Росские зори
Шрифт:
Фалей ослабил веревку на руках у степняка, чтобы тот мог есть. Сармат взял свою долю нерешительно, словно опасался чего, потом произнес длинную фразу.
— Он сказал, — пояснил Фалей, — что те, кто однажды разделил между собой пищу, уже не враги, а кто разделил дважды — уже друзья. Таков обычай предков, таков закон степи.
Останя взглянул на Фаруда, потом на Фалея и, уловив в глазах у эллина одобрение, тут же решительно перерезал веревку, связывавшую степняка. Фаруд воспринял его жест спокойно, будто ничего другого и не ждал.
— Сын лохага Добромила уважает закон степи, — сказал он.
Они позавтракали, напились из родника. Потом Фалей подозвал коня, вскочил
— Я — к ним.
Он проговорил это так, будто речь шла о чем-то малозначительном.
— А я?! — воскликнул Останя.
— Ты останешься с Фарудом, пока я не дам знак, что все в порядке.
— Что в порядке?
— Что сарматы согласны обменять Дарину и Авду на Фаруда.
— Ты… уверен, что сделка состоится?
— Да.
— А если они… схватят тебя?
— Исключено. На судах эллины, я надеюсь на их помощь. Эллин может оставить другого эллина на произвол судьбы где-нибудь в Элладе, но не здесь.
— А если сарматы убьют тебя, как только ты появишься перед ними?
— Тоже исключено. Они — воины и едва ли будут действовать сгоряча да еще против одного человека.
План Фалея был прост и тщательно обдуман.
— Что делать мне?
— Жди моего знака. Как только сделка состоится, я помашу тебе с корабля убрусом. Тогда смело иди с Фарудом к каравану. Это будет, разумеется, во время остановки судов, к вечеру, а днем смотри, чтобы степняки тебя не обнаружили.
— А если они согласятся на обмен лишь для того, чтобы освободить Фаруда и схватить нас с тобой?
— Я предупрежу их, что, если они попытаются сделать это, ты убьешь сармата. Но как бы они не хитрили, иди к ним, не оказывая сопротивления. В случае чего тебе придется ждать долго, ничего не предпринимай, жди!
Он поехал по лощине, скрылся из вида и снова появился уже на берегу. Его доспехи блестели в лучах восходящего солнца. Появление Фалея было так неожиданно, что сарматы на несколько мгновений замерли, глядя на него. Потом десятки конников ринулись к нему, выставив перед собой копья, но Фалей продолжал ехать не спеша. Он только поднял вверх руку — в знак мирных намерений. Так в подобных случаях поступали сарматы. Об этом он узнал из вечерней беседы с Фарудом и теперь вел себя в соответствии с обычаями степняков.
Копья, как по команде, поднялись вверх, потом сарматы шумно окружили Фалея — в их кольце он поехал к судам, уже готовым сняться с якорей.
Что произошло дальше, издали трудно было разглядеть. Вскоре корабли и сарматские конники скрылись за приречными зарослями.
Оставшись наедине с Фарудом, Останя почувствовал, как тяжела неизвестность. Вчерашний враг был свободен, а совсем рядом находились его соплеменники. Стоит ему выйти на открытое место, и их обнаружат, а тогда план Фалея может сорваться. Не лучше ли снова связать его? Глупо доверять недавнему врагу. Еще вчера он возглавлял отряд степняков, готовых на любую жестокость, вчера упорно сражался с россами, а сегодня Останя должен доверять ему только потому, что дважды разделил с ним пищу? Нет, уверенности в Фаруде у него не было, но он все равно не позволил себе каким-нибудь образом выразить недоверие: этому степняку поверил Фалей.
Сармат понимал опасения росса и стремился рассеять их. Он ничем не выдавал их местопребывания, а иногда даже говорил Остане:
— Не спеши, сын лохага Добромила. Степняки далеко видят — подождем, пока не отъедут дальше!
Останя соглашался с ним, придерживал коня, но постоянно был настороже, ожидая какой-нибудь хитрости со стороны сармата. Однако Фаруд не давал повода для недоверия к нему, и Останя понемногу успокоился.
Степь
— Нельзя! Они заметят стрелу или падающую птицу. Дай лук мне!
О пропитании позаботиться следовало, но было бы непростительным легкомыслием доверить степняку лук. Но все-таки Останя решился. Он чувствовал: Фаруду непросто переступить законы своего племени, если он сам заговорил о них. Он был не дьяволом, а обыкновенным человеком, подвластным зову различных чувств, в том числе признательности: росс победил его в открытом бою, даровал ему жизнь и разделил с ним пищу, а разделившие пищу следовали уже не законам войны, а законам жизни, в которой имело место взаимное доверие. После всего происшедшего Фаруд не может убить его.
— Дай мне лук! — приглушенным голосом повторил Фаруд, останавливая коня и делая своему спутнику знак не двигаться: в лощине у ручья кормилось стадо кабанов.
Останя протянул ему лук. Вспыхнуло и тут же погасло чувство опасности: тетива зазвенела, стрела, пущенная умелой рукой, сразила поросенка. Фаруд возвратил Остане лук, принес поросенка, попросил нож и ловко освежевал зверя.
А следовать за караваном становилось все труднее: берега реки были то открытые — тогда приходилось ждать, пока суда и конные сарматы не скроются вдали, то изрезаны ручьями — и тогда надо было искать брод. На это уходило немало времени и сил, к тому же сарматы были теперь настороже. Останя вовремя заметил, как от отряда отделилась группа всадников и принялся рыскать по степи. Нетрудно было понять, кто их интересовал…
При виде всадников по лицу Фаруда пробежало выражение торжества, но он тут же справился с собой и показал, что надо отойти в степь.
Они скрытно отъехали от реки и потеряли из вида суда и конников. Позднее, оглядев с возвышенного места округу, они опять заметили всадников: сарматы возвращались к реке. Дождавшись, пока степняки не скрылись вдали, Останя решился в укромном месте развести небольшой костер и зажарить поросенка. Фаруд одобрил намерение Остани и ловко взялся за дело. Сухой хворост горел почти без дыма, и можно было не опасаться, что степняки их обнаружат.
Был полдень, степь разогрелась под солнцем, от земли исходило марево. Вокруг не видно было ни души. Хоть в этом Остане повезло: окажись на пути становище кочевников, ничто не спасло бы его от смерти или рабства. Звери и птицы укрылись от зноя в траве, в кустарнике, в глубоких балках, на дне которых били родники и текли ручьи. Покой и однообразие степи не обманывали Останю: он понимал, что в ее бесконечных складках таится многообразная жизнь, в ее необозримых просторах не прекращается борьба всех против всех — людей против людей, людей против животных, зверя против зверя… Здесь, на необъятной травянистой арене, залитой жгучим солнцем, каждое живое существо за кем-то охотилось и остерегалось другого, и каждое, независимо от рода и племени, вынуждено было изобретательно отстаивать свою жизнь. Побеждал тот, кто имел какие-нибудь преимущества перед другими и кто в совершенстве постиг язык степей.