Росские зори

Маношкин Михаил Павлович

Детство Фалея было неотделимо от бед, потрясавших Элладу и в конце концов поглотивших его близких, кроме сестры Асты. Еще мальчишкой он понял: выживает только тот, у кого крепкие мускулы, трезвый ум и острый меч; и когда вырос — стал солдатом. Он своими глазами увидел половину тогдашнего мира — всюду было одно и то же: война. Неисчислимое множество людей занимались разрушением культуры, быта, семьи, традиций, племен, городов, государств. Рим тысячу лет поглощал страны и народы, сея на завоеванных им землях семена ненависти и грядущих кровопролитий. Фалею не раз доводилось видеть, как восставали против Рима покоренные народы, предавая все разрушению и смерти. Уже давным-давно никого не интересовало то, что тревожило великих эллинов: Гомера, Эсхила, Софокла и Эврипида, — судьба отдельной личности. До нее ли, когда гибнут племена, народы и государства! История была на том этапе, когда отдельный человек не значит ничего; а где человеческая личность обесценивается,

там утрачивается мера вещей, стирается граница между добром и злом, господствует смерть. Смерть — не жизнь! — стала главной реальностью, смерть от солдатского меча, от копья варвара, от огня, от чумы, от разного рода насилия, затопившего мир…

Фалей, быть может, дослужился бы до трибуна, а при удачном стечении обстоятельств — и до консула, но вероятнее всего, кончил бы свою жизнь в одном из бесчисленных сражений, убежденный в том, что иначе и не могло быть. Его тело предали бы огню, а его род канул в забвение, если бы не встреча с россами, которая встряхнула его, заставила оглядеться вокруг себя и вернуться к давно забытым жизненным ценностям.

Россы меньше всего дорожили тем, во имя чего многие народы служили богу войны, — богатством и властью, зато превыше всего ценили личную свободу, смелость, честность, гостеприимство и доброту, то, чему давным-давно не оставалось места во взбудораженной войнами, залитой кровью Римской империи. Жажда разбоя еще не коснулась их. Они возделывали свои не очень-то урожайные земли, охотились, ловили рыбу, бортничали, по мере надобности варили и ковали железо и вполне довольствовались своей жизнью. Они чтили своих удивительно мирных богов, главнейшими из которых были творец всего сущего Род, покровительница плодоносящей земли Макошь и мать вечно обновляющейся жизни Лада. Они почитали Ярилу, осеменяющего землю, женщину и животных, поклонялись Волосу, охранителю домашнего скота, русалкам, вызывающим росы, туманы и дожди, не забывали домашних божеств, охраняющих очаг, и только где-то за всеми этими божествами стоял Перун [61] , бог скорее межплеменной, чем росский, потому что он напоминал воинствующих богов других народов — эллинского и скифского Ареса [62] , германского Донара [63] , скандинавского Тора…

61

Перун — бог грозы, молнии и грома у праславян. Под разными именами почитался еще рядом индоевропейских племен в 3 тысячелетии до н. э. и естественно переходил в поклонение божеству войны. Впоследствии, в период становления государства Руси (в IX–X вв.) Перун стал богом княжеско-дружинных верхов, покровителем славянских князей.

62

Арес — божество войны у эллинов, скифов и сарматов.

63

Донар — бог грозы, молнии, грома и войны у древних германцев.

Теперь, вспоминая солнечную Элладу, он невольно думал о запутанности людского бытия в больших городах и государствах. Ничего подобного у россов не было. Конечно, и у них хватало своих собственных проблем, но они жили здоровой, естественной жизнью. В империи о них знали мало: у них не было ни городов, ни каменных храмов, так что Риму, готовому ради добычи и власти над народами послать свои легионы хоть на край света, и в голову не приходило воевать россов, будто их и не было…

Знакомое чувство нахлынуло на Фалея — он не раз испытывал его, стоя в рядах ромейского легиона, когда шесть тысяч обученных, натренированных бойцов повиновались мановению руки трибуна. По одному только его жесту обнажалось шесть тысяч мечей, образуя неодолимую преграду для любого противника и все сметая со своего пути в атаке. Это чувство непобедимости строя, в котором он стоял, опять ожило в нем, когда он думал о россах. У них не было доведенных до совершенства легионов, а их дружины собирались по мере надобности и расходились по домам, как только нужда в них проходила, но это были надежные дружины. У стен Ольвии он видел росских воинов в атаке. Их вел воевода Добромил, а Фалей тогда командовал ромейской когортой. Россы рассекли ее пополам, а его взяли в плен. Второй раз он видел росскую дружину у Данапра — ее привел Ивон, сын Добромила. Она надвигалась с ровным шумом конских копыт, нестройно, растянувшись, а у Данапра сомкнулась в один монолит. Опытным взглядом Фалей тогда уловил ее основное качество: прочность. То, что он недавно пережил, сражаясь вместе с россами против сарматов, принесло ему глубокое удовлетворение: россы были надежными бойцами…

Время

тянулось невыносимо медленно. Привыкший к постоянному действию, Фалей сидел взаперти и не знал, как долго продлится его заключение. Он видел воду и плывущие мимо речные берега. Когда судно делало крутой поворот, в поле зрения Фалея оказывался весь караван, идущий на парусах. Сарматские конники держались поодаль от каравана, сокращая путь на излучинах реки или задерживаясь у речек, впадающих в Данапр. Где-то скрывались Останя и Фаруд. Фалей представил себе, как они едут под палящим солнцем, как преодолевают реки и овраги, и почувствовал нечто вроде вины перед сыном воеводы Добромила за то, что оставил его наедине с сарматом. Правда и ему самому сейчас не позавидуешь, хотя худшее осталось позади: встреча с сарматами окончилась благополучно, он жив и находится среди соотечественников.

Наконец загремел откидываемый запор, дверь распахнулась, и Фалей зажмурился от яркого солнечного света.

— Выходи, — сказал эллин, исполнявший обязанности капитана судна и помощника владельца каравана. — Хозяин ждет тебя!

Фалей ступил на палубу, с наслаждением вдохнул свежий воздух.

На корабле были только эллины.

Капитан провел Фалея в каюту Зенона. Это было тоже небольшеое помещение, но светлое и уютное. Зенон сидел на откидной скамье, служившей одновременно столом и кроватью. Тут же лежал меч Фалея. Встречая гостя, Зенон встал. Это был крупный плечистый мужчина с копной волос на лобастой голове и с окладистой бородой, в которой проглядывала седина.

— Можешь взять свое оружие, сын Стратоника. Садись, утоли жажду и голод.

На скамье-столе были приготовлены чаши, вино, вода, мясо и хлеб.

Фалею давно хотелось пить, но он заставил себя не торопясь налить вина и разбавить его водой. Только после того, как он осушил две чаши, он принялся за еду. Купец оценил его сдержанность и тоже не спешил начать беседу, давая ему возможность утолить голод. Когда Фалей кончил есть, Зенон сам наполнил чаши и предложил гостю выпить вместе с ним. Потом спросил:

— Много ли росских воинов было в твоем отряде?

Фалей ответил:

— Так мало? И с ними ты побил Фаруда?

— Нет. Сначала сарматы столкнулись с воеводой Добромилом.

Фалей рассказал, как появились сарматы и как он и Останя отправились в погоню за ними, по пути обрастая росскими бойцами.

Зенон внимательно слушал и мысленно взвешивал множество ситуаций, связанных с тем, о чем сообщил Фалей, — с начавшейся готско-росской войной: тут была торговля, взаимоотношения племен, проблемы взбудораженного междоусобицами Рима, судьбы восточно-эллинских городов.

Готы, несколько десятилетий тому назад появившиеся у Истра, стали грозными врагами Рима. Именно поэтому Зенон их знал. Еще лучше знал сарматов и скифов. Тысячелетняя история некогда непобедимых скифов завершилась в Тавриде, на небольшой территории, куда их загнали сарматы. Скифы были уже не опасны для эллинов, хотя время от времени и нападали на их селения. Когда знаешь возможности племени и чего от него ждать, всегда успеешь заблаговременно позаботиться о своей безопасности. А чего ждать от россов? Выходило, что из всех варварских племен, с которыми предприимчивые эллины имели дело, россы были наименее изучены ими. Ни один эллинский или ромейский историк не мог похвастаться обстоятельными сведениями о россах. О них знали самое общее, поверхностное: что живут за Рифейскими горами и соседствуют на западе с германцами, а на востоке с сарматами, что гостеприимны, торгуют с Ольвией и Тирой [64] и что торговля у них самая простая: деньги хотя и признают, но охотнее обменивают товар на товар… Вот, пожалуй, и все. Рассказ Фалея, много лет прожившего среди россов, был для Зенона откровением: на огромных пространствах от Одра до Данапра, от Рифейских гор до верховий Итиля [65] обретали сознание своего единства многочисленные росские племена.

64

Тира — греческий город, располагался в северо-западном регионе Черного моря, недалеко от устья Тираса.

65

Итиль — река Волга.

— Сильны ли россы?

— У них нет постоянной армии, но они вряд ли уступят кому-нибудь свои земли.

— Устоят ли они против готов? — Это было едва ли не самое важное из того, что интересовало Зенона.

— Германцы — опытные воины, в битвах на Рейне они не уступали ромейским легионам. Но там все было иначе: Рим стремился покорить их, а они отстаивали свою свободу. Теперь свою жизнь и свободу защищают от готов россы: они будут стоять насмерть.

— Кто у них воеводы? — Зенон потребовал, чтобы Фалей охарактеризовал каждого. Его интересовали даже частности жизни и быта воевод.