Россiя въ концлагере
Шрифт:
Принявъ этакимъ манеромъ половину Подпорожскаго отдeленiя, свирьлаговцы, наконецъ, спохватились. Прieхала какая-то свирьлаговская бригада и проявила необычайную прозорливость: поeхала на Погру и обнаружила, что бараковъ, принятыхъ Свирьлагомъ, уже давно и въ поминe нeтъ. Затeмъ произошелъ такой приблизительно дiалогъ:
ББК: Знать ничего не знаемъ. Подписали прiемочный актъ -- ну, и расхлебывайте.
Свирьлагъ: Мы принимали только по описи, а не въ натурe. Тeхъ кто принималъ, посадимъ, а акты считаемъ аннулированными.
ББК: Ну, и считайте. Акты -- у насъ, и конченъ балъ.
Свирьлагъ: Мы васъ на чистую воду выведемъ.
ББК: Знать ничего не знаемъ. У насъ бараки по описямъ числятся; мы ихъ по описямъ и сдать должны. А вы тоже
Свирьлагъ: А кому мы будемъ передавать?
ББК: Ну, ужъ это дeло ваше -- выкручивайтесь, какъ знаете.
Ну, и такъ далeе. Обe тяжущiяся стороны поeхали жаловаться другъ на друга въ Москву, въ ГУЛАГ (опять же и командировочныя перепадаютъ)... Мы съ Юрой за это время наслаждались полнымъ бездeльемъ, первыми проблесками весны и даже посылками. Послe ликвидацiи почтово-посылочной экспедицiи лагеря, посылки стали приходить по почтe. А почта, не имeя еще достаточной квалификацiи, разворовывала ихъ робко и скромно: кое-что оставалось и намъ...
Потомъ изъ Москвы пришелъ приказъ: принимать по фактическому наличiю. Стали принимать по фактическому наличiю -- и тутъ ужъ совсeмъ ничего нельзя было разобрать. Десятки тысячъ топоровъ, пилъ, ломовъ, лопатъ, саней и прочаго лежали погребенными подъ сугробами снeга гдe-то на лeсосeкахъ, на карьерахъ, гдe ихъ побросали охваченные бамовской паникой лагерники. Существуютъ ли эти пилы и прочее въ "фактическомъ наличiи" или не существуютъ? ББК говоритъ: существуютъ -- вотъ, видите, по описи значится. Свирьлагъ говоритъ: знаемъ мы ваши описи. ББК: ну, такъ вeдь это пилы -- не могли же онe сгорeть? Свирьлагъ: ну, знаете, у такихъ жуликовъ, какъ вы, и пилы горeть могутъ...
Было пять локомобилей. Два взорванныхъ и одинъ цeлый (на электростанцiи) -- на лицо. Недостающихъ двухъ никакъ не могутъ найти. Какъ будто бы не совсeмъ иголки, а вотъ искали, искали, да такъ и не нашли. Свирьлагъ говоритъ: вотъ видите -- ваши описи. ББК задумчиво скребетъ затылокъ: надо полагать, БАМовская комиссiя сперла -- ужъ такое жулье въ этой комиссiи. Свирьлагъ: чего ужъ скромничать, такого жулья, какъ въ ББК...
Экскаваторъ, сброшенный въ Свирь, приняли, какъ "груду желeзнаго лома, вeсомъ около трехсотъ тоннъ". Приняли и нашу электростанцiю, генераторъ и локомобиль, и какъ только приняли, сейчасъ же погрузили Подпорожье въ полный мракъ: не зазнавайтесь, теперь мы хозяева. Керосину не было, свeчей и тeмъ болeе. Вечерами работать было нечего. Мы, по причинe "ликвидацiи" нашей палатки, перебрались въ пустующую карельскую избу и тихо зажили тамъ. Дрова воровали не на электростанцiи -- ибо ея уже не было, -- а въ самомъ ликвидкомe. Кто-то изъ ББК поeхалъ въ Москву жаловаться на Свирьлагъ. Кто-то изъ Свирьлага поeхалъ въ Москву жаловаться на ББК. Изъ Москвы телеграмма: "станцiю пустить". А за это время Свирьлагъ ухитрился уволочь куда-то генераторъ. Опять телеграммы, опять командировки. Изъ Москвы приказъ: станцiю пустить подъ чью-то личную отвeтственность. Въ случаe невозможности -- перейти на керосиновое освeщенiе. Въ Москву телеграмма: "просимъ приказа о внeплановой и внeочередной отгрузкe керосина"...
Дeло о выeденномъ яйцe начинало прiобрeтать подлинно большевицкiй размахъ. {197}
СУДЬБЫ ЖИВОГО ИНВЕНТАРЯ
Съ передачей живого инвентаря Подпорожья дeло шло и труднeе, и хуже: Свирьлагъ не безъ нeкотораго основанiя исходилъ изъ того предположенiя, что если даже такое жулье, какъ ББК, не сумeло всучить этотъ живой инвентарь БАМу, то, значитъ, этотъ инвентарь дeйствительно никуда не годится: зачeмъ же Свирьлагу взваливать его себe на шею и подрывать свой "хозяйственный расчетъ". ББК, съ вороватой спeшкой и съ ясно выраженнымъ намeренiемъ оставить Свирьлагу одну слабосилку, перебрасывалъ на сeверъ тeхъ людей, которые не попали на БАМ "по соцiальнымъ признакамъ", т.е. относительно здоровыхъ. Свирьлагъ негодовалъ, слалъ въ Москву телеграммы и представителей, а пока что
ББК считалъ, что онъ уже сдалъ "по описямъ" подпорожское отдeленiе. Свирьлагъ считалъ, что онъ его "по фактической наличности" еще не принялъ. Поэтому лагерниковъ норовили не кормить ни Свирьлагъ, ни ББК. Оба, ругаясь и скандаля, выдавали "авансы" то за счетъ другъ друга, то за счетъ ГУЛАГа. Случалось такъ, что на какомъ-нибудь засeданiи въ десять-одиннадцать часовъ вечера, послe того, какъ аргументы обeихъ сторонъ были исчерпаны, выяснялось, что на завтра двадцать тысячъ лагерниковъ кормить рeшительно нечeмъ. Тогда летeли радiо въ Медгору и въ Лодейное Поле (свирьлаговская столица), телеграммы-молнiи -- въ Москву, и черезъ день изъ Петрозаводска, изъ складовъ кооперацiи доставлялся хлeбъ. Но день или два лагерь ничего не eлъ, кромe дохлой конины, которую лагерники вырубали топорами и жарили на кострахъ. Для разбора всей этой канители изъ Москвы прибыла какая-то представительница ГУЛАГа, а изъ Медгоры, въ помощь нехитрой головe Видемана, прieхалъ Якименко.
Борисъ, который эти дни ходилъ, сжавши зубы и кулаки, пошелъ по старой памяти къ Якименкe -- нельзя же такъ, что-бъ ужъ совсeмъ людей не кормить. Якименко былъ очень любезенъ, сказалъ, что это маленькiе недостатки ликвидацiоннаго механизма и что наряды на отгрузку продовольствiя ГУЛАГомъ уже даны. Наряды, дeйствительно, были, но продовольствiи по нимъ не было. Начальники лагпунктовъ съ помощью своего ВОХРа грабили сельскiе кооперативы и склады какого-то "Сeвзаплeса". {198}
ПРОТОКОЛЫ ЗАСEДАНIЙ
Лагерь неистово голодалъ, и ликвидкомъ съ большевицкой настойчивостью засeдалъ, засeдалъ. Протоколы этихъ засeданiй вела Надежда Константиновна. Она была хорошей стенографисткой и добросовeстной, дотошной женщиной. Именно въ виду этого, рeчи тов. Видемана въ расшифрованномъ видe были рeшительно ни на что не похожи. Надежда Константиновна, сдерживая свое волненiе, несла ихъ на подпись Видеману, и изъ начальственнаго кабинета слышался густой басъ:
– - Ну, что это вы тутъ намазали? Ни черта подобнаго я не говорилъ! Чортъ знаетъ что такое!.. А еще стенографистка! Немедленно переправьте, какъ я говорилъ.
Н. К. возвращалась, переправляла, я переписывалъ, -- потомъ мнe все это надоeло, да и на засeданiя эти интересно было посмотрeть. Я предложилъ Надеждe Константиновнe:
– - Знаете, что? Давайте протоколы буду вести я, а вы за меня на машинкe стукайте.
– - Да вы вeдь стенографiи не знаете.
– - Не играетъ никакой роли. Полная гарантiя успeха. Не понравится -деньги обратно.
Для перваго случая Надежда Константиновна сказалась больной, и я скромно просунулся въ кабинетъ Видемана.
– - Товарищъ Заневская больна, просила меня замeнить ее... Если разрeшите...
– - А вы стенографiю хорошо знаете?
– - Да... У меня своя система.
– - Ну, смотрите...
На другое утро "стенограмма" была готова. Нечленораздeльный рыкъ товарища Видемана прiобрeлъ въ ней литературныя формы и кое-какой логическiй смыслъ. Кромe того, тамъ, гдe, по моему мнeнiю, въ рeчи товарища Видемана должны были фигурировать "интересы индустрiализацiи страны" -- фигурировали "интересы индустрiализацiи страны. Тамъ, гдe, по моему, долженъ былъ торчать "нашъ великiй вождь" -- торчалъ "нашъ великiй вождь"... Мало ли я такой ахинеи рецензировалъ на своемъ вeку...