Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
Это были сложные вопросы, и на них не имелось четкого ответа. Взаимные подозрения и споры в лагере коалиции обострялись вследствие столкновения интересов по вопросу об окончательном послевоенном устройстве Европы в целом. Прямыми и косвенными методами Наполеон управлял большей частью Польши, Германии, Италии и исторических Нидерландов. Теперь предстояло решить судьбу всех этих территорий, и это решение несло в себе огромные последствия для могущества, статуса и безопасности всех стран, входивших в коалицию. Прежде всего речь шла о Польше, точнее сказать о герцогстве Варшавском, которое составляли территории, после разделов Польши входившие в состав Пруссии и Австрии. Александр I хотел, чтобы они достались России. Согласно широко распространенному тогда мнению, баланс сил в Центральной и Восточной Европе зависел от решения этого вопроса. Разногласия по поводу того, как именно следовало разделить Польшу, привели к развалу 1-й коалиции перед лицом революционной Франции. Они также являлись наиболее вероятным камнем преткновения и для нынешней коалиции. Равным образом польский вопрос не мог рассматриваться отдельно от вопроса о взаимоотношениях с Наполеоном и Францией. Перед лицом русско-прусского единства Австрия смотрела на Францию как на возможного союзника. Если бы французы вследствие заключенного мира
781
См., например, письмо графа Мюнстера, ганноверского государственного деятеля, к принцу-регенту (будущему английскому королю Георгу IV), в котором тот сообщал о спорах, разгоревшихся в январе вокруг военной и дипломатической политики в отношении Франции: «Главной причиной всех разногласий служит то, что Россия до сих пор не заявила о том, через какие части Польши она намеревается провести свои границы», см.: Fournier A. Der Congress von Chatillon: Die Politik im Kriege von 1814. Wien, 1900. P. 295–296.
Хотя между всеми союзными державами существовала некоторая напряженность, самым серьезным был конфликт между Австрией и Россией. Одной из ключевых сфер, где сталкивались их интересы, являлись Балканы. В 1808–1812 гг. русские были очень близки к тому, чтобы завоевать всю территорию современной Румынии и превратить Сербию в зависимое от России государство, тем самым повысив авторитет и влияние русских на Балканах. Лишь угроза наполеоновского вторжения убедила Петербург отказаться от этой затеи, однако никто в Вене не был столь наивен, чтобы поверить, что этим дело и кончится. Если смотреть шире, австрийцы опасались растущего могущества России, лишним чему свидетельством стал 1812 г. Практически полная географическая неуязвимость России, сила ее армии и количество имевшихся в ее распоряжении ресурсов — все это делало Российскую империю державой, которая внушала страх ее соседям.
Тем не менее опасения Австрии не следует преувеличивать, в 1814 г. Австрия своей мощью еще не сильно уступала России. До 1914 г., когда Россия усилилась в результате стремительного роста населения, а австрийская армия оказалось ослабленной вследствие конфликтов между различным национальными группами внутри империи Габсбургов, было еще далеко. Что же касается 1814 г., то австрийцы даже собственными силами могли оказать упорное сопротивление России. Действуя же в союзе с Пруссией, они имели все шансы нанести ей поражение. Во многих отношениях главной проблемой для Меттерниха в 1814 г. была сплоченность Пруссии и России, что позволяло последней действовать более уверенно и давало возможность беспрепятственного прохода в Центральную Европу. Русско-прусский альянс грозил Австрии изоляцией и шел вразрез со стремлением Меттерниха к созданию германского блока, который в значительной степени лишил бы Францию и Россию влияния в Центральной Европе. Внутри самого союзного блока природные богатства Австрии и историческое наследие Габсбургов естественным образом обеспечивали Вене главенство. В то же время Меттерних предвидел, что гарантией мира и равновесия в Европе в целом был бы баланс сил между Францией и Россией [782] .
782
Даже на английском языке о К. Меттернихе и его политике существует обширная литература. Основополагающими работами являются кн.: Schroeder P. W. Op. cit.; Kissinger H. Op. cit. Книга П. Шредера является особенно ценным исследованием. А. Скед намечает ряд наиболее широко распространенных трактовок «системы» Меттерниха в своей кн.: Sked A. Metternich and Austria. London, 2008. Что касается роли Меттерниха в свержении Наполеона — сюжета, которому в книге уделено наибольшее внимание, — автор этих строк в какой-то мере разделяет скептицизм А. Скеда.
Виды австрийцев на будущее имели некоторую поддержку внутри прусского правительства. Когда в феврале 1813 г. между Россией и Пруссией шли переговоры по поводу заключения Калишского договора, сильные разногласия вызывал вопрос о судьбе некогда принадлежавших Пруссии территорий в составе герцогства Варшавского. Ближайший советник прусского короля генерал-майор К.Ф. Кнезебек разделял опасения высшего генералитета Австрии, связанные с возможным маршем на Париж и свержением Наполеона [783] .
783
О взглядах К.Ф. Кнезебека см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 81–82.
Кнезебеку противостояли Г.Л. Блюхер, А. Гнейзенау и Силезская армия. Их взгляды порой недооценивают, утверждая, что в их основе лежала лишь жажда мести и стремление к воинской славе. Это несправедливо. Генерал-квартирмейстер Силезской армии барон К. Мюффлинг, невозмутимый штабной офицер, в личном плане был гораздо ближе к Кнезебеку, чем к Гнейзенау или Блюхеру. Однако он разделял их мнение, что длительный мир требовал отстранения Наполеона от власти. Мюффлинг полагал, что если бы Наполеон сохранил свои полномочия, тогда после короткой передышки и перегруппировки сил он непременно попытался бы перечеркнуть все результаты мирного урегулирования. Его поддержали бы все ветераны его армии, на тот момент находившиеся в плену у союзников или в госпиталях. В то же время, добавлял Мюффлинг, когда Наполеон начал бы наступление, переправившись через Рейн, российская армия находилась бы за тысячу километров и не смогла прийти на выручку Пруссии [784] .
784
Muffling K. Op. cit. P. 92–93,100–101,418–419.
В конечном счете политику Пруссии определял Фридрих-Вильгельм III. Король разделял взгляды Мюффлинга и был удовлетворен соглашением, достигнутым в Калише. Поскольку Фридрих-Вильгельм недавно прошел через терзания, связанные с принятием важного решения о поддержке России в феврале 1813 г., он страстно не желал его
785
О Фридрихе-Вильгельме см. Гл. 9, сн. 18.
Великобритания стояла несколько в стороне от соперничества, развернувшегося между континентальными державами. Ее участие в коалиции, освободившей Германию в 1813 г., ограничивалось преимущественно тем, что она ссужала армии союзников деньгами. Однако к зиме 1813–1814 гг. ситуация изменилась. С освобождением Германии и приближением момента заключения окончательного мира, Англия решила быть поближе к центру событий. Континентальные державы по своему горькому опыту знали, что если Англия и Франция продолжат войну, то остальные страны в конце концов окажутся в нее втянутыми. Демобилизация армий, восстановление финансов и международной торговли в этом случае были бы затруднительны. Таким образом, требовалось подключить Великобританию к процессу мирного урегулирования, и ее союзники на континенте надеялись, что она поможет склонить Францию к миру, вернув ей значительную часть ее заморских колоний, захваченных Англией в период 1793–1814 гг.
В 1813 г. английские представители при дворах трех союзных держав были не самыми выдающимися дипломатами. Лорд У.Ш. Каткарт и сэр Ч. Стюарт были генералами, скорее желавшими принять участие в боевых действиях, чем вести переговоры. Между тем лорд Д. Абердин, 28-летний английский посол в Австрии, даже не умел как следует говорить по-французски и неизбежно оказывался не в состоянии противостоять напору Меттерниха. В одном австрийском источнике отмечалось, что «из всех трех [послов. — Прим. пер.] лишь Абердин обладал некоторой склонностью к дипломатии, хотя и не имел соответствующего опыта. У двух других не было ни склонности, ни опыта». Союзники направили в Лондон просьбу, чтобы англичане прислали к ним политического тяжеловеса, который мог бы провести переговоры. В ответ на это в главный штаб коалиции в январе 1814 г. прибыл виконт Р.С. Каслри, один из самых способных министров иностранных дел в истории Великобритании [786] .
786
Fournier A. Op. cit. P. 10. П. Шредер пытается встать на защиту Д. Абердина, но делает это не совсем убедительно, см.: An Unnatural «Natural Alliance»: Castlereagh, Metternich, and Aberdeen in 1813// International History Review. 1988.10/4. P. 522–540; Внешняя политика России. Т. 7. С. 492–500.
Однако ключевым моментом было то, что Великобритания являлась самым могущественным из четырех союзников. После поражения в войне за независимость США, Соединенное королевство оказалось перед вызовом, брошенным ей военно-морскими силами Франции, Испании и Голландии. К 1814 г. англичане сумели разгромить флот этих трех держав, на морях установилось господство военно-морских сил Великобритании. За этим стояли сильнейшие в мире торговый флот и кораблестроительная промышленность Англии, в свою очередь основанные на необъятном финансовом и торговом потенциале Соединенного королевства. Шотландия и Ирландия, исторически служившие потайным входом на территорию Англии, теперь надежно контролировались из Лондона. Помимо перечисленных фундаментальных элементов, из которых складывалось могущество Великобритании, нельзя не упомянуть об А.У. Веллингтоне и его солдатах — лучшей армии и лучшем генерале в истории Англии за два предшествующих столетия. В 1814 г. входившим в коалицию монархам было известно, что наступление Веллингтона вглубь территорий южной Франции удерживали маршала Сульта и свыше 40 тыс. солдат, находившихся под его командованием, вдали от главного театра военных действий на севере страны. Кроме того, следует подчеркнуть что логика межгосударственных отношений в Европе работала на пользу Великобритании. Континентальные державы-союзницы часто могли негодовать по поводу богатства и безопасности Англии, однако угроза их ключевым интересам всегда в большей степени исходила со стороны их непосредственных соседей, имевших с ними сухопутную границу. Они разделяли приверженность Великобритании идее европейского баланса сил, исходя из соображений собственной безопасности. Однако баланс сил на континенте означал, что прочие государства не могли бросить серьезный вызов английскому морскому и колониальному владычеству [787] .
787
Составляющие могущества Англии описаны в кн.: Rodger N. А.М. The Command of the Ocean. London, 2004. P. 572–573.
Эти реалии сказались на ходе мирных переговоров. Великобритания настаивала на том, чтобы вопрос о «морских правах», т. е. о международном морском праве, не поднимался во время переговоров. Англичане своего добились, и русских это не обрадовало. Генеральный консул России в Лондоне писал, что до самого конца войны английский флот продолжал заключать под стражу российские суда и грузы. Временами у экипажей этих судов действительно имелись при себе поддельные документы, но в любом случае доказать обратное подозрительным британским офицерам было чрезвычайно сложно. Российское посольство никогда не ставилось в известность о том, что судно арестовано, и все последующие процедуры велись тайно и медленно. Даже если англичане в конце концов признавали, что русские суда действовали в рамках закона, долгие проволочки вызывали разорительные убытки. Ни извинений, ни компенсации от англичан ни разу не последовало, а британские офицеры ни разу не были наказаны за то, что по ошибке или по злому умыслу задерживали российские суда. Однако в 1814 г. перед Россией стояли более приоритетные задачи, чем упорядочение морского права, и она была не в том положении, чтобы вызывать раздражение Лондона [788] .
788
Внешняя политика России. Т. 7. С. 230–237.