Российское время
Шрифт:
Их ведут по тёмной лестнице, из соседних квартир выводят других людей – напуганных, заспанных. Мужчина и женщина стараются не смотреть на соседей. Во дворе – импровизированная виселица: наспех приделанные к деревьям петли.
– Вы что, нас вешать хотите? – не выдерживает женщина.
– Кого будем вешать – тому, считай, повезёт, – хохочет маска.
– У вас вся ночь впереди, торопиться некуда, – вторит другая. – Позажигаете.
– Какое вы имеете… – начинает мужчина, но его тут же бьют.
– Почему ты говоришь на собачьем языке? – орёт ему в ухо маска.
– Ты говоришь на таком же, – испуганно отвечает мужчина.
– Твой
Во дворе жильцов ставят в ряды и пересчитывают. Женщин раздевают, они дрожат от страха и холода.
– А ну вышел из строя! – кричат мужчине.
Он выходит. Люди в масках стреляют ему под ноги и заставляют плясать. Все смеются.
– А вам чё, не смешно? Не смешно, твари?! – люди в масках бьют женщин. – Быстро смейтесь! Веселитесь!
Женщины пытаются смеяться. Нескольких мужчин подводят к деревьям с петлями, каждому вешают на грудь табличку с надписью «собака».
– Эй! – кричит одна маска другой. – Посмотри на его нос! Видал, какой, а?
Маска присматривается к носу мужчины.
– Вот это шнобель, сука! – ржёт другая маска. – Чё кривой-то такой? А, собака?
– Такой вот… – отвечает мужчина. – Родился.
– Сейчас мы тебе подправим недостатки, – говорит маска. – Нарожают, твою мать, уродов. Нормальным людям потом вычищать всю эту мразоту.
– Не надо, – кричит истошно женщина, – не надо! – она вырывается из рук нерасторопного человека в маске и бежит. Мужчина орёт, захлёбываясь кровью, сильный человек в маске крепко держит его голову, другой тянет к ней большой разделочный нож. Мужчина вырывается, но люди в масках сильнее, они бесятся от того, что не получается справиться, несколько раз бьют его в живот.
– Не ори, мы ещё не закончили, – говорит маска. – Ща мы ещё до ушей доберёмся. Исправим дефектики.
Женщина бежит – возможно, пытаясь спастись, покинуть страшный двор, возможно, торопится к мужу, повинуясь нерациональному чувству. Её лицо залито слезами, искривлено ужасом.
Кадр останавливается, наступает тишина. Гости в студии, ошеломлённые зрелищем, некоторое время молчат.
– Вот скажите, – обращается один участник передачи к другому. – Ради чего эта женщина лишилась мужа? Чему принесена в жертву тихая семейная жизнь обыкновенных людей, мечтавших о счастье? За что необходимо было заплатить такую цену? Объясните мне, пожалуйста, я не понимаю.
Оппонент мнётся, собирается с мыслями, но его прерывает красивая женщина в строгом чёрном костюме, с планшетом и микрофоном в руках:
– А ответ на этот вопрос мы узнаем сразу же после рекламы.
Редактор аплодисментов даёт сигнал, и зрители в студии принимаются хлопать. Кадр сменяется. На экране стонет полноватая женщина, сжимая в руках тряпичную куклу.
– Милый мой малыш, где же ты теперь? Повзрослев, ты заходишь в дверь.
В кадре мужчина танцует с женщиной, потом показывают родителей – снова полную мать и бодрого отца в кепке.
– Теперь мужчиной стал сынок, – продолжает стонать женщина, при этом называет средство, благодаря которому это произошло.
– Найдёт работу он, глядишь, – хрипит отец. – Теперь мужчиной стал малыш.
На экране показывают линейку новых средств, сопровождаемую весёлым закадровым свистом. Мать гладит семейную фотографию и, наконец, допевает песню:
– Я слёзы лью от счастья лишь.
Затем передача возобновляется.
ПРИНЦЕССА
К сожалению, вечер. Вода тяжело бьётся о стенки раковины, маслянистые пятна хаотично перемещаются по поверхности, остатки недоеденных продуктов – куриные кости, чёрный перец и набухшие хлебные крошки – медленно погружаются на дно. Полные пальцы в резиновых перчатках врываются в водное пространство, пробуждая хаос и мельтешение пузырьков, стучат о стенки столовые приборы из нержавеющей стали: ложки, ножи и вилки.
Химическое средство, которым обильно вымазаны перчатки, в конфликте с водой обретает силу и заполняет всю поверхность густой едко пахнущей пеной: со дна уже не видно помятого лица хозяйки, а красный свет лампочки на её лбу становится едва различимой точкой, затем и вовсе прекращает все попытки пробиться через толстый слой пены и исчезает. Становится темно, только руки орудуют в замкнутом пространстве посреди приборов, выгребая куриные кости и оказавшийся здесь лишним бытовой мусор. Пошарив по дну и не обнаружив больше ничего подозрительного, рука в перчатке вынимает резиновую пробку, издавая глухой булькающий звук, и пена начинает приближаться, покрывая собой заляпанные жиром стенки, затем растекается по тарелкам, заползает в чашки, укутывает собой столовые приборы; и вот уже ею покрыта вся поверхность раковины.
Мы слышим недовольный женский голос и никак не можем разобрать, о чём он говорит, но вот раздаётся тревожный всасывающий звук, который нарастает и заглушает собою всё, становится невыносим – кажется, ещё чуть-чуть, и мы его не выдержим, перелистнём страницу, но тут он прекращается так же резко, как и начался. Полные пальцы в перчатках разгребают пену, и где-то рядом льётся тоненькой тёплой струйкой живая вода, приносящая радость и успокоение. Теперь нам ничто не мешает услышать голос – размеренное течение воды не заглушает его, а лишь сопровождает, настраивая на умиротворённый лад, что так сейчас необходимо, потому что история, которая развернётся пред нами – это история умиротворения, в которой ничего не произойдёт страшного, вызывающего или трагичного. Вполне возможно, что и вовсе ничего не произойдёт. А для души, превыше прочего ценящей безмятежность, нет ничего приятней, чем отсутствие событий.
За столом напротив мойки сидит молодой человек, на вид лет двадцати пяти. Он расположился на деревянном стуле, стоящем перед деревянным же столом, на который он сложил руки. В его руках – алюминиевая ложка. Его забавляет гибкость ложки: он отгибает черпало то в одну сторону, то в другую, но ложка никак не ломается, только гнётся, принимая неестественные формы.
Парень одет в майку болотного цвета с изображенной на ней красной звездой и шорты, обут в мягкие домашние тапочки. На стене, к которой примыкает стол, размеренно тикают часики с тремя циферблатами: «Настоящее», «Прошлое», «Будущее», над ними цветёт алый цветок, вырастающий из самой стены. Сама же стена – серая, в маленьких и крупных трещинах, из которых порой сыплется мелкая бетонная крошка и вылезают сонные, светящиеся ярко-оранжевым, похожим на солнечный, светом, электрические пауки. Но молодой человек, увлечённый игрой, не обращает на них внимания и насвистывает мелодию, известную ему лишь одному.