Российское время
Шрифт:
И вот он получил шанс стать действительным, а не номинальным главой семьи – человеком, который её обеспечит. О ребёнке, опять же, пора задуматься. Они задумывались.
– Посмотрю, конечно, – смеётся женщина. – Ты у меня умничка, ты со всем справишься. Голова у тебя потому что светлая! – она гладит мужчину по голове в избытке нежности, потом обнимает его и утыкается ему в плечо. – Всё у нас будет хорошо.
– Обязательно, – мужчина становится серьёзным. – Тут бы на корпоративе ещё ничего не случилось. А то все ужрутся, ты знаешь… Такие
– И у меня идея есть… – шепчет женщина и берёт его за руку, уводит за собой в комнату. – Ты такой у меня элегантный, такой стильный. Такой страстный муж-чина, – она игриво смеётся, старательно проговаривая ж-ч.
Через час они лежат на диване. Ветер дует в распахнутое окно их девятиэтажки, и, если повернуть голову и слегка приподняться, можно увидеть тёмные ветви деревьев и звёзды. Но они видят друг друга. Костюм, заботливо возвращённый в шкаф, ждёт своего часа.
– Через недельку всё и решится, – говорит мужчина, но она не хочет больше слушать.
– А у меня всё без перемен. Отправляю факсы-шмаксы, звонки эти, блин, письма. Мне они даже снятся, письма эти. Представляешь?
Он кивает.
– Но главное, что есть работа. В тепле, не в обиде. Может, когда, – женщина задумывается, – всё станет лучше, нас тоже расширят. Я на хорошем счету, – женщина закрывает глаза. – А тебе что снится?
– Ты, – выдыхает мужчина. Женщина смеётся, целует его.
– Побрейся, – говорит.
Он отворачивается к стенке.
– Спать – хорошо, – зевает он. – Поздно уже.
– Спать – прекрасно, – улыбается женщина, потягиваясь на кровати. – Дома всё прекрасно, – она поворачивается и обнимает мужчину сзади. – Как хорошо, что мы стали жить вместе, правда?
– Правда, – бубнит мужчина.
Ему снится сон, как будто он возвращается с работы в своём прекрасном костюме, с портфелем в руке, поворачивает за угол знакомой улицы, заходит во двор. Но взгляд мужчины тревожен, шаги быстры.
– Могло быть и хуже, – говорят мужчине. – Могло быть гораздо хуже.
Мужчина не верит.
– Здесь был мой дом, – кричит он. – Здесь был мой дом!
2
Мужчина и женщина проходят по маленькой улице, состоящей из деревянных, в редких случаях кирпичных домов. На домах кондиционеры, возле домов машины. Но улица пуста, и за заборами не слышно голосов. Мужчина и женщина проходят мимо забора и видят кота. Женщина останавливается, чтобы погладить. Кот сначала откликается на ласку и даже начинает мурчать, но вдруг отстраняется и осматривает подошедших странным, тревожным взглядом. Мужчина внимательно смотрит коту в глаза, и ему становится не по себе.
– Такие вот дела, кот, – растерянно говорит мужчина. – Но ничего, кот. Ничего.
Они проходят по улице, обсуждая кота («Как наш» – «Нет, наш жирнее!»), и попадают на маленькую площадь возле здания с колоннами. Здание выглядит обшарпанным, стены изрезаны трещинами, окна кое-где выбиты. Перед зданием несколько скамеек, и все они заняты людьми. Кому не хватило места, стоят рядом или сидят прямо на земле. Мужчина с женщиной видят сложенные в небольшую стопку кирпичи. Они присаживаются, и женщина отстранённо смотрит вдаль.
– У нас закончилась картошка, – говорит женщина. – И ещё салат не из чего делать.
Мужчина молчит.
– И тортика бы хотелось, – мечтательно улыбается женщина. – На обратном пути купим?
– И повод есть, тем более, – говорит мужчина без эмоций.
– Всё будет хорошо, – отвечает женщина. – Я сколько раз тебе говорила!
Женщина берёт иссохшую ветку и чертит в придорожной пыли солнце – кружок и несколько лучиков-линий.
– Пускают! Пускают! – всё вокруг приходит в движение, и они оказываются внутри здания. В актовом зале не хватает мест – люди стоят в проходах, кто-то залезает на подоконники. Возле сцены расставлены в ряд столы, за ними сидят люди, многих не видно из-за суетящихся впереди голов.
– Здесь как-то как в школе, да? – нервно смеётся мужчина. Люди вокруг галдят, слышны эмоциональные выкрики. Мужчине и женщине становится трудно слышать друг друга, они замолкают и смотрят, как к микрофону подходит человек в чёрной и бесформенной одежде. Блестят его очки, он долго и пристально смотрит в зал, затем произносит тихо, но жёстко:
– Минутку внимания. Наговоритесь после. Сейчас послушайте.
Шум стихает.
– Эти люди позвали нас, – продолжает человек. – Чтобы рассказать, почему они здесь, и ответить на ваши вопросы.
Из-за стола поднимается человек в камуфляжной форме, с автоматом, подходит к микрофону. Люди с оружием сидят за столами у сцены и в первых рядах зрительного зала, их много, теперь мужчина может чуть приподняться и рассмотреть их.
– Так получилось, – неторопливо объясняет военный. Мужчина и женщина плохо слышат его, к горлу подступает тошнота, но быстро проходит, – что разделительная граница, о которой удалось договориться, проходит ровно по вашему посёлку.
– У нас город! – кричат ему.
– По городу. Практически по его центру. Противник не сдаёт своих позиций. Не можем их сдать и мы. У меня всё. Задавайте вопросы.
– И скоро бои начнутся?
– Не знаю. Мы не нападаем первыми. Но они начнутся.
– Да как же не нападаем?! – раздаётся истерический вопль, и женщина вжимается в холодное деревянное кресло. Мужчина берёт её за руку. – Ироды вы проклятые! Ваши пьяницы на танках по улицам ездят, палят почём зря. Девчонок уже сколько изнасиловали, вы хоть знаете? Изнасиловали и закопали! В магазин идёшь, в школу идёшь – а они в воздух стреляют, пугают нас, ржут. Вы, говорят, не люди, вы скоты. Что вы здесь забыли?