерств. Военный министр А.Н. Куропаткин выразил явное недовольство. Он считал, что надо начать давление на турецкое правительство, чтобы оно уступило России Босфор. Управляющий морским министерством тоже не сдержал наступательного пыла и жалел, что Россия ничего не выиграет от затруднений своего старого соперника. Зато министр финансов Витте высказал прямо противоположное мнение. Он возразил даже против предложенных Ламздорфом мер по усилению русского влияния в соседних странах Центральной Азии и дал понять, что при тяжелом финансовом положении России нечего было об этом и думать.
Время для России действительно было трудное. Экономический кризис, сокращение промышленного производства, а главное — неурожай и голод в ряде областей империи. Даже «ястребы» в правительстве это понимали.
Вильгельм II подталкивал Россию к вторжению в Индию. Он прямо говорил об этом с российским послом в Берлине в начале января 1900 г. [113] Но даже в высших военных кругах России было понимание опасности такого шага. Это выяснилось на закрытом совещании генералов и офицеров в конце 1899 г. Докладчик генерал М. Грулев резко осудил призывы к походу на Индию — и никто ему не возразил. Правда, доклад Грулева решили не публиковать, чтобы не раскрывать перед Англией свои карты, и заставить ее бояться возможного русского вторжения [114].
В целом победила точка зрения Ламздорфа. Призывы вторгнуться в Индию или захватить Босфор так и остались призывами. Но свои позиции в Центральной Азии Российская империя все же укрепила. В декабре 1899 г. добилась, что Иран еще на десятилетие продлил свое обязательство не давать другим иностранным державам концессий на строительство железных дорог. В январе 1900 г., дав Ирану заем, Россия добилась вытеснения английских товаров российскими на иранском рынке. А в случае нарушения сроков по платежам займа Россия получила право «установить контроль над таможнями, доходом коих упомянутый заем гарантирован» [115]. В Оттоманской империи правительство Николая II добилось концессии на строительство железной дороги вдоль южного берега Черного моря, а с Афганистаном в начале 1900 г. были установлены дипломатические отношения, чему Великобритания всегда препятствовала.
Ни для кого не было секретом, что перемены в Центральной Азии — следствие англо-бурской войны. Даже российский либеральный журнал, существовавший в условиях жесткой цензуры, публично признал это. «Русско-персидский заем и русско-персидские концессии также до известной степени связаны с этими событиями. В Тегеране не решились бы на этот шаг, столь неприятный англичанам, если бы престиж Великобритании не был столь поколеблен южноафриканскими событиями» [116].