Росские зори
Шрифт:
Фарак сделал все, что мог в подобных обстоятельствах. Оставалось ждать, когда потускнеют костры — тогда суда снимутся с места и вместе с ними уйдет отряд Фарака. В эти часы Фарак не думал ни о пленницах в трюме корабля, ни о сыне воеводы Добромила: запахло войной, и не о добыче шла речь, а о жизни. Рядом с Фараком молча сидел Фаруд: кончилось время слов — начиналось время дел. Теперь кто кого перехитрит, обойдет, обгонит — в скачке не на жизнь, а на смерть. Растаяла и его обида на брата — не до того теперь, у порога враг…
Туман над рекой густел, луна скрылась за облаками, небо потемнело, потускнели
Под покровом темноты от правого берега к левому потянулось множество длинных узких плотов, и на каждом цепочка темных людских комьев — пять-шесть, а то и больше, — всех не сосчитать. Они скользили по воде, будто невесомые. Люди оседлали их, как коней, и мерно выгребали щитами поперек реки. На левом берегу они наполовину выволакивали плоты из воды и спешили занять место в неудержимо рвущейся вперед людской массе: костры кочевников и, значит, корабли эллинов уже совсем близко — не опоздать бы к дележу добычи!
Еще немного, совсем немного! Глупые степняки даже не догадываются, как близок их конец. Готы ускоряют шаг, почти бегут; мечи обнажены, разум загнан в самые темные закоулки души. Громодышащий Донар, потрясатель небес, вселил в людскую толпу свою слепую ярость.
И вдруг сотни глоток издают рев проклятия: у костров никого нет, каравана тоже нет! Добыча ускользнула, как песок между пальцев. Хитрые эллины и сарматы обманули их!
Толпа хищно топчется на месте, не зная, на что израсходовать свою неиспользованную ярость, потом устремляется в погоню, но, пробежав с версту по берегу, останавливается: суда и всадники бесследно растворились в ночи. Еще с час ватага рыщет по сарматскому берегу и, не найдя никакой добычи, возвращается к плотам, проклиная ночь, эллинов и свою отяжелевшую от воды одежду.
А в это время верстах в семи от них вниз по реке другая ватага готов обрушилась на караван судов и сопровождавших его кочевников. Готские вожди тоже были искусны в военных хитростях. Значительно опережая караван, на сарматский берег устремились сотни легких плотов — из двух-трех бревен каждый, сотни видавших виды бойцов, жаждущих добычи. Одни выходили на берег, наскоро выливали из сапог воду и с именем своего громодышащего бога на устах кидались на опешивших от неожиданности степняков, а другие устремляли свои плавучие тараны на несущиеся мимо суда, сталкивались с ними, облепляли, как пчелы, хватались за борта, за весла, прыгали в привязанные к кораблям лодки и лезли, карабкались вверх на палубу. Рычание сошедшихся в смертельной схватке людей, крики боли, лязг металла, топот ног, всплеск воды от падающих тел наполнили ночной мир ненавистью и ужасом.
Сарматы опомнились и, повинуясь командам Фарака и Фаруда, стали кучно, образовав тяжелый панцирный щит. Готы яростно напирали, и хотя сарматские копья останавливали их — вал за валом, но натиск нападающих не ослабевал. «До-на-ар!..» — с яростным криком кидались они на степняков. Они разили сарматских коней, степняки падали в груды тел и здесь их добивали. Копья уже не помогали сарматам, в ход пошли мечи. Ни щит, ни подставленный меч не спасали от тяжкого сарматского меча — с размаху опущенный обеими руками, он не знал преграды, и горе сармату, если его меч разил только воздух — случалось, сам всадник по инерции падал под ноги собственного коня.
Жутко кричали раненые
Насмерть рубились люди, но имя готского бога звучало громче, готские мечи все чаше доставали живую плоть своих противников. Дети степей, повинуясь команде Фарака, пробили брешь в готском кольце и ускакали в степь, но не затем, чтобы спастись, а чтобы перевести дух и собрать вместе оставшихся в живых. Потом они развернулись и снова ринулись в битву, опять залязгал металл, опять ярость столкнулась с яростью. Готов было гораздо больше, чем сарматов, но кони и ночь помогали степнякам. Видя, что большинство судов прорвалось сквозь готское заграждение, они развернулись опять и ускакали, оставив пришельцам залитый кровью берег, усеянный телами убитых, раненых и умирающих…
Останю разбудил резкий толчок, от которого содрогнулся корпус корабля, и в следующий миг ночь взорвалась бурей яростных голосов. Он отстранил от себя испуганную Даринку, схватил меч и, как был, без доспехов, выскочил на палубу. В первое мгновенье он ничего не мог понять. Подумал было — сарматы, но тут же понял, что не они: на берегу шла ожесточенная битва. Готы!
Гребцы сидели на своих местах и изо всех сил налегали на весла, а по палубе метались темные фигуры. Лязгали мечи, рычали схватившиеся в поединке люди.
— Следи за бортом! — донеслось до Остани.
Он узнал голос Фалея и тут же заметил надвигающиеся на корабль узкие плоты.
— Полный ход! Полный ход! — гремел голос Зенона. Сам он с мечом в руке носился по палубе и то терялся среди дерущихся, то снова оказывался на виду.
Корабль стремительно летел в темноту — весла, пожалуй, еще никогда не врезались в воду с такой силой, как теперь. Готы, оглушенные ударами весел или сбитые корпусом корабля, падали в воду, тонули, гибли под килем второго судна, вплотную следующего за головным, но многие успевали ухватиться за борт и упорно лезли вверх на палубу. Мечи эллинов рубили им руки и головы, но самые ловкие и сильные достигали палубы и здесь схватывались с командой.
— Налегай на весла! — ревел Зенон. — Полный вперед!
Больше всего готов оказывалось на корме, здесь удобнее было зацепиться за корабль и взобраться на палубу. Фалей и Останя изнемогали под натиском нападающих. Зенон вовремя оценил обстановку и пришел к ним на помощь с двумя воинами. Но вот судно пошло ровнее, плоты перестали ударяться в борт, головной корабль прорвался сквозь готский заслон. Фалей поверг на палубу своего последнего врага, Останя уже собирался покончить со своим, но Зенон предупредил его:
— Бери живым!
Мечом, плашмя Останя оглушил гота и отошел от него, привалился спиной к двери каюты, почувствовав изнеможение и жажду.
Подошел, переступая через тела, Фалей, рукой с мечом провел по потному лбу и тоже привалился к каюте.
Потом Останя бросил за борт ведро, дернул за веревку, чтобы зачерпнуть воды, вытянул наверх и напился. За ним напился Фалей.
Зенон и его помощник с фонарями в руках осматривали корабль и распластанные на палубе тела. Убитых врагов матросы оставляли на месте, своих складывали в ряд. Судовой лекарь занимался ранеными.