Российские оригиналы
Шрифт:
Щипач, к тому же, в сущности, - из шушеры. Он невидим и неуловим.
Всем, я думаю, известно, что слово это - из воровского жаргона, обозначает оно ловкого карманника, сумочника и т.п.
Не любя этого жаргона, я вынужден им пользоваться (иначе современники меня просто не поймут). И даже, как видите, назвал жаргонным словом тип, который гораздо шире, чем название воровской профессии.
Хотя начнeм всe-таки с криминальной иллюстрации. Один мой знакомый, богатей, мелкий промышленник и крупный финансист, не
И вот встречаю его - и не узнаю. Губы дрожат, как у обиженного мальчика, в глазах аж слeзы! Рассказывает: поехал в воскресный день на рынок за продуктами для семьи. И стянули у него в рыночной толчее деньги. Главное, он бумажник в руках держал! А сунулся внутрь - там пустота, рука насквозь проходит, потому что какой-то искусный щипач прорезал бумажничек и тихо-смирно всe оттуда вынул.
– Не то обидно, что денег жаль! Деньги-то маленькие, ну, миллиона два, может! (Дело было в 97-м году.) Обидно - как с трупа снял, понимаешь? Противно, понимаешь? То есть - ну, я не знаю...
– путался мой знакомый, не умея выразить словами, что же именно его так оскорбило и обидело.
Но я понял его. Есть, действительно, что-то гадкое, омерзительное в таинстве щипаческого ремесла - не для щипача, конечно, а для "клиента". Приятно ли чувствовать, что с тобой обошлись как с бесчувственным бревном и, в самом деле, чуть ли не трупом, жертвой, даже не почуявшей, что ты жертва?
Щипач с большой буквы, Щипач настоящий - он не какой-нибудь карманник, хоть и действовал всегда по тем же принципам и с той же ловкостью. Его не денежная мелочь интересовала, а кое-что посущественней.
Вот, помню: детство. Происшествие: на зелeной стене мальчиковой уборной кто-то слово написал. Маленькое слово, но большими буквами. И нас таскают по очереди в комнату, где сидят дяди и тeти. Пришла моя очередь.
– Ты, конечно, этого слова не писал?
– спросили ласково.
– Нет...
– А может, всe-таки писал? Мы ведь экспертизу проведeм!
Мне становится страшно. Нет, писал не я, но - экспертиза! Необычное слово, из детектива какого-то! Мало ли что она там покажет!
Горло перехватывает, я молча отрицательно трясу головой.
– Но ведь ты знаешь, кто писал?
– спрашивают утвердительно.
И мне опять страшно, потому что я действительно знаю, кто. И не только я, человек десять вместе со мной наблюдали, как долговязый Витька Шпиндель (это - кличка) старательно выводил слово огрызком кирпича.
Я опять трясу головой.
– Пойми, - говорят мне.
– Это не просто хулиганство, это, можно сказать, политический акт. Ведь комиссия приезжала вчера
Я трясу головой, на этот раз утвердительно. Да, акт, согласен. Да, ходили какие-то в костюмах. Я ещe удивился: в такую жару!
Но дяди и тeти моe киванье по-своему поняли.
– Значит, ты всe-таки знаешь?
– Нет!!!
– Пойми, нам ведь уже сказали, кто это. Мы просто хотим проверить, ты честный пионер или нет.
Я был честный пионер.
– Это ведь Витя Шпиндюгин? Да?
Я плачу.
– Конечно, это он! Все говорят!
– слышу я как сквозь вату чей-то голос.
И меня отпускают. И долго, очень долго потом я чувствую себя обворованным: будто кто-то, лишив меня воли и сознания, залез ко мне в душу и отщипнул кусок, - и вот болит недетской болью.
Но - кто? Вожатая наша Люся - хороший человек. И Илья Сергеевич хороший человек. И Марина Витальевна, хоть и любит поворчать, тоже ничего себе. Кто? Кто тот щипач был, - думаю я теперь, - кто с таким искусством всe это сделал?...
Или вот я в юности. Меня принимают в комсомол. Опять - комната, тeти и дяди. Молодые - и взгляды их стройны и упруги, как борзые собаки.
– С одной стороны, ты показал себя разбирающимся в Уставе, - говорят мне.
– С другой стороны, выбор тобой на школьном литературном вечере полгода назад сомнительного стихотворения писателя-эмигранта, хоть и покойного, Бунина говорит о том, что у тебя есть серьeзные недоработки в вопросе работы над собственным морально-идейным обликом. Ты согласен?
Я киваю.
– Он, я думаю, наверстает!
– Другой голос.
– С его способностями! Мы можем оказать ему доверие, и он оправдает его. Ведь оправдаешь?
Я киваю. Мне плохо. Все уже в комсомоле, все уже прошли этот страшный кабинет, а я из-за болезни припозднился. Неужели не примут? Неужели я хуже всех?
Что-то ещe говорят. Я не вникаю в смысл. Я вижу только, что мне протягивают руку и красную книжицу. Я подхожу ватными ногами. Кругом улыбки. Я счастлив.
Я выхожу. Весенний тeплый ветер высушивает мокрое моe лицо. И вдруг я понимаю, что опять кто-то залез ко мне в душу, опять отщипнул кусок, я чувствую опять себя обворованным, униженным и оплeванным, со мною поступили, как с куклой, как с куском дерева, как с трупом!
И много, много было таких случаев. Только уворачивайся - невидимые руки невидимых щипачей шустрили со всех сторон.
Потом я повзрослел и, имея уже изрядно общипанную душу, начал различать сквозь обычные лица физиономии тех щипачей. И совсем уже разгадал - но тут кончилось их время.
И стал я радостно лечить душу, подпитываясь воздухом свободы.
Но вдруг выяснилось, что не только свободой душа жива. Есть и другие глупые вещи, навроде хрестоматийных веры там, надежды там и, извините за выражение, любви.