Российские оригиналы
Шрифт:
Больные люди, иначе не скажешь!
4. ЧМО. У чуднуго этого слова есть расшифровка: Чудит, Мудрит, Обманывает. Это был весьма распространeнный тип, вносивший в нашу жизнь неповторимую живинку. Народ, говоря о таких людях: "Ну и чмо же!", относился к ним с добродушной любовью. Вечно они шныряли средь людей, похохотывая, смеша фокусами словесными и прочими, вечно они искали какую-то лазейку, проныру, что-то химичили, придумывали, именно мудрили и чудили - для того, чтобы поиметь в жизни какую-то призрачную выгоду. Обманы их были так смехотворны, так всем очевидны, что не успеет Чмо даже начать обманывать, а его уже хватают
– удивитесь вы, потомки, зачем? Если уж обманывать, то надо это делать серьeзно, а если уж чудить и мудрить, то не надо пытаться обманывать!
Вам не понять, милые мои, поэзии вечной незавершeнности, поэзии несбыточного, поэзии того состояния, когда человек сам не верит в успех задуманного обманного дела - а оно вдруг по какой-то случайности выгорает! Правда, Чмо, отмечая удачу, тут же опять так начудит и так намудрит, что уничтожает всю полученную выгоду.
Чмо оно и есть Чмо. Было.
5. ЧЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Тут следовало бы дать мощный и гармонический аккорд во славу одного из самых уникальных типов нашего времени, сохранившегося каким-то чудом в среде, совершенно для этого неприспособленной. Я изумлялся этому и почти не верил - до тех пор, пока не вычитал где-то, что даже внутри железа обитают микробы, т.е.
– живые существа. И они, будто бы, даже при плавлении этого самого железа не гибнут! Значит - беспредельна мощь и фантазия природы.
Поэтому, если вам, далeкие потомки, этот тип известен, то нечего и рассусоливать, а если он окончательно исчез, то вы всe равно не поймeте, что это такое...
Ш. ШУШЕРА (всякая)
– Ты у Петровых был?
– Был.
– А Сидоровы там были?
– Нет.
– А Ивановы?
– Нет.
– А кто ж был-то?
– Да всякая шушера.
– А-а-а...
Такой разговор я услышал однажды - и задумался.
В самом деле, что это за шушера такая?
– безымянная, но не требующая пояснений.
И в процессе размышлений облик шушеры стал проясняться.
Шушера - единственный коллективный тип. Все остальные имеют своих представителей, которых можно вычленить, о которых можно рассказать. У шушеры представителей нет. Никто по отдельности не может быть назван шушерой, это - количественное понятие.
При этом смотрите какая странность бывает: соберутся, например, трое, но никто не говорит: шушера. А подошeл четвeртый - и тут же всякий опытный в жизни человек безошибочно скажет: шушера собралась! Значит, этот самый четвeртый и есть тот, кто делает троих шушерой, на нeм, значит, вся ответственность? Но вглядишься в него - нет никаких особенных примет и признаков, он абсолютно не отличим от прочих!
Тут какой-то процесс, похожий на химический: когда одна крупинка, добавленная в жидкость, вдруг делает всю еe кристаллической.
Впрочем, сравнение неудачное. Шушера - это нечто мягкое, пыльное, серое. Шелестящее. Шуршащее. Шу-шу-шу.
Непонятно, почему к слову "шушера" почти всегда добавляют: "всякая". По моим наблюдениям она как раз не всякая, она - единообразная.
Шушера водится абсолютно везде, безмолвно возникая (хотя это безмолвие с виду может
Кстати о жареном. Когда люди людей жгли на кострах, шушера обязательно присутствовала. Она стояла и глазела, переживая непостижимое, сугубо шушерское чувство удовлетворения, которое можно выразить словами: "Не нас жгут!". Одного этого шушере достаточно для счастья. В защиту еe можно сказать, что хвороста в костeр она, как правило, не подбрасывала. Зачем светиться? Она расступалась перед теми, кто нeс хворост, но сама руки не марала.
Но это было давно.
Во второй половине 20-го века, в России, шушера была в периоде наибольшего благоденствия. До этого и ей доставалось лихо: слишком частой была гребeнка, которой прочeсывали народ. А годов примерно с шестидесятых она обрела покой и уверенность в завтрашнем дне, который, впрочем, шушеру не интересует. Шушере интересно шушерствовать сегодня, сейчас, здесь.
Нет, я не тех имею в виду, кто был во всeм послушлив, тих и незаметен. Незаметность, если вдуматься, тоже рано или поздно бросается в глаза. Шушера, в сущности, - невидима. Как это получается, я не знаю. Вижу: толпа. Несколько знакомых лиц, а остальное, естественно, шушера. Бегу быстрей, чтобы вглядеться хоть в одно лицо, запомнить, чтобы узнавать потом. Прибегаю - нет шушеры. Старик с бородой, женщина с сумкой, подросток с прыщами. И никого из них шушерой назвать не позволяет совесть и чувство справедливости. Отойдeшь, обернeшься: что за оказия, - шушера стоит!
– и много! Опять приблизишься - опять еe нет!
Я отчаялся разрешить эту загадку.
Предлагаю другим поломать над ней голову.
А поломать надо, потому что именно от неe, от шушеры, как начинаю я понимать, зависит в общем и целом, что с нами будет.
Да, конечно, принимает решения кто-то там, у кого и фамилия есть, и должность. Но от кого он принимает-то, вот вопрос? Я искал, искал (мысленно) - и не нашeл. И подумал: значит, от шушеры, больше не от кого.
Вот смотрю в телевизор.
Крупным планом показывают народных чаятелей. И лицо каждого, в общем-то, заслуживает уважения. Пусть тот явно дурковат, а этот явно злобен, а этот явно озабочен чем-то личным, но вот, смотришь, лицо приятно-задумчивое, а вот вообще умное и человеколюбивое.
Тут камера взяла общий план - и всe во мне холодеет, я узнаю еe: шушера! Шушера шевелится, шуршит бумагами, шушукается, шепчет - и, кажется, ничего не делает! Огонь не разводит, дровишек не подбрасывает, - но горим ведь, братцы, горим синим пламенем!
...И помещаю я этот непреходящий тип в энциклопедию типов уходящих с одной лишь целью: может, кто-то из коллективного, говоря математически, многочлена шушеры захочет вычлениться и рассказать о шушере всю тайную правду, пусть даже анонимно, объяснить наконец, в чeм еe сила?!
Пока же всe хожу бесплодно по шушерским сборищам. Вглядываюсь, вдумываюсь.
Недавно стою с краешку. Слушаю.
Вдруг сзади - скрипучий презрительный голос.
Повернулся.
Человек полусредних лет, вроде меня, и даже наружностью похожий, высокомерно цедит:
– Шушера всякая!
– глядя прямо мне в глаза...
Щ. ЩИПАЧ
Этот очерк будет, как и предыдущий, кратким, потому что у автора личная неприязнь к шипящим звукам, объясняемая особенностями его дикции, а также к тем типам, которые попались на буквы Ш и Щ.