Российское время
Шрифт:
– Идиот ты, Борис, придурок! И сам ты старичок, и вообще, пошёл ты! Не будь ты родственником босса, я б давно тебя уже…
Но не сказал, даже не смог дальше думать: мысль не шла. Стало противно.
– Удачи тебе, Борис, – тихо, но уверенно сказал Артур. – У тебя всё впереди. У тебя всё получится.
Прилизанный уставился недоумённо, потом переглянулся с Лиличкой. Та пожала плечами, и – снова в свой монитор.
Поспал он совсем немного – мешали страхи. Было страшно от того, что неотвратимо должно случиться. От того, что неизменно произойдёт. Он пытался вспомнить
Он наспех оделся и отправился в утренний парк. Жадно пил воду из пластиковой бутылки – обычную, не газированную даже воду, и она казалась божественной. Зачем пить что-то ещё, если ничто так не утоляет жажду? Это вечное состояние человека. Артур сидел на скамейке, и вокруг пели птицы, и он их слушал. Ему было больше не о чем думать, у него не оставалось дел; оставалось только немного времени, чтобы послушать птиц. «Как интересно, вроде бы столько событий. Такая большая жизнь, и всё в ней было». Он помнил молодость – как гулял, ходил по улицам, что-то делал, с кем-то говорил. Птицы были постоянным фоном, а он их никогда не слышал. Он помнил всё, но не помнил в своей жизни птиц. Как будто их и не было. А теперь не было ничего, только птицы.
Слышал ли он их теперь потому лишь, что скоро смерть? Потому что всё так обострилось, потому что он вдруг очнулся, открыл заново мир? Нет. Он просто вырос, достиг того возраста, когда слышишь птиц. Когда их запоминаешь. Он бы слышал их, и если бы всё было хорошо. Если бы ничего не случилось. Слышал бы так же, наверняка ведь, Артур?
Потом он гулял, шарахаясь от случайных прохожих, и его посещали совсем уж странные мысли.
«Я ничего не знаю о жизни. Ничего не знаю о себе. Ничего не знаю о своём роде, предках. Даже о своей семье. Об истории».
А ведь история – это и есть жизнь, и она не такая большая, думал Артур. Не жизни – какого-то года хватило бы, чтобы её узнать, охватить: чем жили люди раньше, как жили. И может, понять, зачем. Но он не успеет. Артур подсчитал: один век – сотню лет – проживает где-то пять человеческих поколений: он, отец, дед, прадед… Прапрадед – это уже другой век. А ведь всего-то двадцать веков осмысленной, внятной человеческой истории; российской – и того меньше! «Когда там был Рюрик? Девятьсот восемьдесят восьмой? Восемьсот девяносто какой-то?».
Артур подумал то, чего никогда не думал прежде: какое-то совсем смешное число поколений отделяет его от Рюрика, от тех времён… «Пятьдесят–семьдесят? Ну, где-то так… А до Иисуса Христа?».
Вот и вся жизнь человечества, о которой он, обычный человек, ничего не ведал. Мысли вернулись в привычное русло: как хорошо, вспомнил он, что нет в живых ни отца, ни матери. Клещ! Как бы он сказал им: меня укусил клещ? Представляете, мама и папа, смертельный клещ замедленного действия.
«Впрочем, а вдруг они знают? Вдруг я скоро увижу их?».
От этих мыслей было холодно, он гнал, гнал, гнал их от себя. Впивался взглядом в любое дерево, чтобы думать о дереве, в любую травинку, чтобы думать о травинке, чтобы раствориться в ней, стать ею.
А потом, ближе к ночи, оставалось только сидеть. Он ушёл от людей, очутился дома. Что ему было делать? Переоценивать ценности, корить себя за упущенное, наслаждаться приятными воспоминаниями? Проживать жизнь заново. Впрочем, была ли жизнь? «Бытность, – вспомнил он странное слово. – Вот это что такое: бытность».
Он ничего не вспоминал, ничего не переоценивал. Просто сидел.
– Беда.
За окном – Город. Артур задёрнул штору, включил настольную лампу.
И вспомнил митинг. Он идёт молодой, в колонне. А напротив – толпа непонятных, страшных людей. Почему он всё это вспомнил?
Что-то щёлкнуло в мозгу, переключилось, словно опустился неведомый рычаг. Он почувствовал несильный укол в сердце. А само тело словно свело судорогой, затем оно застыло, и Артур осознал со всей ясностью: это тот самый момент.
– А теперь развернулись и показали фак! На раз-два.
И парни в чёрном, бегущие к нему.
Но страшно не было.
ПОВЫШЕНИЕ
1
Молодой мужчина завязывает галстук, стоя у зеркала, и улыбается. Рядом крутится женщина, то и дело поправляет на нём костюм, чуть ли не сдувает пылинки.
– Костюмчик мы тебе приобрели отпадный! Я же говорила, пригодится! А ты всё: повода нет, носить некуда, затратно. Сколько наговорил! А меня-то никогда не слушаешь.
– Ну почему же. Сейчас вот слушаю.
Ему явно нравится смотреть на себя в новеньком костюме, но ещё больше радует повод, ради которого костюм был торжественно извлечён из шкафа. Мужчине сделали предложение на работе – он занимается продажей сантехники в небольшом офисе, проводит встречи, подписывает договоры, заказывает рекламу и привлекает новых клиентов, а ещё отвечает за то, что в таких конторах называют «формированием положительного имиджа». Теперь пришла пора позаботиться и о собственном имидже – директор пообещал ему лично, крепко пожав руку, что если он успешно проведёт презентацию, то возглавит новый, специально под него созданный отдел. У него будут сотрудники и сложные, но интересные задачи. Пора бы уже, доверительно подмигнул босс.
– Я тут кое-что придумал. По поводу презентации. На двадцати восьми листах. Изучил, так сказать, опыт практикующих коллег. Может, глянешь? Ты же у нас в этих делах опытная?
Ни он, ни жена не оканчивали специальных факультетов или курсов – они работали и всему учились самостоятельно. В их посёлке городского типа, достаточно далёком от столицы, просто больше некуда было идти работать – только продавцом. Вопрос лишь куда – в магазин или офис. Можно было ещё учителем в школу, но они хотели, чтобы хватало денег не только на еду. Постепенно втянулись.