Россия в войне 1941-1945
Шрифт:
Это было явным кивком в сторону Тобрука. Однако все видели, что конец Севастополя уже близок. 1 июля в сообщениях Совинформбюро говорилось:
«Сотни фашистских самолетов сбрасывали бомбы на передний край обороны и на город. В течение дня враг совершил более тысячи самолето-вылетов… Каждый защитник Севастополя старается истребить как можно больше гитлеровцев».
А 4 июля Совинформбюро сообщило, что по приказу Верховного Главнокомандования Красной Армии 3 июля советские войска после 250 дней осады оставили город Севастополь.
Три дня спустя вице-адмирал Октябрьский опубликовал в «Правде» подробный рассказ о Севастопольской битве.
Глава IV. Новое немецкое наступление
Xотя Севастополь пал только в начале июля, судьба его была предрешена уже тогда,
Как показали последующие события, такая оценка обстановки была далека от действительной, так же как и опубликованные Совинформбюро 23 июня «Политические и военные итоги года Отечественной войны»; в них приводились цифры потерь, призванные подтвердить заявление о том, будто Красная Армия настолько ослабила военную машину Германии, что уже создалась почва для разгрома германской армии в 1942 г. Германия якобы потеряла убитыми, ранеными и пленными 10 млн. человек, в то время как СССР - 4,5 млн.; таково же примерно было соотношение потерь в технике. Эти цифры были, мягко выражаясь, маловероятными и никогда не перепечатывались в советских материалах послевоенного периода. Заслуживают внимания цифры людских потерь (исключая больных) Германии, приводимые в дневнике генерала Гальдера: по его данным, к концу зимней кампании немецкие потери составляли почти миллион человек; затем, после относительного затишья в феврале - мае (когда они потеряли тем не менее около 200 тыс. человек), потери немцев снова возросли и в период между началом майских операций и началом Сталинградской битвы составили полмиллиона человек. Таким образом, даже на досталинградском этапе кампании 1942 г. победы доставались немцам нелегко.
Более реальной представляется цифра советских потерь, данная в сообщении Совинформбюро от 23 июня.
«Конечно, - говорилось далее в сообщении Совинформбюро, - на фронте такой протяженности… гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск… и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке… Но… успехи, подобно успехам на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны… Немецкая армия 1942 года - это не та армия, какая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей основной массе перебиты… Ныне немецкая армия не в состоянии совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним»(курсив мой.
– А. В.).
Эта оптимистическая оценка очень скоро была опровергнута событиями, и по мере дальнейшего развития немецкого наступления летом 1942 г. понимание того, что Родина снова в смертельной опасности, стало день ото дня расти. Правда, это было уже не прежнее чувство растерянности, как в первые дни после немецкого вторжения в 1941 г.; к тому же факт, что немцам не удалось захватить ни Москвы, ни Ленинграда, вселял в советских людей не только надежду, но, пожалуй, и уверенность в том, что враг будет вновь остановлен. При всем том, если сообщения Совинформбюро в мае и на протяжении большей части июня были туманными, но в меру оптимистическими, то те, которые последовали дальше, ввергли многих советских людей в уныние.
Гитлеровская директива № 41, составленная весной 1942 г., наметила основные цели летней кампании немецких войск, однако позднее, в ходе этой кампании, в нее был внесен ряд существенных изменений. Вкратце гитлеровский план сводился к следующему: во-первых, ликвидация советских сил в Крыму (в Керчи и Севастополе); во-вторых, захват Воронежа, в результате чего были бы поставлены под серьезную угрозу немецкого удара как центральная часть России к юго-востоку от Москвы (район Тамбова - Саратова), так и Сталинград; в-третьих, окружение и ликвидация главных советских войск в излучине Дона ударом с двух направлений: на юго-восток от Воронежа и на северо-восток от Таганрога; в-четвертых, - после того как была бы открыта таким образом дорога на Сталинград, - либо захват этого города на Волге, либо в крайнем случае полное его разрушение посредством бомбежек. Затем немецкие армии должны были повернуть прямо на юг, в направлении Кавказа, завладеть нефтяными районами - Майкоп, Грозный и Баку - и, наконец, достичь южной границы Советского Союза, что, очевидно, побудило бы Турцию вступить в войну на стороне держав «оси». Кроме того, этот план предусматривал новую попытку захвата Ленинграда.
Однако стоило только начать намеченную кампанию, как в план был внесен ряд существенных и, как потом оказалось, роковых изменений. Во-первых, Красная Армия остановила немцев у Воронежа, во-вторых, советские войска не дали поймать себя в западню - по крайней мере в большом числе - в излучине Дона. Эти два обстоятельства, а также некоторые другие моменты (такие, как легко осуществленный немцами захват Ростова) заставили Гитлера изменить свой первоначальный план. Впоследствии Маршал Советского Союза В.И. Чуйков писал по этому поводу следующее:
«Вскоре, отказавшись от последовательности в проведении операций, то есть вместо того, чтобы главными силами на третьем этапе операций попытаться захватить Сталинград и потом повернуть эти силы на завоевание кавказской нефти, Гитлер решил проводить сразу две операции: захват Сталинграда и наступление на Кавказ» [127] .
Крупное немецкое наступление, развернувшееся на широком фронте 28 июня - то есть за несколько дней до падения Севастополя, вначале приобрело все известные уже черты блицкрига. Вскоре немцы заняли те районы Донбасса, которые находились еще в руках советских войск, а 19 июля пал важный промышленный город Луганск. Еще быстрее шло продвижение немецких войск дальше на север, и остановлены они были только у Воронежа. Здесь советским армиям вновь созданного Воронежского фронта удалось предотвратить опасность прорыва немцев в направлении Тамбова - Caратова, что в скором времени отрезало бы Москву от восточной части страны. До сих пор еще не ясно - несмотря на все споры, которые ведутся по этому поводу историками обеих сторон, - входило ли наступление на Тамбов - Саратов вообще когда-либо в планы немцев, однако советское командование явно предусматривало такую возможность и по этой причине сосредоточило в районе Воронежа очень крупные силы.
127
Чуйков В.И. Начало пути. М., 1959. с. 18.
Коммуникации с востоком и с юго-востоком страны уже стали весьма ненадежными. Волжске-Каспийский водный путь, с его судами и танкерным флотом, представлял собой один из главных путей снабжения и стоил десяти железных дорог. Практически вся кавказская нефть шла по Волге. Весной 1942 г., после того как лед на Волге растаял, в Москву и в Центральную Россию были доставлены огромные количества кавказской нефти, равные чуть ли не годовому запасу; однако с началом летней кампании бомбежки волжского пути немецкой авиацией делали перевозки по нему все более рискованными. Снабжение нефтью с востока шло по железным дорогам, проходившим через Саратов - Тамбов, что явилось одной из причин решимости советского командования любой ценой задержать немцев у Воронежа.
Общая обстановка - если оставить в стороне провал попытки немцев прорваться на Воронежском участке фронта [128] , провал, имевший столь существенное значение, - выглядела весьма мрачно. Уже прорыв немецких войск в широкие просторы Донщины достаточно осложнял положение. Но настоящим ударом явилось для советского народа известие о потере Новочеркасска и Ростова, о чем было сообщено 28 июня. Утрата этих городов означала, что теперь немцы займут Кубань и Кавказ. В то же время они уже проникли далеко в глубь Донщины и начали форсировать Дон на южной стороне излучины, у Цимлянской, на пути к Сталинграду.
128
Некоторые из находившихся в ту пору в Москве военных наблюдателей, например французский военный атташе генерал Пети, поддерживавший тесный контакт с высшими советскими военными руководителями, придавали этому провалу величайшее значение: если бы немцам удалось прорваться у Воронежа, они могли бы окружить Москву; продвижение их на юг представляло меньшую опасность, и здесь была меньше вероятность того, что они смогут достичь быстрых и действительно решающих результатов.