Российское время
Шрифт:
– Мне кажется, я знаю, – сказал он, тяжело дыша, словно долго бежал откуда-то и куда-то. И Алла не понимала, хотелось ли ей знать, куда он бежал, откуда – её мужчина, Мирон. Она широко раскрыла глаза навстречу его словам, его миру, бьющимся в его голове мыслям, теплящейся в его теле жизни. – И от того, что я знаю, мне больно, мне страшно, Алла!
– Тебе надо отдохнуть, – предложила красивая, в бежевом халате домашняя Алла. – Поехали на море. Там, где море – не может быть зла.
Но Мирон словно не слышал.
– Потому что ничего не изменится. Я больше ничего не смогу изменить, – бормотал он, уходя, прячась в своей комнате. Выключал свет, задёргивал шторы. И только
– Кажется, я знаю, Алла… Есть слова, которые объясняют всё.
Наутро начались истерики. Мирон рыдал и бился головой о пол и стены, разбил стекло. У неё билось сердце, её швыряло от стены к стене в их маленькой кухне, как бабочку в банке. Она набрала номер.
– Что с ним? – спрашивала она врача скорой – крепкого, мордастого, в синей форме с красным крестом. Врач удивился непониманию:
– Как что? Человек из него вышел.
Теперь Мирон жил здесь, в других стенах, в свете другой лампы. С другим отражением в глазах. Он долго смотрел в окно, куда Алла приклеила пять разноцветных снежинок, надеясь пробудить в нём радостное чувство. А потом повернулся, и из глаз его брызнули слёзы.
– Отдай мой носик, – шептал он Алле. – Отдай мой носик!
Ей стало не по себе, и она поднялась со стула. Рыдающий мужчина казался омерзительным: брезгливость была инстинктивной, прописанной в её коде с рождения. Была и жалость, но жалость Алла выискивала в себе, старательно, как правильная школьница, пробуждала. Жалость к этому родному когда-то человеку. Который много сделал для неё, для них, и вот – сломался. Но жалость была противна её натуре: «Мир не мир, а жить как-то надо, ведь я же живу, живут все».
Закрыв за собой дверь, она решила: не возвращаться в это место больше никогда.
Новый год Алла готовилась встретить одна. Выпила шампанского, долго стояла у окна, всматривалась в оледеневшую речку. В новом году исполнится тридцать шесть, нет семьи, смысла и удовольствия жить, впереди – неизвестность; настроение было не лучшим. И даже снежинки – весёлые наклейки на стекло – она оставила там, в палате.
Зашла в социальную сеть, и тут же бросилось в глаза, как пыль, как яркое пятно ослепляющего света: «Лучшие мультики к Новому году». Алла читала названия и понимала, что никогда не смотрела эти мультфильмы, даже в детстве. Включила первый – «Дед Мороз и Серый волк», ей показалось забавным название: словно две сказки объединили в одну. Как «Чужой против Хищника», Алла усмехнулась этому неожиданному сравнению. Повернула ноутбук, чтобы лучше видеть, и принялась готовить салат.
«Наивно, – думала Алла, глядя на то, как волк из мультфильма надевает костюм Деда Мороза и залезает в кабину грузовичка. За рулём Снеговик, едут на праздник. – Как наивны все эти истории». Но выключать не хотелось – она поняла вдруг: ей хочется знать, как закончится эта простая, но интересная история. Зевала, но поглядывала на экран.
Снеговик раскусил волка. И резкий, уверенный, вначале угрожал ему, кричал, требовал:
– Вылезай! Уходи!
И даже волк на секунду поддался этой неожиданной силе Снеговика, его твёрдой, спокойной уверенности. А потом… потом вдруг что-то сломалось, и Алла приникла к экрану, не в силах отвести взгляд – ей был знаком этот слом, эта странная, необъяснимая перемена. Она почувствовала, как холод пробрал всё тело – от мочек ушей до кончиков пальцев ног, словно сама превращалась в снежную фигуру. Волк из мультфильма выбросил вперёд лапу, как будто хотел ударить Снеговика, но вместо этого выдернул из его круглого лица морковку и отшвырнул её в сторону. Беспомощный, словно вся его сила была в морковке, Снеговик пошатнулся, взмахнул руками, вытянулся весь в сторону волка и прокричал, заставив Аллу замереть:
– Отдай мой носик!
И не было слов, чтоб описать этот крик, чтобы сказать – как он крикнул. Экран ноутбука, стол, стены квартиры, шторы, окно – всё вокруг потеряло цвета и покрылось ледяной коркой, готовое в любую секунду пойти трещинами, развалиться на куски, пылающие морозным паром. Волк ударил Снеговика, и тот рассыпался, только безносая голова с ведром-шляпой жалобно смотрела в чёрную ночь, хлопала печальными глазами.
– С Новым годом! – крикнул Серый волк, и заревел за кадром мультфильма мотор праздничного грузовичка.
Алла сидела, боясь сделать движение, боясь даже моргнуть – ведь в её глазах отражалось всё, что нужно знать о мире. Она всё понимала, что можно о нём понимать. И всё, что можно о нём сказать, слышала.
Алла плакала.
Сквозь слёзы смотрела, как настоящий Дед Мороз добрался до Снеговика, как подарил ему новый нос – золотую шишку, огромный красивый нос, не в пример той жалкой морковке; как Снеговик засиял от счастья. Но Алла знала, что на тех берегах, куда отплыл её любимый, не будет никакого Деда Мороза, никакого нового носа.
Да и у неё здесь – не будет.
– Отдай мой носик, – сквозь слёзы шептала она, и сверкала под потолком гирлянда. Плясали, отражаясь в лакированной поверхности старого шкафа, огоньки.
МОМЕНТ
– А теперь развернулись и тоже показали всем им фак! На раз-два!
Заводила в сером костюме и галстуке озвучил предложение в матюгальник, толпа же, состоявшая большей частью из совсем молодых людей, вчерашних школьников, радостно откликнулась. Колыхнулось море цветастых флагов с символикой партии, под которыми шла молодёжь, и ввысь взметнулись сжатые кулаки, распрямлённые средние пальцы.
– Вот вам, – орал заводила в костюме.
Партийная колонна сопровождалась хоть и жиденьким, но вооружённым дубинками полицейским отрядом. Это и вдохновляло заводилу, решившего ответить маргиналам. А то как же? Молодые люди, стройные, улыбчивые, в хороший солнечный день решили поддержать идеи партии, прошли по улице, дошагали до перекрёстка и хотели всё так же улыбчиво, по-летнему, по-солнечному, вклиниться в большое шествие. Вот прошли люди под красными флагами, вот – под трёхцветными, вот – несколько человек – под зелёными… Полицейские дали сигнал: всё, можно идти. И тут, поворачивая, вчерашние школьники увидели их – анархистов ли, правых, левых… чёрт знает, кем они были, но они были, и их было много.
Кем они были – молодёжь разобрать не успела, да и не хотела разбирать. Артур Мглицкий, студент-второкурсник, пришёл сюда с другом Саней. Друг и предложил эту халтурку: два часа под флагами, двести рублей на выходе, а «флаг потом хоть в реку бросай, хоть в жопу засовывай». Артур согласился – ему вечно не хватало денег, даже на питание в столовке, а тут такое: просто приехать, пройтись. Безопасно, нескучно. И завидев колонну суровых парней в мрачных одеждах, в устрашающих масках с прорезями для глаз, под чёрными, злыми флагами, он на секунду опешил, но посмотрел на конвой полицейских, и отлегло.