Россия молодая. Книга 1
Шрифт:
Боцман принял офицера стоя, вопреки правилам учтивости не осведомился о здоровье датского короля и не сказал, зачем пришла эскадра. Датчанин молча кусал губы.
– Ввиду трудности похода ярл шаутбенахт решил спустить часть команды на берег! – сказал дель Роблес. – Надеюсь, город приветливо примет моряков, пришедших под славными флагами флота его величества короля Швеции Карла Двенадцатого, да продлит господь его дни...
Дель Роблес замолчал, ожидая, чтобы датчанин сказал «аминь». Но датчанин не сказал ничего. Он стоял, положив руку на эфес шпаги, гордый, широкоплечий, высокий.
– Город встретит матросов и солдат его величества как родных братьев? – сказал дель Роблес. – Магистрат не поскупится на угощение, не правда ли?
– Город и магистрат не находятся в родстве с матросами флота его величества Карла Двенадцатого! – ответил капитан над портом. – Что же касается до еды, то датчане издавна никому не отказывали в угощении.
Через несколько минут офицер откланялся, запросив время для подготовки города к встрече «друзей».
– Сколько вам нужно для этого часов? – спросил дель Роблес.
– Не более двух часов начиная с той секунды, когда моя шлюпка подойдет к берегу.
Дель Роблес согласился. Капитан над портом спустился по шторм-трапу в свою шлюпку. Команда проводила его гоготом, свистом и улюлюканьем.
Солнце уже давно зашло, когда на кораблях забили барабаны, извещая матросов и солдат о том, что они могут отлучиться на берег. Люди как горох посыпались в шлюпки. Над заштилевшим морем загремели матросские песни, при свете полной луны шлюпки одна за другой подходили к молчаливому берегу, и здесь веселье сразу сменялось недоуменными возгласами:
– Это что же такое? Кавалерия?
– Да они с мушкетами...
– Какого черта?
На набережной неподвижно стояли всадники с саблями, короткими копьями и мушкетами. Лунный свет блестел на стальных панцырях.
– Зачем ты здесь стоишь? – спросил Бирге Кизиловая нога у неподвижного всадника.
– Проходи своей дорогой! – ответил тот таким голосом, что Бирге больше не захотелось спрашивать.
На мосту Книппельсбру, который соединял город с портом, стояли пешие солдаты, опираясь на пики. Билль Гартвуд попробовал пошутить с одним, но солдат его обругал, и англичанин потерял охоту веселиться.
– Где они набрали столько войск? – спросил Убил друга у Сванте Багге – корабельного профоса. – Всей Дании разрешено иметь шесть тысяч солдат, а здесь не меньше тысячи!
Лейтенант Бремс, обгоняя матросов, услышал вопрос Убил друга и сердито ответил:
– Здесь нет солдат, это горожане. Они хотят, чтобы вы вели себя потише, вот и все. Как это ни грустно, а ничего не поделаешь. Веселья нынче не будет, так я предполагаю. И хорошо бы мне ошибиться!
Город точно вымер. Когда шведские моряки вошли в городские ворота, ни одно окно не светилось. Двери домов были заперты, на тавернах и трактирах висели замки, у закрытых лавок прохаживались караульщики с хрипящими псами на ремнях.
Старший артиллерист «Короны» премьер-лейтенант Пломгрэн спросил всадника, показавшегося ему офицером:
– Что все это значит? Почему столько войск? Разве мы не дружественные державы?
Всадник ответил:
– Проваливай, пока я не задавил тебя моим конем, грязный разбойник!
Пломгрэн
– Идите куда вы шли! – сказал всадник. – Идите и разговаривайте между собою. На площади Ратуши вас ждет выпивка и угощение. Идите! Что вам нужно от нас? Дружеской учтивости? Наша память не так коротка, как вам кажется. Мы все помним. И дети наши тоже будут все помнить! Идите, пока здесь не пролилась кровь!..
На площади Ратуши горели смоляные факелы и стояли огромные столы с жареным мясом, овощами в сале и белым хлебом. Сорокаведерные бочки с пивом и десятиведерные с вином были расставлены у фонтана. У дверей ратуши стояли караульщики с алебардами и пистолетами. А вокруг площади неподвижно застыло не менее сотни всадников, часть которых была ярко освещена луною, а часть скрыта в тени.
– Кто же нас будет угощать? – громко крикнул Билль Гартвуд. – Где хозяева пиршества?
– Угощайтесь сами! – звонко ответил всадник, лошадь которого била копытами у дома магистрата. – Угощайтесь сами, и пусть бог отпустит вам ваши грехи!
Офицеры, обидевшись, ушли на корабль. А матросы и солдаты принялись пить и есть. Водка была добрая и еда тоже хорошая – жирная и обильная. Офицеры на полпути раздумали обижаться и вернулись обратно. Еды и питья было вдосталь. Убил друга и Окке Заячий нос, упившись, полезли в бассейн под фонтан купаться. Бирге Кизиловая нога пошел к всадникам – отвести с ними душу.
– Кто ты такой? – спросил он у юноши, дремавшего в седле.
Юноша-датчанин поднял голову, зевнул, ответил спокойно:
– Я кузнец.
– Простой кузнец?
– Да, простой кузнец.
– И у тебя свой конь?
– Нет, это конь моего друга – ломового извозчика.
– А копье? Чье у тебя копье?
– Копье я выковал сам, своим молотом, на своей наковальне.
– Выпей со мной, парень! – попросил Бирге. – Хоть ты и датчанин, но я ничего не имею против тебя.
– Я не стану с тобой пить! – ответил юноша. – Когда придет время мне выпить, я найду друзей. Иди к своим и выпей с ними. Пожелайте друг другу благополучно унести головы оттуда, куда вы собрались!
– А куда мы собрались? – спросил пьяный Бирге.
– Уж это вы знаете!
Бирге ушел покачиваясь. Луна поднималась все выше и выше. Матросы ревели песню:
Вербовщики его облюбовалиИ в королевский флот завербовали,Вербовщики служить его берут,И корабли на смерть его везут...Песня гремела на площади Ратуши. Якоб прислушался – невеселая песня. Он шел переулком. Его никто ни разу не остановил благодаря тому, что был он в красном кафтане, не похожем на синие мундиры моряков и зеленые мундиры солдат. Всадники смотрели на него как на жителя Копенгагена. Один предупредил шутливо: