Ростов-папа
Шрифт:
— Чем ты их напоил? — указал я на женщину с детишками.
Если яд, даже не знаю, что и делать, промывать желудок, пожалуй, уже поздно.
— Добавил чуток сонной травки и всех делов.
— Если они не проснутся, я из тебя котлету сделаю! — сквозь зубы прорычал я.
До Башкатова дошло, что я говорю ему правду, да и как не могло дойти: меня аж трясло от злости.
— Ничего с ними не будет! Проснутся к утру, — взвизгнул он, отворачиваясь от моего взгляда.
— Какой же ты урод, Башкатов! — с ненавистью произнёс Климов и сплюнул. — И как такого как ты земля носит!
Долго
В принципе о многом мы уже подозревали, но ещё не догадывались, о каких масштабах идёт речь.
Убивал Башкатов далеко не первый год. Приезжал на вокзал к прибытию поезда, выбирал потенциальную жертву, втирался в доверие, отвозил якобы на ночёвку, опаивал снотворным, а потом безжалостно убивал. Оружия при себе он никогда не носил, осторожничал. Придумал следующее: заворачивал в мешок или портянку булыжник, стягивал верёвкой, получалось что-то наподобие кистеня. Этим кистенём ударял жертву по голове. Так как большинство убийств происходило в темноте, чтобы не промахнуться и лишить человека жизни с одного удара, клал тем на голову листы бумаги.
Свой кистень он почему-то называл «микстурой».
— Вот и этих собрался угостить микстуркой, да вы помешали, — вздыхал он.
— Кто тебе помогал? Были ли у тебя сообщники?
— А на кой ляд они мне?! Я и сам неплохо справляюсь.
Как я уже говорил, Башкатов оказался неплохим психологом, мог выпытать у своих жертв подробные детали о семье и даже адрес. Убив главу семейства преспокойно писал от его имени письмо родным и сообщал, что якобы хорошо устроился, ждёт всех к себе. Потом встречал жён и детей на вокзале и убивал без всяких зазрений совести.
— И тебе ни разу не было их жалко? — потрясённо спросил Климов.
Сельского милиционера аж трясло от откровений Башкатова.
— А чего их жалеть? Меня никто не жалел, и я не собираюсь. Да и жить-то надо на что-то!
— Но ведь дети… — простонал Климов.
— Эка невидаль — дети! — фыркнул убийца. — Да я может нашей советской власти помогаю!
— Чего? — ошалело замигали мы.
— Да того: вы ж не знаете кого мне микстурой приходилось охаживать — там ить столько белогвардейской сволочи да приплода ихнего! Вон, ейный мужик, — Башкатов показал на всё ещё мирно спящую женщину, которая пока не представляла от чего мы спасли её и детишек, — он у Врангеля воевал, кровушку красноармейскую лил, а я, можно сказать, справедливость восстановил!
— Тебя может ещё и наградить нужно? — поинтересовался я.
— Так если ж власть советская во всём разберётся, кто знает, может и до награды дойдёт!
— Ну ты и сука! — вырвалось у меня.
— Слышь, Георгий, а давай мы его тут пристрелим, а? — попросил Сан Саныч.
— Ох, ты б знал, как мне этого хочется! — признался я. — Одно удерживает: надо всю правду от этого гада узнать и зафиксировать для потомков. Пусть знают, какую нечисть мы выкорчёвываем!
Утром женщина проснулась, а вслед за ней открыли глазки и малолетние Дуня с Аникушкой. При виде нас они страшно перепугались,
Климов отвёз их к себе, где передал на попечение супруги. Башкатова мы связали и заперли в сарае милиционера.
— У меня дверь крепкая, не сбежит! — заверил Сан Саныч.
Вместе мы отправились обыскивать дом Башкатова, где нас ждала страшная находка.
— Что это? — удивлённо спросил Климов, листая старую замусоленную тетрадь.
— А ну, покажи.
Оказывается, мы нашли «гросбух» маньяка, в котором тот скрупулёзно вёл учёт убитых им людей, тщательно фиксируя кого «угостил микстурой» и что потом взял с тела. Не гнушался порой даже обычного исподнего, застирывал его и продавал в городе.
Чем дольше я читал, тем сильнее во мне росла ненависть к этому подонку.
К глубокому сожалению, в списках нашёлся и Виктор Яковлев, отец Оксаны Викторовны Хмарук. По всему выходило, что она осталась единственной из всей семьи.
— Слышь, Жор, а давай выпьем чуток? — предложил Климов.
— Нельзя, — покачал головой я. — Не имеем права расслабляться раньше времени. Вот доставим урода в тюрьму, а там… Там, может, и напьюсь.
Глава 19
Вид у Петра был такой, словно я нанёс ему смертельную обиду, смыть которую можно только кровью. При этом он так смешно надул губы и скривил лицо, что я не выдержал и фыркнул.
— Слышь, Петь, хватит дуться! Я же не виноват, что оно вот так, без тебя, получилось. Откуда ж мне было знать, что Башкатов именно в этот день на убийство пойдёт?
Слова подействовали.
— Чтоб я хоть ещё раз тебя одного оставил! — воскликнул напарник, меняя гнев на милость. — Ты ж всех бандитов в Ростове без нас переловишь.
Паша Рыженко поддержал друга.
— А как ты думаешь — почему его к нам в Ростов сплавили? Видать, в Москве ему уже вообще делать нечего — все тюрьмы переполнены.
— Так, хватит надо мной прикалываться, парни! — смущённо пробормотал я.
Ростовские сыщика захохотали, через мгновение к ним присоединился и я. Как же здорово находиться среди этих жизнерадостных и полных оптимизма ребят! Словно я дома.
— Ну всё, теперь жди награды, — отсмеявшись, произнёс Пётр. — Художникова уже в горком вызвали, судя по довольному лицу — будут хвалить. А там, глядишь, и тебе кое-что перепадёт. Ну и нам, грешным, авось какая косточка достанется…
Когда начальник угро понял, какой пласт нераскрытых дел нам удалось поднять, он и впрямь был на седьмом небе от счастья. Башкатов охотно давал показания, правда, пытался гнуть прежнюю линию, что, дескать, боролся таким изуверским способом с врагами советской власти.
— Ивану Никитовичу вообще спасибо за всё, — заметил я. — Это он, как обещал, решил наш жилищный вопрос.
С подачи начальника угро для нас, погорельцев, отыскали комнату в коммунальной квартире, а сгоревший дом обещали восстановить за казённый счёт. Спасибо соседям, они вовремя включились в тушение пожара, и жилище Петра не выгорело дотла.