Ростов-папа
Шрифт:
Тигран без особого энтузиазма пожимает плечами.
— Только в определённом смысле. Хорошая была девочка, ласковая.
— Давай без подробностей, — хмурится Левон.
Я снова гляжу на серёжки, меня словно зациклило на них. Не удивлюсь, если и ночью приснятся. Желательно, без владелицы. Мертвецов мне и наяву хватает.
— Петь, — прошу я, — проверь её украшения по сводкам. Может проходили где…
— Не учи учёного, — смеётся он. — Одно жаль: Кабанчика упустили. Его теперь хрен разыщешь.
— Так давай тут засаду оставим. Может, он сюда ещё вернётся.
— После той пальбы, что мы тут устроили… Да он за версту эту малину обходить будет. Ладно, сколько верёвочке не виться, а конец всё равно будет. Поймаем ещё, не сегодня, так завтра.
— А что со мной будет? — спрашивает вдруг уцелевшая девица.
Ей повезло больше всех, она даже не ранена.
— Следователь решит.
— Так я ж ничего не делала, — плаксиво кривит и без того не самое привлекательное личико она.
— Заткнись по-хорошему, а? — не выдерживает Паша.
Проститутка мгновенно затыкается, последовав его совету.
Пока появляется выдернутый из дома следак, подкатывает труповозка, проходит уже не один час. Чихающая и кашляющая машина привозит Художникова.
Он сокрушённо рассматривает изрешечённую пулями гостиную.
— А без стрельбы, что никак не получилось? — строго спрашивает он, однако по реакции парней понимаю, что разгон и прочие кары небесные нам не светят.
— Мы пытались, — вздыхает Левон. — Они первыми начали, тогда и нам пришлось пошмалять…
Как ни странное, его абсолютно несерьёзное объяснение приводит Художникова в хорошее расположение духа.
— Ладно хоть сами под пули не подставились, — облегчённо резюмирует начальник угро. — Если б москвича пристрелили, как бы я тогда наверх отписывался?
— Не, Жора у нас молодец, — хвалит меня Пётр. — Первым в хазу ворвался, не струсил.
Художников внимательно смотрит на меня, отвечаю ему улыбкой, дескать, что поделаешь, оно как-то само вышло.
— Значит так, — командует начальник угро, — Ты, Михайлов, забирай с собой Быстрова и вези его на квартиру. Наш гость сегодня с дороги и уже на приключения нарвался.
— Так а как же? — растерянно смотрит на трупы Пётр.
— Без вас отпишемся.
— Товарищ Художников, — выступаю вперёд я.
— Что такое, Быстров?
— Разрешите в деле об ограблении Общества взаимного кредита покопаться…
— Зачем это вам, Быстров? Три с лишним года уже прошло, — удивлённо прищуривает глаза Художников.
— Из профессионального интереса. Вы не волнуйтесь, буду заниматься этим только в свободное от работы время. Например, сейчас.
— Михайлов, проведи товарища Быстрова в наш архив и помоги, чем можешь.
Пётр недовольно косится на меня.
— Ну вот, Жора, а я думал пивка с тобой попить!
— Пиво от нас никуда не денется! — заверяю я.
Время уже позднее, и архив уже закрыт. Пётр забирает ключ у дежурного и, ворча, отпирает замок.
— Заходи, раз тебе больше заняться нечем.
Архив занимает целую комнату: шкафы, папки, вездесущая пыль. Внимание привлекают старые, явно дореволюционные дела. Я оглядываю их с уважением.
— Ничего себе.
— Что, нравится?
— Повезло вам! У нас с архивом и картотекой просто беда: после февраля семнадцатого уголовная сволочь всё, до чего дотянулась, уничтожила. До сих пор восстановить не можем.
Пётр ухмыляется.
— У нас тоже сначала не всё слава богу было.
— Да по всей стране так.
— У нас особый случай. Было это в прошлом году, когда предыдущий начальник угро, ну, что был до Художникова, сбежал.
— В каком смысле?
— Да в самом прямом. Попросту дезертировал вместе с ещё шестью сотрудниками. Ладно, не о нём речь! — продолжает Пётр. — Сбежал, туда ему и дорога! Хуже всего, что вместе с ним пропала и картотека. Мы уж было рукой махнули, начали заново всё собирать, как вдруг приходит заведующий регистрационным бюро и сообщает: на чердаке угрозыска найдены какие-то документы. Полезли туда, ба! Да это же та самая пропавшая картотека. Начали её восстанавливать и вдруг — бац! Лежит себе спокойненько папочка с тесёмочкой, внутри фотография за номером 390, зарегистрированная аж в 1916-м году. А на карточке той преступник по кличке Стасик, который промышлял вооружёнными налётами и грабежами и вроде как угодил за решётку на очень большой срок.
— И к чему ты это мне рассказываешь?
— Ты погоди, не перебивай! — морщится Пётр. — Короче, опознали мы в том Стасике заместителя Художникова — Станислава Навойтова.
— Погоди, ты хочешь сказать, что у вас урка уголовным розыском рулил и никто ничего об этом не знал?
— Вроде того. Мужик кстати довольно геройский был, вроде тебя. Тоже в каждую заварушку первым лез.
— Ты говоришь — был?
Михайлов вздыхает. Ему явно не хочется пускаться в дальнейшие воспоминания. Что-то гложет его душу.
— Чекисты за ним пришли и арестовали. И больше от него ни слуху ни духу. Я так думаю — в расход пустили. У нас как раз несколько операций тогда сорвалось. Говорят, это он всю информацию бандитам сливал.
— Но ведь точно не знают? — почти в упор смотрю на него я.
Он грустно разводит руками.
— Ну… кто-то может и знает, только нам не говорит. Ладно, давай дело об ограблении Общества взаимного кредита искать. Там знаешь сколько материалов?! Читать не перечитать!
— Читать буду я, а ты пока серёжки по сводкам пробивай.
Глава 6
После разделения обязанностей, мы засели каждый за своё место и включили настольные лампы. Я углубился в чтение многотомного уголовного дела, а напарник, слюнявя палец, ворошил сводки, сверяя описание похищенного и украденного.
Чтобы хоть как-то скрасить время и утолить аппетит, мы заварили чай и теперь перед каждым стоял стакан с терпким напитком.
К «чайковскому» не помешала бы пара бутербродов с колбасой и сыром, но чего не было, того не было, пили, как говорится «с таком».