Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы
Шрифт:
«Прогулочный дворик помещения камерного типа колонии особого режима. Бетонные стены, закрепленная на них решетка-крыша и наблюдательный пункт контролера образуют клетку со свежим воздухом для осужденных. Нередко в этом замкнутом пространстве зоны разыгрываются самые драматичные сцены лагерной жизни.
Аристократ, заложив руки за спину, медленно двигается, как маятник от стены к стене – по всему видно, что он волнуется. Другие осужденные, сидя на корточках, смолят махру, едкий сизый дымок медленно поднимается вверх, цепляется за прутья решетки и исчезает в воздушных потоках.
Двери прогулки открываются, и в них появляется Костя – «вор в законе», прибывший недавно этапом в колонию. Он окружен «братвой» – Калугой, Зотом, Тайгой и Лупатым.
Костя отделяется от остальных, подходит к Аристократу и, не подавая руки для приветствия, присоединяется к гуляющему. Осужденные, почуяв неладное, затаили
В тюрьмах, ИТК особого режима ядро группировок «авторитетов» составили теперь так называемые «козырные фрайера», возглавляемые «ворами». Первые образовали ближайшее окружение субкультурных лидеров и являлись основными претендентами на звание «главарей», а там, где не было «воров», по обычаю становились абсолютными «авторитетами» (жили на положении «воров») [160] .
Объединение двух ранее не совместимых криминальных категорий произошло в силу ряда причин. Во-первых, число «воров в законе» в рассматриваемый период резко сократилось, и, следовательно, сообщество нуждалось в пополнении. Во-вторых, среди осужденных, отбывающих наказание в тюрьмах, начинает особо цениться умение играть в карты. Карты были теперь чуть ли не единственным источником «воровских доходов». Проигравшего же легко сделать зависимым, его уже не наказывали так сурово, как раньше [161] . Среди «фрайеров» имелось достаточно много хороших игроков («катал»). И если в преступном мире 30-50-х гг. «катала» абсолютно ничего не значил (хотя бы потому, что просто был «шулер»), то новые времена предопределили его весьма высокий неформальный статус. Кроме того, помнили субкультурные лидеры и заслуги «фрайеров» в период «сучьей войны».
160
Подробнее см.: Приложение 4.
161
Исповедь потерянного человека // Экономика и мы. 1992. № 41. С. 10.
С изменением качественного состава группировок менялись незыблемые ранее принципы поведения авторитетов уголовной среды. Многие запреты постепенно отмирали. «Вор» мог теперь не только воровать, но ему разрешалась и иная криминальная деятельность. Не допускались мужеложство и иные развратные действия. «Блатарь» мог иметь и семью, постоянный приют. На «воровских сходках» принимаются решения, позволяющие «честно уходить» из группировки, работать и даже вступать в контакты с администрацией мест лишения свободы (правда, в интересах сообщества).
Установления-запреты сохранились только самые важные. Никогда не станет «честным вором» тот, кто служил в армии («автоматчик»), слишком усердно трудился в местах лишения свободы и заслужил этим досрочное освобождение, выполнял «черновые» работы, то есть строил охранные сооружения, выполнял функцию дневального и пр., участвовал в общественных организациях или активе ИТУ, отступал от «кодекса чести арестанта» [162] .
Тем самым авторитеты уголовной среды, с одной стороны, предоставили возможность отдельным категориям лиц, лишенных свободы, стремиться к приобретению престижного неформального места, с другой стороны, они пытались сохранить своим «законом», в глазах иных осужденных образ исключительного «благородного преступника».
162
Подробнее см.: Приложение 5.
Отдельные лидеры преступного мира не приняли новых правил, отошли от участия в «арестантской жизни», но таких были единицы. Остальных «воров» это не остановило, и они вместе с «фрайерами» поддержали все нововведения и приспособились к новым условиям.
Поддерживались и старые нужные обычаи, например сбор «общака». Назначение его преподносилось весьма тонко: мол, «общак» – дело всех осужденных
«Хранители» и к новым режимным требованиям относились весьма своеобразно. Получая форменную одежду, перешивали ее, отказывались надевать нарукавные повязки, пришивать нагрудные знаки. Лица, составляющие ближайшее окружение «воров» и иные «фрайера» («братва») считали, что отбывать дисциплинарные взыскания – это «долг» и даже особая доблесть. Правда, абсолютные «авторитеты» (главари) старались держаться в тени, показывая себя администрации людьми лояльными. Им предписывалось быть всегда выдержанными и не допускать грубостей, не давать поводов для оскорблений, избиений, выходить на работу. Подобные лица лишь формально признавали свою обязанность трудиться, но фактически всегда получали доходы за счет должников, обмана, никогда не выполняли тяжелые работы, зато всеми силами старались войти в доверие к администрации, успокаивая осужденных, разрешая конфликты между ними. При этом все делалось, как правило, по заранее спланированному сценарию.
Возникавшие в местах лишения свободы эксцессы они всегда использовали для усиления своего влияния на окружающих, что подтверждает, например такой случай, имевший место в те годы:
«Нервы были напряжены до предела у всех – и у осужденных, державших под ножами в качестве заложниц четырех насмерть перепуганных женщин, и у военнослужащих, сжимавших кольцо окружения вокруг этого злополучного сарая. И, конечно же, у самих заложниц, которые, не в силах пошевелить онемевшими руками, туго схваченными веревками, смотрели на своих мучителей с ужасом.
И тут произошло неожиданное. Никто не понял, из-за какого угла вывернули эти двое осужденных. Не обращая внимание на окрики сотрудников администрации колонии, они спокойно подошли к пыльному, подслеповатому окошку сарая и подали какой-то знак затаившимся преступникам. Двери сарая распахнулись, и оттуда стайкой выпорхнули плачущие женщины, а следом гуськом, понурив головы, вышли осужденные с поднятыми руками».
Вынужденный отказ «воров» от ряда норм привычных правонарушителей прошлого, изменение правил и тактики поведения помогали восстановить былой статус сообщества в исправительно-трудовых колониях особого режима. По-прежнему обучали лиц, отбывающих наказание, азартным играм. Открывали новые нелегальные каналы «воровской почты». Снабжали исправительно-трудовые колонии деньгами, спиртными напитками, наркотиками. Осужденных, входящих в самодеятельные организации («активистов»), «несогласных», нарушителей «арестантских заповедей» притесняли и наказывали. Открытых «правилок» не устраивалось. Убивали, избивали, совершали насильственные акты мужеложства, как правило, тайно. При этом совершенные убийства старались выдать за несчастный случай или самоубийство.
Если же работники мест лишения свободы активно пытались пресекать преступное или аморальное поведение «блатарей», их старались оговаривать в различных злоупотреблениях. Привычные преступники также подстрекали иных осужденных на массовые протесты против официальной законной деятельности таких представителей администрации. Поводы использовали самые различные – плохое приготовление пищи в столовой, упущения в оплате труда осужденных, грубое обращение отдельных работников ИТУ с осужденными и др. В 70-х гг. по ИТК особого режима прокатилась волна групповых неповиновений. «Забастовки» осужденных принимают в то время различные формы: групповых отказов от выхода на производственные объекты, коллективных голодовок, отказов выполнять режимные требования. В ряде мест лишения свободы они перерастают в массовые беспорядки, которые сопровождаются погромами, поджогами, убийствами нарушителей субкультурных правил [163] .
163
Например, массовые беспорядки и серия убийств законопослушных осужденных были совершены в начале 70-х гг. в ИТК-25 и ИТК-22 Учреждения Н-240 МВД СССР. Видную роль в их организации сыграл небезызвестный в преступном мире «авторитет» Бабушкин («Брильянт») (см.: Архив оперативного отдела Учреждения Н-240 МВД СССР).