Россия против Наполеона: борьба за Европу, 1807-1814
Шрифт:
9 ноября М.Б. Барклай де Толли отправил императору свой рапорт о состоянии российской армии к концу осенней кампании. Он заметил, что «при всех, однако, громких успехах кампании нынешней признаться надобно, что <…> она стоит нам половины армии!» В некоторых боевых подразделениях количество выбывших было гораздо больше. «Кавалерия графа Витгенштейна не имеет и четвертой части того, с чем она выступила из Силезии» в конце августа. Из пяти армейских корпусов первой линии только два все еще были полностью боеспособны и выглядели как регулярные части. Таковыми были лейб-гвардия и гренадеры резервного армейского корпуса под командованием великого князя Константина Павловича и армейский корпус Ф.Ф. Винцингероде в составе Северной армии, «кои менее других употребляемы были в дело и, следовательно, менее других потерпели». Многим боевым единицам трех других армейских корпусов (П.X. Витгенштейна, А.Ф. Ланжерона и Ф.В. Остен-Сакена) грозило «совершенное расстройство», если не принять срочных мер. «В амуниции и особливо в сапогах, рубахах и одежде, солдаты терпят крайнюю нужду». В некоторых полках в строю оставалось не более сотни солдат. Потери среди офицеров за время осенней кампании были высоки и «недостаток штаб- и обер-офицеров причиною, что и сии малые остатки не могут быть приведены в надлежащий порядок». Множество других источников, включая полковые отчеты и рапорты Г.Л. Блюхера Александру I, подтверждают, что нарисованная М.Б. Барклаем картина была верна, и подчеркивают острую необходимость перерыва в военных действиях, чтобы войска могли восполнить свои ряды, дать солдатам отдохнуть и пополнить
806
Внешняя политика России. Т. 7. С. 431–433. См. рапорт Г.Л. Блюхера Александру I от 23 нояб.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3915. Л. 121–122. Историк Рязанского пехотного полка писал о том, что штурм Шёнефельда ослабил полк, а марш к Рейну чуть было не уничтожил его, см.: Шеленговский И.И. Указ. соч. Т. 2. С. 246.
За семь недель, в течение которых российская армия оставалась на Рейне, ситуация коренным образом изменилась. В полки вернулись солдаты, отбившиеся от них ранее, а также вышедшие из госпиталей. Боевые подразделения, отправленные в тыл на время осенней кампании, были выдвинуты на передовую. Корпус князя А.Г. Щербатова, например, прибыл из Берлина для усиления войск Ф.В. Остен-Сакена. Кроме того, подоспела новая волна подкреплений из резервной армии Д.И. Лобанова-Ростовского. В результате, как это уже было во время летнего перемирия 1813 г., российская армия вошла в кампанию 1814 г. посвежевшей и полной сил. В течение семи недель стояния на Рейне Ланжерон и Остен-Сакен получили от Лобанова-Ростовского 25-тысячное подкрепление, а Витгенштейн и великий князь Константин Павлович — 16-тысячное. В целом полки регулярной армейской кавалерии пополнились 63 резервными эскадронами, или 12 тыс. всадниками, еще какая-то их часть находилась в пути. Ланжерон и Остен-Сакен прибыли на Рейн, имея при себе менее 30 тыс. солдат. К началу кампании 1814 г. они располагали 60-тысячным войском [807] .
807
Большая часть статистических данных взята из кн.: Богданович М.И. История войны 1814 г. во Франции и низложение Наполеона I. Т. 1. СПб., 1865. С. 35–40, 48–49. M. И. Богданович утверждает, что к 27 дек. от Д.И. Лобанова-Ростовского прибыли 45 эскадронов и еще 18 находились в пути, и действительно впоследствии прибыли еще несколько эскадронов. См., например, рапорт Д.И. Лобанова-Ростовского Александру I от 15 нояб. 1813 г. (ст. ст.): РГВИА. Ф. 125. Оп. 1. Д. 148. Л. 44–48.
Подкрепления обычно подходили в стройном порядке и были хорошо обучены. Как обычно, лучше всех была обучена кавалерия. Генерал Н.И. Депрерадович 18 ноября провел смотр резервного эскадрона, прибывшего для усиления кавалергардов, и докладывал, что «оный в совершенной исправности: люди хорошо выправлены, а лошади в хорошем теле». Витгенштейн также докладывал, что резервные подразделения, поступившие в его армейский корпус, находились в превосходном состоянии. В отличие от первой волны подкреплений Лобанова-Ростовского весной 1813 г., на этот раз войска прибыли в полном составе, потеряв очень малую часть личного состава больными и отставшими. Конечно, между маршем в условиях немецкой осени и белорусской зимы была большая разница, однако указанный контраст также явился отражением того факта, что созданная Е.Ф. Канкриным система управления военными дорогами, госпиталями и складами в тылу армии работала хорошо [808] .
808
Панчулидзев С.А. Указ. соч. Т. 3. С. 434. М.Б. Барклай де Толли докладывал Александру I о том, что из 6250 воинов, числившихся по реестрам резервных частей, дошедших до П.X. Витгенштейна, всего 48 человек по пути остались в госпиталях, см.: Отечественная война 1813 г. Материалы Военно-ученого архива. Т. 1. С. 276.
В каком-то смысле движение подкреплений было слишком успешным. Как и весной, лишь три четверти личного состава резервных рот имели ружья. Поскольку очень немногие выбыли во время марша, некоторые солдаты в армейском корпусе Остен-Сакена фактически получили ружья лишь тогда, когда в начале января 1814 г. были захвачены крупные французские склады. Получить снаряжение также было проблемой. У Александра I чуть не началась истерика, когда его любимые гвардейцы предстали перед его взором с егерскими перевязями и патронными сумками. Со всех сторон доносились сообщения о жалком состоянии рекрутского обмундирования, которое к тому моменту часто было изорвано в клочья. В 1814 г. многие полки тяжелой пехоты имели странный вид, будучи одетыми в захваченные французские мундиры. Действительно, новое обмундирование для полков порой заказывалось в Германии, Польше и Богемии, но скорость наступления армии была такова, что изготовленное обмундирование оказывалось в глубоком тылу. Согласно разработанному ранее плану, офицеры, которые привели подразделения Лобанова-Ростовского в расположение Полевой армии, должны были вернуться в Польшу, чтобы продолжить там обучение новых рекрутов. На самом деле, однако, тяжелая пехота испытывала столь сильную нехватку офицерского состава, что некоторым из офицеров Лобанова пришлось остаться за Рейном и принять участие в кампании 1814 г. [809]
809
Там же. С. 258–260, 275–276; Богданович М.И. История войны 1814 г. Т. 1. С. 80; Сборник исторических материалов, извлеченных из архива собственной Е.И. В. канцелярии. Вып. 4. С. 3. О безоговорочном подчинении армейских частей юрисдикции суда в кампанию 1814 г. см.: Ульянов И.Э. И эти нас побили! Внешний облик русской пехоты в Заграничных походах // Родина. 2002. № 8. С. 74–78; Шереметьев О. «Катать шинели, господа!» Внешний вид русской армии от Бородина до Парижа // Родина. 2006. № 6. С. 53–59.
Тем временем пруссаки и австрийцы также отдыхали и пополняли свои войска новыми подкреплениями. Не меньшее значение имел тот факт, что союзники проводили мобилизацию ресурсов покоренной Германии, чтобы обеспечить себя всем необходимым на время новой кампании против Наполеона. Эта задача была возложена на так называемое Центральное управление во главе с бароном Г. Штейном, которое было создано еще в марте 1813 г. для управления территориями, захваченными войсками коалиции. Поначалу Штейн рассматривал Центральное управление не просто как инструмент мобилизации ресурсов Германии на благо коалиции, но и как средство создания основ послевоенного государственного устройства Германии, в котором верховная власть правящих князей ограничивалась бы федеральными институтами и выборными законодательными органами. Этот план был неприемлем как для Меттерниха, так и для правителей бывшего Рейнского союза, которые предприняли совместные усилия для его роспуска. Историки уделяли много внимания этой битве, которая развернулась в политических кулуарах, и в которой Александр I не пытался бросить вызов Меттерниху.
Цена, щедро заплаченная германскими князьями за сохранение своей независимости, стала вкладом в военно-экономическую деятельность коалиции. В этом вопросе К. Меттерних был столь же тверд, что и Г. Штейн. В договорах, заключенных с союзниками, немецкие князья давали торжественное обещание предоставить союзникам такое же количество тяжелой пехоты, которое от них ранее получил Наполеон, и такое же количество ландвера. Они также сделали денежный взнос в размере годового дохода государства, хотя, конечно, вносили сумму постепенно и не только наличными деньгами. В конечном счете Баварский и Вюртембергский корпуса сражались в
810
В историях кампании, написанных М.И. Богдановичем и Р. Фридрихом, об этом кое-что сказано, однако ключевой работой, затрагивающей эту тему, является кн.: Kielmansegg P. G. Stein und die Zentralverwaltung 1813/1814. Stuttgart, 1964.
Многим лидерам и генералам коалиции идея похода на Париж и свержения Наполеона казалась очень рискованной. На протяжении многих столетий Франция была самой могущественной европейской державой. Ни одна иноземная армия не захватывала Париж с 1415 г. Как вспоминал М.И. Кутузов в ноябре 1812 г., за век до этого в конце войны за испанское наследство Франция противостояла большинству европейских государств, во главе армий которых стояли два величайших генерала в истории — принц Евгений Савойский и герцог Д. Мальборо. После шести лет поражений на горизонте замаячила перспектива полного поражения, но и тогда Франция сумела мобилизовать ресурсы, чтобы отбить вторжение и держать Европу в страхе. То же самое Франция проделала в 1792–1794 гг., хотя казавшийся хаотическим республиканский режим противостоял тогда не только всей Европе, но и участвовал в гражданской войне внутри страны. Если бы вторжение коалиции вызвало у французов всплеск национального чувства и массовое сопротивление, сколь угодно огромная армия не смогла бы удержать в подчинении такую большую страну и ее население. Кроме того, восточные рубежи Франции были защищены несколькими линиями обороны, проходившими вдоль рек (не только Рейна, но и Мозеля, Мааса и Марны) и гор Вогезов. Естественная защита дополнялась самой плотной в мире и дорогостоящей цепочкой крепостей, призванной блокировать наступление, отвлечь внимание и истощить силы захватчика, намеревавшегося воспользоваться дорогами, которые вели от восточной границы к внутренним районам Франции. Помимо всего перечисленного, нельзя забывать о том, что вторжение коалиции было намечено на зиму [811] .
811
Замечания M. И. Кутузова см. в кн.: Puybusque L.-G. Op. cit. P. 153 ff. О крепостях см. недавнюю работу П. Гриффита: Griffith P. The Vauban Fortifications of France. Oxford, 2006.
Зимняя кампания была жизненно необходима союзникам, если они собирались воспрепятствовать Наполеону провести мобилизацию людей и ресурсов. Она являлась гарантией того, что французский император не будет иметь в своем распоряжении достаточное число обученных солдат, чтобы одновременно обеспечить гарнизонами крепости и выставить крупную полевую армию. С другой стороны, зимняя кампания имела серьезные последствия для снабжения и передвижений коалиционной армии, а также с точки зрения ее влияния на гражданское население. Наиболее объемистой поклажей в каждой армии был фураж для лошадей. Любая армия могла перевозить лишь небольшую часть этого фуража в сопровождавших ее повозках. Зимой на полях не было травы. Поэтому большую часть фуража пришлось бы реквизировать у местного населения. То же самое касалось значительной части продовольствия для солдат. Чем больше был армейский обоз, тем более неповоротливой становилась армия, особенно в зимнее время, когда многие боковые дороги становились непроходимыми. В войне против Наполеона недостаточная мобильность могла привести к роковым последствиям.
Однако реквизиция запасов продовольствия на местах могла пройти успешно только в том случае, если местные власти оказали бы содействие в проведении реквизиций, а население этому не препятствовало. Пока войска коалиции находились в движении, были разбросаны на относительно большом пространстве и производили впечатление побеждающей стороны, взаимодействие с местным населением казалось вероятным. Как только армиям потребовалось бы сконцентрироваться для сражения, их положение становилось более проблематичным, особенно если бы они оставались на одном месте, а Наполеону удалось бы взять над ними верх. Ничто не могло с большей вероятностью возбудить народное сопротивление и помочь Наполеону, как многочисленная неприятельская армия, существующая за счет реквизиций, особенно тогда, когда в ее рядах начался бы голод, и упала дисциплина. Вполне вероятно, что в тот момент могли быть не услышаны призывы лидеров коалиции к хорошему поведению и христианскому воздержанию, которые они обращали к своим солдатам. В результате легко мог образоваться порочный круг гражданского сопротивления и военной жестокости, а крупные воинские подразделения были бы вынуждены заходить дальше, чем обычно в поисках укрытых запасов продовольствия. М.Б. Барклай де Толли предсказывал возникновение многих из перечисленных проблем, но на самом деле они были очевидны даже полуграмотному генералу [812] .
812
См. рапорт M.Б. Барклая Александру I от 9 нояб. 1813 г.: Внешняя политика России. Т. 7. С. 431–433. См. также его письмо Е.Ф. Канкрину от 29 янв. 1814 г. (ст. ст.): РГВИА. Ф. 103. Оп. 4/210. Св. 18. Д. 17. Л. 128.
Чтобы свести некоторые из этих трудностей к минимуму и, в частности, обойти по флангу пояс французских крепостей, союзники решили, что главный их удар должен быть нанесен через территорию Швейцарии. Оттуда они ударили бы на северо-запад в направлении плато Лангр. Закрепившись на Лангре, они могли выбрать подходящий момент для наступления на Париж. Александр I изложил все преимущества этого плана в своем письме к Бернадоту от 10 ноября. В этом письме он утверждал, что предложил свой план австрийцам и пруссакам, и что те его приняли. Однако впоследствии Александр I изменил свое мнение и заявил, что союзникам следует уважать нейтралитет Швейцарии. Представляется, что он сделал это по просьбе А.А. Жомини и своего бывшего воспитателя Ф.С. Лагарпа, которые были гражданами Швейцарии. Поначалу казалось, что австрийцы готовы уступить, но затем все равно вторглись в страну, ссылаясь на поддержку, которую их действия получили со стороны военной и политической элиты Швейцарии. Александр I был взбешен тем, что его одурачили, а затем пришел в еще большее раздражение, когда австрийцы начали вмешиваться во внутренние дела Швейцарии с консервативных позиций. На самом деле в этой ситуации не прав был в основном Александр. Поскольку швейцарское правительство позволило Франции ввести войска на ее территорию и вербовать здесь солдат, нейтралитет страны был мистификацией. Возможно, как утверждает лучший прусский историк этой кампании, план коалиции в любом случае имел изъяны, но как только он был принят, австрийцы имели все основания противиться внесению в него изменений. Кроме того, внутренние дела Швейцарии не имели для России никакого значения, и российский император позволил чисто личным соображениям вмешаться в выработку стратегии и нарушить сплоченность коалиции [813] .
813
О взгляде на это австрийцев см.: Schwarzenberg К. F. Op. cit. 268–271. А. Жомини, разумеется, придерживался иного мнения, см.: Jomini A. Pr'ecis politique… Vol. 2. P. 224–225, 228–231. P. Фридрих дает взвешенную оценку данного эпизода, но утверждает, что в походе через Швейцарию, возможно, не было необходимости, см.: Friederich R. Op. cit. Vol. 3. P. 9–15. Письмо Александра I Бернадоту см.: Внешняя политика России. Т. 7. С. 434–436. Его же письмо, исполненное негодования, К.Ф. Шварценбергу от 5 янв. 1814 г. см.: РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 3399. Л. 108.